Свои люди - Майнтер Дж. - Страница 1

• 1/32
• Следующая

Мы познакомились с Пэтчем в пятом классе и сразу же приняли его в свою компанию. До этого нас было четверо: Арно Вальденбургер, Микки Пардо, Дэвид Гробарт и я — Джонатан.

Мы тогда должны были надевать в школу синие рубашки и форму защитного цвета, поэтому казались ужасно одинаковыми Наши родители либо были приятелями, либо имели деловые связи. Все это, а также то, что наше знакомство началось еще в детском саду, объясняет, почему мы были лучшими друзьями Мы вместе играли в футбол, делали домашние задания и между собой говорили «лазер», имея в виду «пенис».

Потом появился Пэтч. По натуре он был бродяга, ходил с родителями на яхте с шести лет. Этот жизненный опыт оставил ему много веснушек, непокорные светлые волосы и некоторые странные способности: например, в школе он входил в класс и уходил с урока вне зависимости от звонка, потому что даже внутри помещения определял время по солнцу.

Нам тогда было всего 11 лет, а Пэтч был мужчиной.

Девчонки балдели от него. Почему? Он едва замечал их, вот почему. Он не был с ними слишком грубым, как, например, Микки, и не заигрывал с ними, как Арно. И не сердился, как Дэвид, когда они не разговаривали с ним.

Мы сразу вовлекли его в нашу компанию, считавшуюся крутой. Возможно, потому, что так же, как и другие, были поражены и озадачены им. И нас стало пятеро.

Пэтч был настолько отвязным, что мог, например, забыть надеть ботинки в школу. Когда учителя ему выговаривали, он стоял перед ними, глядя на них из-под полуприкрытых век и бормоча извинения, покате не отпускали его, махнув рукой. Что касается других в нашей компании: Арно был из нас самым красивым и самым шикарным. Рубашки ему покупали в каком-то специальном магазине на Мэдисон-авеню, а его темные волосы сохраняли прическу при любой суматохе; у него всегда был вид человека, стоящего выше других, и он умел этим пользоваться. Микки тогда производил впечатление человека неуравновешенного; он готов был в любой момент ввязаться с кем угодно в спор. Дэвид занимался спортом и, хотя и был несколько нервным, мог бы считаться нормальным, если это понятие можно применять к ученику пятого класса.

Нас всех уже тогда интересовали девчонки, мы старались их закадрить, и нам казалось остроумным называть это «Семь Минут в Раю». Теперь нам шестнадцать, и мы никак это не называем, но по-прежнему тратим на девчонок массу времени.

Тогда, в конце пятого класса, Арно поцеловал Молли, которая нравилась Дэвиду, а Дэвид из-за этого взбесился, и они круто подрались в загородном доме Пэтча в Гринвиче. После того случая мы договорились не целоваться с девчонкой, если кто-то из нас ясно дал понять, что она ему нравится; даже если девчонка об этом сама попросит.

При этом Пэтч попросил нас не устанавливать никаких других правил. Он знал, что просто не запомнит их, а значит, не сможет выполнять. Так что это было нашим единственным взаимным обещанием.

Я всегда старался сделать так, чтобы мы держались вместе. Ребята называли меня «клеем». Это было еще до того, как мои родители развелись и отец уехал жить в Лондон. Не знаю, почему я так действовал, словно какой-то пастух, но я всегда стремился собрать нас вместе, словно мне было от этого лучше. Словно вместе мы были в большей безопасности. Мы были своими: у нас был свой круг, хотя мы сами никогда так про себя не говорили. Нас было пятеро, и к началу этой истории казалось, что этого вполне достаточно.

— Спасибо, что взял меня с собой, — сказала Келли. У нее был легкий среднезападный акцент, одновременно привлекательный и раздражающий.

— Думаю, нам удастся повеселиться, — сказал я и этим ограничился, поскольку взять ее с собой было не моей идеей; это была идея моей мамы.

Мы сидели на заднем сиденье ее машины, которую должны были сразу же отпустить назад, когда приедем к дому моего друга Пэтча на Перри-стрит.

— Ты не хочешь мне немного рассказать о них? — спросила Келли.

— О ком?

— О тех, кого мы скоро увидим? — рассмеялась она.

