Девственница - Майлз Розалин - Страница 32
- Предыдущая
- 32/43
- Следующая
За множеством хлопот и треволнений Мария тем не менее находила время бороться с дьяволом за мою душу. Неделями мы ссорились и препирались, она то подкупала меня алмазами, то грозила опалой и даже хуже, если я не смирюсь. При дворе я была бессильна и понимала, что единственный путь для меня — отступление. Пока Мария металась от одной крайности к другой, я все твердила свое: «Молю Ваше Величество о дозволении уехать к себе».
Наконец она сдалась, и я отправилась в Хэтфилд. Новое зимнее путешествие отнюдь не прибавило мне веселья. Мария — восходящее солнце, а я кто — закатившаяся звезда? Мы добирались до Хэтфилда словно разбитые в бою солдаты, которым предстоит восстановить силы или потерять все. Однако и в Хэтфилде мне не удалось укрыться от интриг Марииного двора. Не прошло и недели с моего приезда, как нас посетил гость.
— Сэр Джеймс Крофтс к вашим услугам, принцесса! — представился он с низким поклоном.
— Что вам угодно, сэр Джеймс?
В последний раз я видела его в Уонстеде в числе тех, кто поздравлял Марию с восшествием на престол. Жилистый, низкорослый, он был придворным моего брата; больше я о нем ничего не знала. Однако, преклонив колено и целуя мою руку, он сдавил мне пальцы, заглянул в глаза и прошептал:
— Отпустите всех, кроме самых доверенных служителей, миледи, — то, что я должен сказать, предназначено только для ваших ушей.
Не первую ли встречу с милордом Сеймуром, не его ли вольность в обращении с моей рукой напомнило это пожатие? Меня прошиб озноб. Даже в Хэтфилде у стен есть уши. Я кивнула.
— Давайте поговорим в парке.
На улице было сухо, солнце мужественно пробивалось сквозь тучки, никто не мог подслушать наш разговор.
— Итак, сэр?
Его голос дрожал от ярости.
— Ваша сестра обнародовала свой выбор. Она нарушила данное парламенту обещание — английским королем-супругом станет Филипп Испанский!
Горчайшая новость для каждого англичанина. Я чуть не потеряла дар речи. Он гневно продолжал:
— Наша страна окажется в подчинении у Папы и Испании, станет форпостом Священной Римской Империи! Англия этого не потерпит! Это недопустимо!
Мои губы напряглись.
— Что должно быть, будет.
— Есть лекарство. Лекарство.
«Но не для Марии», — слышалось в его тоне. Что, заговор против нее со мной в качестве пешки?
— На все воля Божья. Он снова вспыхнул.
— Однако если народ встанет на свою защиту… поднимет оружие за правое дело… разве это будет против Божьей воли. Его заповедей?
Я почуяла недоброе.
— Замолчите!
— Выслушайте меня, мадам! Если вас позовут править… спасти новую веру от гнусностей старой…
— Господь может позвать меня, как позвал мою сестру… препоручаю все Его мудрости!
Я пошла прочь, не слушая больше ни слова. Я чуяла заговор, чувствовала дуновение холодного ветра от его смертоносных крыл, реющих близко, до опасного близко. Если догадка моя верна, даже говорить об этом — измена.
Непрошеный секрет все равно что поцелуй постылого ухажера. Я не могу, не буду посягать на дочь моего отца и законную королеву! Однако безопасно ли оставаться в неведении? Нет, надо все разузнать. На следующий день я отправила вдогонку Крофтсу верного Чертей с поручением прощупать нашего посетителя и как можно скорее сообщить мне новости.
Через два дня вернулся мрачный Джон.
— У сэра Джеймса тайная квартира в Лондоне, в неприметном доме за Поултри, далеко от двора. Джентльмены приходят туда по двое, по трое, прикрыв лица и низко надвинув шляпы. Но всех их я знаю.
— И кто же они?
— Это сэр Вильям Томас, он был клерком совета при вашем батюшке и теперь боится возрождения папизма. Сэр Вильям Пикеринг служил при нашем посольстве во Франции и страшится испанского господства. Сэр Николае Трокмортон преданно служил вашему брату; он говорит, что не позволит свести на нет усилия доброго короля. А сэр Томас Уайет страшится брака королевы с испанцем; он утверждает, что при жизни его отца, ничего хорошего не вышло из брака короля с арагонской инфантой, и клянется отцовской памятью, мадам, что посадит на престол дочь Анны Болейн! Уайет.
