Ожидая тебя - Майклз Кейси - Страница 18

• Предыдущая
• 18/62
• Следующая

Кипп наморщил лоб.

— Черт побери, Джек, почему у меня внезапно возникло чувство, будто ты не доверяешь мне? И мне вдруг пришло в голову, что ты давно в Лондоне. Я кое-что заметил. Речь о твоей одежде, Джек. Она явно лондонского покроя. И за неделю такого не сошьешь. И вот еще что. Ты не спросил ни о моей матери, Джек, ни о своем отце. Ты даже не спросил, живы ли Клэнси и Клуни. Не спросил, потому что уже все знал? Я прав?

Черты лица Джека немного смягчились.

— Прими мои искренние соболезнования по поводу кончины твоей матушки, Кипп. Леди Уиллоуби была смелая, замечательная женщина. Мы с Мери в неоплатном долгу перед ней.

— Спасибо. А твой отец?

— А что отец? Он умер два года назад, упав пьяным с лестницы. Уверен, ты не ждешь от меня сожаления по этому поводу и не боишься, что я жду от тебя соболезнования. Что касается Клэнси и Клуни, то я знаю, Кипп, что они тоже умерли, — тихо закончил Джек и в углу рта у него появился небольшой тик. Господи, как же он горевал, получив известие, что Клэнси и Клуни умерли один за другим от тяжелой болезни, которая прокатилась эпидемией по Линкольнширу.

Когда он получил письмо, в котором сообщалось о смерти актеров, он понял, что его время вышло, что пора возвращаться домой. Даже если он не был к этому готов, даже если он не завершил все свои дела. Он думал, что Клэнси и Клуни будут жить вечно, всегда будут с ним и Мери. Даже спустя шесть месяцев после их кончины он не хотел в нее верить. То, что он не увиделся с ними перед смертью, болью отзывалось в сердце. Это был еще один повод для отмщения.

Кипп начал шагать по комнате, стараясь понять Джека.

— Да, они умерли, а Алоизиус все еще жив. Но ты ведь и об этом знаешь, не так ли? Ты упомянул о нем так, будто знал, что он жив. Откуда ты это знаешь, Джек? У тебя что, было видение? Ты когда-нибудь задумывался над тем, какую цену Клэнси и Клуни — причем охотно, с радостью — заплатили, чтобы остаться с тобой и Мери, чтобы защитить вас?

— Осторожней, Кипп. Я люблю тебя, но не желаю, чтобы ты меня допрашивал. Не сейчас. У меня были причины на то, что я сделал, и на то, что собираюсь сделать.

Но Кипп словно его не слышал.

— Когда ты уехал, мы все стали защищать Мери, помогать ей. После того как ты убежал бог знает куда, чтобы зализывать раны. Ладно, тебе пришлось уехать. Согласен, у тебя не было выбора. Год, Джек. Самое большее — два года. Это бы я понял. Мери могла бы это понять. Но пять лет? Господи, Джек, я не хочу говорить о богатстве, или каких-то там Уолтерах, или даже о Клэнси и Клуни. Мы же думали, что ты умер!

— Я предполагал, что вы можете так подумать. Так было лучше.

— Лучше для кого? — Кипп покачал головой, внимательно глядя на Джека. — Нет, не говори. Я не хочу об этом слышать. Поговорим о богатстве, ладно? Как это ты стал так чертовски богат, Джек? Расскажи хоть об этом, раз уж говоришь, что любишь меня. Пиратство? Карточная игра? Или в Америке ты был более удачливым разбойником, чем здесь? Что бы ты ни делал, где бы ты ни был, ничем нельзя хоть как-то оправдать, что ты оставил молодую жену в Колтрейн-Хаусе на целых пять лет. Ничем.

— Если это так, я не стану ничего объяснять. Я благодарен тебе Кипп, за то добро, которое ты и твоя мать сделали для Мери и меня. Я прошу прощения за то, что произошло той ночью, за те побои, которые ты из-за меня вытерпел. Но повторяю: я не должен тебе объяснять, что я делал, покинув Англию, и что собираюсь сделать теперь. Если хочешь, расскажи мне о Мери, не хочешь — не рассказывай. Я уверен, что сам все узнаю, когда мы с Уолтером переедем в Колтрейн-Хаус.

Кипп остановился и посмотрел в упор на человека, которого, как он думал, любил, как брата.

