Королева - Майлз Розалин - Страница 24

• Предыдущая
• 24/41
• Следующая

— Ваше Величество, вы вся в огне, лоб горит!

Милое бледное личико Марии Сидни полной луною расплывалось перед глазами. Она так похожа на Робина — или это Робин? Пахнуло сырой землей. Я лежала на траве. Где мой лорд?

— Послали за носилками… сейчас Ваше Величество доставят домой…

Я мучительно повела глазами. Вот и он, на коленях рядом со мной, лицо искажено досадою и тревогой.

— Что я за негодяй, потащил вашу милость невесть зачем в такое пекло!

— Нет, Робин, нет! — Я почувствовала прилив сил. — Со мной все в порядке! — Я с трудом села, Робин и Сидни помогли мне встать.

Однако я с благодарностью опиралась на Робинову руку, покуда мы медленно брели назад, с благодарностью чувствовала его жаркое пожатие, счастливая тем, что между нами произошло.

Ибо теперь я увидела ясно: моя любовь к нему не умерла, никогда и не умирала, это было временное затмение, вызванное прошедшей между нами зловещей планетой. А теперь мы вернулись на предписанные сферы, любовь наша засияла вновь, и мы сторицей вернем все, что потеряли, все упущенное время. Теперь я могу показать, как я его ценю — его правдивый рассказ о Екатерине, его терпеливо ждавшую до сего дня любовь.

Однако почему я не чувствовала всей полноты счастья? Почему день за днем у меня раскалывалась голова и летний жар преследовал меня повсюду?

— Вашему Величеству нездоровится?

Тревога Марии Сидни выражала ее заботливую натуру, но вызывала у меня лишь беспричинную досаду.

— Ничего подобного. Сидни. Я совершенно здорова! Просто это бабье лето меня утомило.

А сейчас слишком жарко для начала октября…

Идемте, Робин! Хорошая прогулка — и все как рукой снимет.

Мы вышли в осенний золотисто-бронзовый парк… Робин рядом — чего еще желать моему лихорадочно бьющемуся сердцу? Однако я по-прежнему не могла стряхнуть непривычную сонливость, этот досадный жар. А солнце, похоже, начало клониться к западу раньше, чем я думала, потому что внезапно резко похолодало.

Я задрожала. Робин изумленно и раздумчиво смотрел на меня. «Быстрее! — велела я. — Быстрее, чтобы разогнать кровь!»

И к тому времени, как мы вернулись во дворец, кровь моя изрядно разогрелась.

— Вот видите, — рассмеялась я в кислое лицо Робина. — Теперь перед ужином я приму ванну и выйду к вам свежая, как сад тюдоровских роз, — вы решите, что время побежало вспять и наступил июнь!

— Ванну?

Это Кэт.

— Мадам, одумайтесь! Вы принимали ванну меньше года назад! И после прогулки — об этом не может быть и речи!

— Кэт, ванну! — Приказ прозвучал визгливее, чем мне хотелось. — Я приму ванну!

И пусть поварята нагреют воду погорячее!

Поварята расстарались. Лежа в большой медной, покрытой латунью ванне, я видела, как мое алебастрово-белое, словно предзакатный небосвод, тело идет безобразными красными пятнами.

— Парри! Кэт!

Они были рядом, служанки держали наготове большие, как скатерть, прохладные белые салфетки, но обе дамы смотрели на меня как-то странно.

— Вашему Величеству следует лечь в постель.

Голос Кэт не допускал возражений. Почему она такая хмурая, такая старая и встревоженная?

Я рассмеялась беспечным заливистым смехом, совсем не моим.

— Кэт, нет! Я ужинаю с лордом Робертом!

Пусть стол в приемном покое украсят боярышником и маргаритками, а опочивальню надушат лавандой и розовым маслом…

Почему я так медленно двигаюсь? Я села за туалетный стол и велела Парри приготовить белила. В углу Кэт разговаривала с Анной Уорвик, шумная Леттис спорила с новой фрейлиной, Радклифф, взятой на место Джейн Сеймур. Как болезненно отдавался в голове ее голос! Не хочу ее слышать — позову лучше Марию Сидни. «На сегодня черное платье. Сидни, скажите мастерице по уборам… Может быть, итальянское бархатное с жемчужной сеткой и новый воротник из Милана… Ой, кто это?»

За моей спиною в зеркале появился мужчина.

Смотревшее на меня лицо, челюсть, борода — все выражало напряженную озабоченность, круглые глазки буравили меня насквозь.

