Мастерская пряток - Морозова Вера Александровна - Страница 4

• Предыдущая
• 4/60
• Следующая

Мария Петровна во время работы любила прохаживаться по комнате — уставала от долгого сидения. Вот и сейчас встала и прошлась.

Дождь все не прекращался и барабанил с остервенением. В потоках воды кружили листья, сорванные ветром, то исчезая, то появляясь. Временами возникали запруды, которые в бешенстве крушили поток.

Загремел гром, и на белых занавесках запрыгали яркие всполохи молний. Налетел ветер, низко наклонил стоявшую на углу дома березку. Тонкую. С широкими листьями. Гибкую. Ветер трепал ветви, словно девичьи косы. Ствол потемнел, а в солнечные дни был голубым. И листья шуршали, переговаривались. Только ветру не сломать березки… Не сломать…

Мария Петровна улыбнулась своим думам и подошла к дивану. На подушке нежилась Лелина кукла. Голубые глаза, уставшие от долгой бессонницы, с недоумением смотрели на Марию Петровну. Руки она сложила на коленях и сидела напряженная, словно боялась помять юбку с оборками.

Люди придумали, что куклы ничего не понимают и не чувствуют. Только все это неправда. Куклы умеют и радоваться, и обижаться, и быть верными друзьями. Одни дети знают правду о куклах — вот почему они так и любят друг друга.

Вздохнув, Мария Петровна взяла куклу на руки. Вздрогнула от неожиданности, услышав, как кукла сказала: «ма-ма». Потом улыбнулась и попросила, будто живую:

— Потерпи, Жужу… Потерпи…

Кукла, казалось, с укором следила за Марией Петровной. Красные улыбчивые губы вытянула в ниточку. Странные игры придумывают эти взрослые. Сейчас начнет ее раздевать. А зачем? На дворе — дождь, непогода… Брр… Кукла закрыла глаза и молчала. Это было дурно. Кукла обязана говорить и улыбаться, когда ее брали на руки. Лучше уснуть и не видеть этих чудачеств взрослых… Обычно Леля ее гладит по волосам прежде, чем взять на руки, а Мария Петровна забывала… Конечно, она рада, что попала в этот дом. Здесь весело, ее не дергают за волосы, не тащат купать в платье, как в других домах. Да и что за удовольствие — лежать в коробке да пылиться у купца Сидорова? «Ни радости, ни огорчений, из которых состоит жизнь», — по словам Василия Семеновича. Все было бы прекрасно, если бы не Мария Петровна…

Мария Петровна осторожно сняла с куклы чепец, полюбовалась на отливающие золотом волосы. Лампа горела десятилинейная и широко разбрасывала свет во все стороны. Потом повернула куклу на спину, провела рукой по волосам, будто хотела успокоить. Расстегнула кнопки на вороте, подняла кверху руки и со всякими предосторожностями сняла платье. И тонкую батистовую рубашку, отделанную лентами. Кукла осталась в нижней кружевной юбке, в белых чулках и сафьяновых туфельках.

— Разодели тебя как принцессу — и в кружева, и в батист, и лент не пожалели, — то ли с удивлением, то ли с удовольствием проговорила Мария Петровна и взяла в руки ножницы.

Кукла закрыла глаза, да так крепко, что стали видны одни ресницы. Длинные, пушистые.

Ножницы короткие, с закругленными концами. Мария Петровна быстро и ловко отпарывала головку у куклы. Работала осторожно, чтобы не повредить матерчатой грудки. Вынула белые нитки и сняла головку. Потом взяла маленький пинцет и принялась извлекать из головки бумажные трубочки.

Как бы удивилась Леля, если бы узнала, что в головке Жужу находится целый тайник — здесь и ключи-разгадки к шифрам, и тайные адреса агентов в других городах, и пароли — заветные слова, по которым узнавали революционеры друг друга, — и важные письма, которые невозможно доверить почте. Приходилось ждать оказии, чтобы передать их с верным человеком, запрятав в корешок книги или в двойное дно чемодана.

Помимо всего, Мария Петровна — секретарь городского комитета РСДРП, так называли большевистскую партию в те времена. И много у нее дел по подполью, которые именовались техникой, — и надежные адреса, по которым спасались от ареста, и фальшивые паспорта для тех, кто не мог жить по своему настоящему, ибо разыскивался полицией, и пароли, и явки для каждого уезжавшего по партийным делам в другие города.