— Значит, он их вожак?
— Да, миледи.
Уайет!
У меня сжалось сердце: все возвращается на круги своя! Я знала этого Уайета, я и сейчас видела его на ночной гулянке с моим покойным лордом Серреем и Вильямом Пикерингом в ту ночь у Темзы. Но я слышала и многое о другом Уайете, носившем эту фамилию прежде него: отец нынешнего Уайета любил мою мать.
Стоило ей впервые появиться при дворе, как мужчины устремились к ней, словно мотыльки на огонь. Еще до того, как король, ослепленный личным горем, ее заметил, она успела подпалить крылышки двум лучшим молодым придворным.
— Осторожнее, дочка, юный Гарри Перси положил на тебя глаз, — предостерегал ее отец, умный Томас Болейн.
— Глаз? — со смехом отвечала она. — Скажите уж, все сердце! Он клянется мне в любви!
Как и сам король, Гарри Перси, наследник одного из древнейших северных графств, полюбил ее с первого взгляда. И если б не ненависть отца к выскочкам Булленам — так назывались они до того, как переделали свою фамилию на французский манер, — ни за что бы с ней не расстался.
Другому ее обожателю тоже пришлось изведать горечь разлуки. Юный поэт, сын кентских соседей Болейнов, Том Уайет полюбил Анну еще в детстве. Теперь ему пришлось поневоле уступить ее королю.
Доведенный любовью до исступления, он рискнул жизнью, скрестив с августейшим соперником клинок гневного стиха:
Стрелок, я к лежке лани приведу! Что ж до меня, я выхожу из гона… У лани по ошейнику горят Алмазные слова предупрежденья:
«Noli me tangere», я цезарева стада.
Noli me tangere — не тронь меня. Уайет никогда ее больше не видел. Вынужденный жениться на нелюбимой, отправленный королем на чужбину, он сгинул молодым, оставив после себя лишь одного сына, мальчика Тома.
А теперь юный Уайет решил посадить на английский престол дочку Анны Болейн, чтобы таким образом отомстить за разбитую отцовскую любовь?
— Когда они хотят это сделать? — прошептала я, не разжимая губ.
— На Вербное воскресенье, мадам, в этот день в Англию должны прибыть испанский инфант и его свита. Народ будет гулять, дороги опустеют, ничто не помешает мятежникам войти в Лондон. Но боюсь…
— Чего же?
— Заговор течет, как решето! — с жаром произнес Чертей. — Сейчас декабрь — до марта что-нибудь да просочится наружу!
Он оказался прав. Мы получили всего три недели передышки — если можно назвать передышкой тревожные дни и пронизанные страхом ночи. На исходе третьей недели из Уайтхолла прискакал падающий от усталости гонец — он привез вести от того же доверенного человека, что сообщил мне про кончину Эдуарда.
— Все кончено… они проиграли.
Рассказ был короток. Совет проведал о заговоре, мятежникам пришлось выступать немедленно, слишком рано. Их не спасли и два громких имени. Первое — лорда Генри Грея, герцога Сеффолка, который усмотрел в этом последнюю возможность усадить на престол свою дочь Джейн. Вторым был не кто иной, как отвергнутый король-супруг Эдвард Кортни, который решил все-таки сделаться королем, но с другой королевой, а именно — со мной.
Итак — королева Елизавета, жена короля Эдварда?
Я должна была придать красоту и завершенность их замыслу: соединить последнего Плантагенета с последней Тюдор — значило бы довести чистоту английской королевской крови до последнего возможного градуса — цель, достойная такого риска. Кто бы все-таки занял престол, удайся их восстание, — я или Джейн? Они и сами не знали.
А теперь? Гонец повертел в руках забрызганную грязью шляпу и ответил:
— Народ остался верен королеве Марии, восстание подавлено. Сэр Томас Кортни, герцог Сеффолк и прочие мятежники в Тауэре. Идут поиски тайных пособников.
Пособников.
Я не участвовала в заговоре. Но это меня не спасет — ведь я была в самом центре изменнических планов!
- Предыдущая
- 32/43
- Следующая