— Я знаю, что он избил тебя, Джек, что он угрожал тебе и ты сломался. А в обмен на наследство Мери он не передал нас правосудию. Я знаю, что ты ненавидишь себя за то, что упустил шанс для Мери уехать из Колтрейн-Хауса. Но черт возьми! Не Август разбил ее сердце. Это сделал ты. Рассказать тебе о Мери? Я расскажу тебе, Джек. Я буду счастлив рассказать тебе о ней. Она презирает тебя. Твоя жена тебя пре-зи-ра-ет! И дай ей Бог силы!

Джек сидел и смотрел, как друг его детства вышел из комнаты, из дома и скорее всего из его жизни.

Он встал, взял пустой стакан и подошел к висевшему в углу шнуру с колокольчиком на конце. Надо будет сказать дворецкому, что к ужину будет на одного человека меньше.

Мери торопливо вошла в большую гостиную: удобные бриджи и высокие сапоги для верховой езды не стесняли ее движений. Она кивнула в знак приветствия Генри Шерлоку, который тут же начал вещать о чем-то, что совершенно ее не интересовало. Все утро она объезжала поля и была недовольна тем, что ее позвали, чтобы встретиться с Генри. Наверняка он собрался сообщить ей какие-нибудь плохие новости. «У него это так хорошо всегда получается», — со вздохом подумала она.

Она не стала садиться, а направилась через всю комнату к большому, до блеска отполированному зеркалу, висевшему над старым, изрезанным, но тоже отполированным столиком. Возможно, Колтрейн-Хаус и разрушается, но Хани Максвелл по крайней мере старается содержать эти руины в чистоте.

Мери вполуха слушала монотонный рассказ Генри Шерлока о финансовом состоянии дел. Посмотрела на себя в зеркало, состроила гримасу и небрежно потрогала свои встрепанные кудри. Она отращивала волосы, чтобы они спускались ниже плеч и их можно было либо распускать, либо перевязывать кожаным ремешком. Сегодня она явно совершила ошибку, не перевязав их. После ванны ей придется потратить несколько часов, чтобы распутать это гнездо.

Мери наклонилась поближе к зеркалу, вынула из кармана носовой платок и уголком стала доставать из глаза попавшую туда соринку. Потом поплевала на платок и потерла пятно грязи на щеке. Вообще-то она избегала зеркал. Глаза у нее слишком большие, слишком голубые, а уж рот — шире не бывает. В отличие от Джека ее не брал загар, зато веснушек было хоть отбавляй, и это всегда ее раздражало. Надо все-таки надевать шляпу, когда светит солнце, подумала она. Но как неохота даже думать об этом!

Засовывая носовой платок в карман узких бриджей, она заметила, что белая мужская рубашка слишком облегает ее полную грудь. Она недовольно поморщилась: наверное, следует надевать сверху жилет даже в такую теплую погоду, как сегодня. Грудь была сейчас гораздо больше, чем в то время, когда она только набухала, вызывая у Джека отвращение. Сколько ей тогда было лет? Тринадцать? Четырнадцать? Казалось, это было так давно. Или только вчера.

Против обыкновения, Мери, оценивая себя, довольно долго смотрела в зеркало. Скоро она вступит в зрелый возраст. Ей исполнится двадцать два. В это трудно было поверить, но через три месяца ей стукнет двадцать два. Или через пять месяцев, а может, и через один. Мери не знала на самом деле точную дату своего рождения.

Праздновали его тридцать первого июля. Клэнси и Клуни выбрали эту дату, потому что никто не хотел спрашивать Августа, знает ли он, когда она родилась. В ее памяти остались воспоминания о чудесных днях рождения, о вечеринках, которые устраивали в ее честь, о глупых, но трогательных подарках, которые она получала. А в день, когда ей исполнилось тринадцать лет, Клэнси, Клуни и все слуги специально для нее сыграли в большой гостиной «Сон в летнюю ночь». Джек сыграл роль Пака. Как же много было у нее приятных воспоминаний!

Она заморгала, сдерживая слезы, которые всегда наворачивались, когда она вспоминала Клэнси и Клуни. Своих дорогих, дорогих друзей. Они были ее единственной семьей, но ей и не нужна была другая.

А потом, отвернувшись от зеркала, она улыбнулась и обхватила себя руками. Да, ее дорогие друзья умерли. Но они не ушли. Однако она не смела ни с кем этим поделиться, а то еще, чего доброго, подумают, что она от горя свихнулась. Но она была уверена, что Клуни и Клэнси были здесь, в Колтрейн-Хаусе, потому что они все еще, как и она, ожидают возвращения Джека.

• Предыдущая
• 18/62
• Следующая