Память у Марии Петровны блестящая и секретов знала великое множество, но все упомнить невозможно. Вот и требовались записи. Только особые — конспиративные.

Работы невпроворот. Перевезти газету «Искра» из одного города в другой — дело не простое. Нужно было держать связь со множеством людей, причастных к революции, и здесь без записей не обойтись. А записи нужно прятать. Так в доме на Мало-Сергиевской появились тайники.

Тайник в головке куклы небольшой, но очень важный. Какие бы деньги заплатили в полиции, чтобы узнать секреты! Свобода многих людей находилась в голове куклы! Не провалить людей, уберечь от ареста — в этом большая заботушка профессионального революционера. Профессиональным революционером и являлась Мария Петровна Голубева.

Мария Петровна очень осторожна в своей работе и так бережна к секретам. Секреты принадлежали не ей, а партии.

Мария Петровна аккуратно засунула записочки, дополнив их сведениями. И вновь принялась за куклу. Все хорошо — глаза у Жужу закрываются. Мария Петровна встряхнула куклу. Жужу захлопала ресницами и широко распахнула глаза. Игла с толстой ниткой замелькала в руках. Стежок… Стежок… Стежок… Кукла попискивала, когда ее переворачивали с боку на бок. Мария Петровна быстро одевала Жужу. Теперь у Жужу глаза веселые. Вот и платье в сборках, и чепчик на голове. Хорошо-то как! И по волосам погладила Мария Петровна на прощание, как Леля. «Поблагодарила за терпение, — подумала Жужу. — Славная она все же». Леле кукла решила ничего не говорить. Первый раз испугалась, легко сказать — голову отделили от туловища… Но потом пообвыкла. Эти взрослые так странно играют в куклы.

Наконец Жужу усадили на подушку. Кукла раскрыла глаза и приготовилась ждать рассвет.

Мария Петровна отправилась спать. Пробиралась осторожно, чтобы не разбудить девочек.

Над Волгой летали чайки. Белоснежные. С черным клювом, красными перепончатыми лапками и с глазами-бусинками. Они взмывали с громким криком ввысь, разрезая небо, и пропадали вдали, поглощенные голубизной. По небу лениво проползали розовые облака, подкрашенные солнцем. Облака блуждали по небу, то сгрудивались, нависая над рекой, то исчезали в легкой дымке.

Волга казалась бескрайней, на линии горизонта сливаясь с небом, с редкими белыми барашками на волнах, которые отчетливо выделялись на глади воды. С легким шумом накатывались волны на пристань, ударялись о волнорезы и рассыпались миллионами брызг. И тогда в них вспыхивала многоцветной дугой радуга.

Волны приносили и чаек, которые прилепились к гребню и оглашали пристань ленивым криком. Чайки болтались на волнах и, вдруг испуганно хлопнув крыльями, резко взмывали в небо.

На пристани многолюдно. Началась навигация, и первые пароходы величаво раскачивались на воде, прикрученные крепкими толстыми канатами.

На пристани играла музыка. Горели на солнце начищенные трубы да медные пуговицы у музыкантов. Оркестр был военный. Дирижер с перетянутой талией взмахивал палочкой и напевал. Прогуливались дамы в модных туалетах, заученно улыбались знакомым, кивали большими шляпами с перьями и лентами. Дети в матросках гоняли обруч. Слышались окрики на французском языке. Это гувернантки внушали правила хорошего тона детям.

Неожиданно подул северный ветер, холодный, резкий. И пристань начала пустеть.

— Вот и славно, что я вас, мои девочки, потеплее одела. — Мария Петровна подняла воротничок бархатного пальто у Кати и коротко бросила Леле: — Застегни пуговицы. Не ровен час, продует.

На пристани Голубевы оказались совершенно неожиданно. Утром сидели в столовой и пили чай. День был воскресный, и папа на службу в земскую управу не пошел. Он появился к чаю в халате, с закутанной шеей. В последнее время папа прихварывал. Папа поцеловал детей и сел на свое место у самовара. От еды отказался и попросил маму налить чаю покрепче. Обхватил тонкими пальцами стакан и молча принялся просматривать газеты. Газеты подала Марфуша на маленьком подносике.

• Предыдущая
• 4/60
• Следующая