— Кто вы? И почему глядите на меня так, сэр?

Мужчины так на меня не смотрят! И почему он не преклонил колено? Что за возмутительная бесцеремонность!

— Ученый и врач, мадам, — гордо объявил он, — из Гейдельбурга, посетил Лондон.

Меня взбесил его тявкающий немецкий акцент. Голова раскалывалась.

— Лондон — возможно, однако при чем здесь я?

Он наклонился вперед, без спроса положил мне руку на лоб, другой потянул за подбородок и заглянул в рот.

— Потому что, — сказал он кратко, — вы опасно больны, леди. У вас оспа.

От ярости у меня потемнело в глазах.

— У меня?! Дерзкий немецкий мужлан! Как вы смеете так со мной обходиться? Лгать мне в лицо!

— Я есть мужлан… лжец? — Лицо его стало чуть не краснее моего. — Прошу прощения. — Он топнул ногой и вышел.

— Скатертью дорожка! — прохрипела я. — А теперь, Парри, самые лучшие белила… Сидни, платье… я буду ужинать с Робином и ангелами, яркими сонмами ангелов на сверкающих крыльях…

Я лежала в кровати.

Как я здесь очутилась?

До чего же холодно, до чего же холодно и зябко…

Лицо щекотал мех, на тело давила перина, такая тяжелая, что я не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой. Издали доносились голоса Анны Уорвик, Сидни и Радклифф, Кэт и Парри, двоюродного деда Говарда, а это кто? Кажется, кузен Генри. Он-то здесь зачем?

Торопливый шепот, кто-то плачет — не пойму, кто это.

— Он единственный лечит оспу… приехал из Брюсселя и спас леди Ласи, когда у нее все тело пошло язвочками… живого места не было… Его надо вернуть!

— Уже посылали. Он сказал, что не вернется… после того, как королева обозвала его мужланом!

Мужской голос — Робина, его-то я по крайней мере узнала:

— Я с этим мужланом разберусь!

Дверь хлопнула. Сколько времени прошло?

Минуты остановились. Затем послышались шаги множества ног, мужские голоса, и меньше чем в ярде от меня появилось лицо, которое я узнала сразу, несмотря на смоченную уксусом муслиновую повязку вокруг рта и качающийся между нами ароматический шарик.

— Мастер Сесил!

— Сэр Вильям, мадам, и уже давно — благодарение вашей милости.

— Мастер сэр Вильям… — пролепетала я невпопад. Когда он стал рыцарем? Как давно я правлю? Неважно. Сейчас он здесь. — Сэр мой секретарь! — Кажется, так правильно.

— Это ваш лорд-казначей Полет, ваш лорд-адмирал Клинтон, лорд-хранитель печати Бэкон, ваш двоюродный дед Говард, кузены Ноллис и Хансдон, лорд Бед форд…

Сесил продолжал бубнить. Зачем они все здесь? Голос то звучал, то снова пропадал:

— Ваша милость должны назначить преемника — сейчас, на смертном одре, благословить избранного вами наследника…

На смертном одре?

Я снова рассмеялась. Я не собираюсь умирать! А когда соберусь, да, прямо сейчас, только один человек достоин занять мой трон, править вместо меня.

— Назначьте лорда Роберта Дадли регентом Англии на веки вечные. Положите ему пенсион двенадцать тысяч фунтов…

Я услышала изумленный вздох — кто это, лорд-казначей?

— Да, вы правы, слишком мало… тогда на ваше усмотрение… скажем, пятьдесят тысяч, сто? И пенсион его слуге.

— Дадли! — Яростное шипение — конечно, это герцог Норфолк. — Теперь мы знаем, что таилось за его «преданностью» королеве! Он был ее любовником, и теперь она пытается сделать его королем!

— Нет! — жалобно возразила я. На Робина возводят напраслину — я этого не потерплю! — Господь свидетель, я такова, какой Он меня сотворил! Признаюсь, что люблю лорда Роберта — люблю всем сердцем! — всегда любила и всегда буду любить, но между нами не было ничего предосудительного — я невинна, он безупречен, иначе бы он не резвился сейчас в облаках над нами, смотрите, вот он, там, где солнце…

— Мадам, выпейте это! — Снова голос с немецким акцентом. — Лекарство выгонит оспу наружу.

— Оспу? — Я оттолкнула чашку. — Не хочу, чтобы оспа вылезла наружу! У меня лицо будет рябое, старое и безобразное!

• Предыдущая
• 24/41
• Следующая