Сумерки - Майер Стефани Морган - Страница 49

• Предыдущая
• 49/73
• Следующая

Я понемногу успокаивалась, оглядывая просторный холл.

— Что, твои ожидания не оправдались? — самодовольно поинтересовался Эдвард.

— Не совсем, — призналась я.

— Ни гробов, ни черепов по углам! Вроде бы даже паутины нет, какая жалость!

— Очень просторно и много света, — не обращая ; внимания на его ерничество, проговорила я.

— Домом мы всегда гордились!

Колыбельная, которую играл Эдвард, моя колыбельная, приближалась к концу, но финальные аккорды оказались неожиданно грустными. Последняя резкая нота, и в холле повисла тишина.

— Спасибо, — пробормотала я, только сейчас почувствовав, что на глаза навернулись слезы. Смутившись, я стала вытирать их платком.

Одну слезинку я все же пропустила, и ее аккуратно стер Эдвард. Подняв влажный палец, он внимательно на него посмотрел и быстро поднес к губам.

Я не знала, что сказать, а Эдвард мечтательно закатил глаза и улыбнулся.

— Хочешь посмотреть другие комнаты?

— А гробов правда нет? — уточнила я, надеясь, что за сарказмом не слышно беспокойства.

Улыбнувшись, он взял меня за руку и повел к лестнице.

— Никаких гробов, обещаю!

По высоким ступеням мы поднялись на второй этаж. Деревянные перила были гладкие, как шелк. Так, значит цветовая гамма второго этажа совсем иная — стены обшиты деревянными панелями медового цвета, того же оттенка, что и половицы.

— Комната Розали и Эмметта, кабинет Карлайла, комната Элис, — показывал на закрытые двери Эдвард.

В конце коридора я остановилась как вкопанная и уставилась на деревянное украшение на стене. Заметив мое смущение, он улыбнулся.

— Можешь смеяться. Вот уж действительно парадокс!

Я и не думала смеяться; более того, рука непроизвольно потянулась к большому деревянному кресту, темнеющему на фоне светлой стены. Однако дотронуться до него я не решилась — просто хотелось узнать, действительно ли крест такой гладкий, каким кажется.

— Наверное, он очень старый…

— Середина семнадцатого века, — пожал плечами Эдвард.

— Зачем вы его здесь держите? — поинтересовалась я.

— Ностальгия, крест принадлежал отцу Карлайла.

— Он коллекционировал антиквариат?

— Нет, — тихо засмеялся Эдвард, — он вырезал его сам. Когда-то крест висел на стене в приходе, где он служил.

Не знаю, отразилось ли на моем лице удивление, но на всякий случай я перевела взгляд на древний крест. Применив элементарную арифметику, я поняла, что кресту более трехсот пятидесяти лет. Я молчала, пытаясь осмыслить такой огромный временной промежуток.

— О чем ты думаешь? — спросил Эдвард.

— Сколько лет Карлайлу? — промолвила я, по-прежнему глядя на крест.

— Он недавно отпраздновал трехсот шестьдесят второй день рождения.

Наконец-то оторвавшись от креста, я посмотрела на Эдварда. В голове уже теснились вопросы.

Задать их я не успела, он без труда понял, что я хочу узнать.

— Карлайл родился в Лондоне примерно в 1640 году, незадолго до правления Кромвеля. Точнее сказать невозможно, даты рождения простолюдинов тогда не записывали.

Понимая, что Эдвард за мной искоса наблюдает, я старалась не показать волнения. Обдумать все можно потом, дома, в спокойной обстановке.

— Он был единственным сыном англиканского священника. Мать умерла при родах, и Карлайл ос тался с отцом, человеком крайне нетерпимым. Когда протестанты пришли к власти, священник участвовал в гонениях католиков и представителей других религий. А еще он твердо верил в существование зла и возглавлял облавы на ведьм, оборотней и.. вампиров.

Услышав это слово, я замерла, однако Эдвард, похоже, ничего не заметил и рассказывал дальше.