Она, казалось, не испытывала никакого смущения и чувствовала себя комфортно. Я бы на ее месте так не смог, поскольку мы ехали на вечеринку в Вест-Виллидж к моим хорошим друзьям, а Келли была моей Рузиной из Сент-Луиса, и она не имела ни малейшего представления, с чем она там столкнется.

Келли была хорошенькая, этакая светленькая милашка вроде Бриттании Мерфи. Она нарядилась в короткую белую юбку и розовый свитер ради парадного обеда по случаю их приезда; на обеде были наши мамы и еще десяток гостей, включая маминого инструктора по йоге и ее делового партнера.

Потом, когда наши мамы попивали амаретто в ожидании десерта — шоколадного суфле и ванильного мороженого, которое они вовсе не собирались есть, я решил свалить оттуда. Уже натягивая пиджак, я услышал, как моя мама громким шепотом сказала мне:

«Возьми ее с собой».

Келли оживилась. «Возьми меня с собой!» — сказала она грудным голосом. Как я мог отказать? Моя мама нечасто меня о чем-то просит, но сейчас она, очевидно, хотела расслабиться, выпить и предаться воспоминаниям со своей разведенной сестрой; и если бы я ей сейчас отказал, то потом мне пришлось бы выслушать много неприятного.

Келли приехала из Сент-Луиса посмотреть Нью-Йорк и побывать на собеседовании в нескольких университетах. Она была старшеклассницей, немного старше меня; последний раз я ее видел три года назад, и, по-моему, с тех пор она почувствовала вкус к риску, если можно так сказать. Наверно, она там у себя тусовалась; но ведь пригороды Сент-Луиса, при всем к ним уважении, это не Нью-Йорк.

— Это трудно объяснить, — сказал я.

Мы теперь были на Кэнал-стрит. У меня непроизвольно дрожало колено; я положил ногу на ногу и уставился на свои замшевые мокасины.

— Что именно? — спросила она.

У нее был приятный голос и зеленые глаза, слегка скошенные к переносице. Кошачьи глаза. К тому же она была высокой. Да, она определенно была сексуальна, но при этом казалась слишком восторженной, и я сомневался, как ее воспримут в моем кругу.

— Что касается моих друзей — то проблема в том, что довольно трудно собрать нас в одном месте в одно время.

— И ты взял на себя эту работу?

— Не совсем. Хотя мы близкие приятели, сейчас учимся в разных школах; и я как бы скрепляю нашу компанию.

— Скрепляешь?

— Да, что-то вроде главного организатора.

— В любом случае, я рада, что смогла свалить от матери.

Келли достала зеркальце и стала подкрашивать губы розовой помадой.

Что я мог с ней поделать? Я мог потом отправить ее на такси домой, где ее мама занимала комнату для гостей, а сама она комнату моего брата Теда, который сейчас был на первом курсе университета. Нет, это не годится. Что еще? Она могла сломаться и уснуть на полу в кухне Пэтча, обняв одной рукой ножку стула, а другой — бутылку вина. Моя тетка Джейн потом меня со свету сживет.

Я наблюдал за Келли, которая глазела в окно (мы ехали по Вест-Виллидж). Она была возбуждена — казалось, не могла наглядеться на Манхэттен.

— Я приезжала сюда в начале прошлого года, — говорила она. — Это было сразу после того, как моя мама выгнала отца, родители тогда совсем не контролировали ситуацию, и мы с несколькими девчонками приехали сюда и хорошо оттянулись. Мы два часа катались по Таймс-сквер. Это было круто.

— Да? Круто? — хмыкнул я.

Энди, шофер моей матери, свернул в Гринвич и остановился на Перри.

— Спасибо, — сказал я.

Он, как всегда, ничего не ответил.

Было начало октября. Прохладно. Недавно прошел дождь, и крупные капли время от времени падали на нас с деревьев. Мокрая улица блестела. Я постарался ни о чем не думать и не нервничать; просто удовлетвориться тем, что вечер приятный и обещает много всего интересного, даже если пришлось взять с собой Келли. Я одернул пиджак, поправил воротник своей стильной рубашки от Prada и откинул волосы со лба.

• 1/32
• Следующая