— Они сожгли сотни невинных людей, потому что тех, на кого устраивались облавы, поймать куда труднее. Состарившись, пастырь поставил во главе рейдов своего послушного сына. Сначала Карлайл приносил одни разочарования: он не умел обвинять невинных и видеть дьявола в душах праведных. Зато он оказался настойчивее и умнее отца. Он нашел настоящих вампиров, которые жили среди нищих и выходили на охоту по ночам. Даже в те времена, когда чудовища существовали не только в легендах, выжить им было непросто. Итак, вооружившись факелами и горячей смолой, — зловещим тоном продолжал Эдвард, — люди собрались у логова вампиров, которое обнаружил Карлайл. Наконец появился первый.

Он заговорил тише, и я с трудом разбирала слова.

— Это был обессилевший от голода старик. Почуяв людей, он тут же предупредил остальных и бросился бежать, петляя среди трущоб. Карлайл, на тот момент двадцатитрехлетний, возглавил погоню. Старик мог легко оторваться от преследователей, но, по мнению Карлайла, он был голоден, поэтому внезапно развернулся и бросился в атаку. Сначала он напал на Карлайла, однако противников было слишком много, и вампиру пришлось обороняться. Убив двоих, старик убежал с третьим, а истекающего кровью Карлайла бросил на улице.

Эдвард замолчал, подбирая слова.

— Карлайл знал, что сделает его отец. Тела сожгут, сожгут и всех раненых. Чтобы спасти свою жизнь, мой отец доверился интуиции. Пока толпа гналась за вампиром, он полз в противоположном направлении. Карлайл нашел погреб с гнилой картошкой и скрывался целых три дня. Он сидел тихо, и его никто не обнаружил. Лишь когда жизни ничего не угрожало, отец понял, кем стал.

Не знаю, что отразило мое лицо, но Эдвард внезапно остановился.

— Ты нормально себя чувствуешь?

— Конечно, — успокоила его я, однако Эдвард был слишком внимателен, чтобы не разглядеть любопытства, горевшего в моих глазах.

— У тебя еще остались вопросы, — улыбнулся он.

— Ну, несколько.

— Пойдем, — проговорил Эдвард, взяв меня за руку, — сейчас ты сама все узнаешь.

Он подвел меня к кабинету Карлайла и на секунду помедлил у двери.

— Входите, — проговорил доктор Каллен. Я в изумлении посмотрела на Эдварда.

— Ты дышишь громче, чем думаешь, — насмешливо прошептал он. Я обиделась.

Мы вошли в комнату с высокими потолками и выходящими на запад окнами. Обшитые темным деревом стены были почти полностью скрыты за высокими полками, а столько книг я не видела ни в одной библиотеке.

Доктор Каллен сидел в кожаном кресле за тяжелым столом из красного дерева и читал толстую книгу в потертом переплете. Комната идеально соответствовала моим представлениям о кабинете декана университета, вот только Карлайл был слишком молод, чтобы занимать эту должность.

— Чем могу вам помочь? — вежливо спросил доктор, поднимаясь с кресла.

— Я хочу, чтобы Белла кое-что о нас знала, и как раз начал рассказывать твою историю, — заявил Эдвард.

— Мы не хотели вам мешать, — извинилась я.

— Вы и не помешали, — тепло улыбнулся Карлайл. — На чем ты остановился?

— На перерождении, — отозвался Эдвард и, дотронувшись до моего плеча, заставил повернуться к двери, в которую мы только что вошли. От каждого его прикосновения сердце начинало бешено биться, что в присутствии Карлайла особенно смущало.

Стена, на которую мы теперь смотрели, отличалась от других. Вместо книжных полок ее украшали картины самых разных размеров и цветов: яркие, пастельные и монохромные. Я попыталась определить, что общего может быть у всех этих картин, но логического объяснения найти не смогла.

Эдвард подтолкнул меня к написанной маслом миниатюре в квадратной рамке. Выдержанная в светлых терракотовых тонах, она как-то терялась среди других картин. Присмотревшись, я разглядела городской пейзаж с остроконечными крышами и высокими шпилями. На переднем плане — река и мост, украшенный скульптурами.

— Лондон середины семнадцатого века, — пояснил Эдвард.

— Лондон моей юности, — добавил Карлайл. Он подошел к нам так неслышно, что я вздрогнула. Каллен-младший ободряюще сжал мне руку.

— Может, сам все расскажешь? — спросил Эдвард, и я обернулась, чтобы увидеть, как воспримет эти слова Карлайл.

• Предыдущая
• 49/73
• Следующая