Блатной романс - Майданный Семен - Страница 42

• Предыдущая
• 42/61
• Следующая

– Нет, – ответил незнакомец и не улыбнулся.

«Что и требовалось доказать, – обрадовался Шрам. – Эти спецушики очень прутся от техники. Значит, и в родных Виршах они никого из Серегиных людей не завербовали, а банально воткнули „жука". В этом их сила, в этом их слабость. Иногда техника – дура». Сергею пришла на ум еще одна история вокруг прослушки.

Крупная юридическая фирма заказала у специалистов по радиоэлектронной аппаратуре широкодиапазонную глушилку от подслушивающих устройств конкурентов. Одновременно конкуренты обратились к тем же самым спецам, чтобы те помогли наладить прослушивание крупной юридической фирмы. Директор радиоэлектронной конторы оказался в тяжелом положении: оба заказа были чрезвычайно выгодными, но прямо противоречили друг другу. И тут, сам того не подозревая, на помощь пришел третий клиент, заказавший большую партию переносных раций, чтобы сотрудники его огромного торгового центра, расположенного неподалеку от юридической фирмы, могли быстро связываться между собой из любой точки заведения.

Сделали ему рации, а они не работают. Переналадили по новой – никакого эффекта. И тут радиоэлектронщик «вспомнил» о своей установленной в соседнем офисе глушилке. Он свел обоих заказчиков, и те быстро договорились, что на частоте работы раций глушилка работать не будет. После чего, по совершенно случайному стечению обстоятельств, конкуренты юридической фирмы прослушали все, что надо, именно на этой частоте. А хитрая радиоэлектронная фирма получила крупные суммы от всех трех клиентов сразу.

История хорошая, но сейчас Шраму требовалось, чтобы слабину дала не техника, а человек. Золотые слова – не верь, не бойся, не проси. Сергей не верил этим людям сколько мог, пока они не подсказали за «Невский Палас». Сергей их не боялся раньше, не боится и теперь. И еще – сейчас Сергей не попросит спецушника об одолжении, а чисто предложит сделку:

– Я обращаюсь сейчас не к фирме под названием ГРУ, а к тебе как к отдельному человеку.

– Ну? – Ничего не отразилось во внешности незнакомца.

– Могу я попросить тебя как друга использовать все политические и разведывательные рычаги, чтобы по всей великой России все досье с упоминанием Шрамова сгорели синим пламенем?

– С каких это пор мы стали друзьями?

– С тех пор, как в частном порядке решили поделить поровну содержимое американского чемодана с баксами. А без него сделка сорвется…

– Уже интересно. Только не «поделим», а подаришь ты мне этот чемодан на день рождения. В качестве компенсации. Я на тотализаторе довольно много против тебя поставил, а ты все набираешь и набираешь очки. Так что чемоданчик передашь, даже не заглядывая внутрь.

«От педераста слышу», – подумал Шрам и спаял губы в тонкую ниточку, чтобы не вякнуть лишнего.

Опять побывал Сергей на докладе у генерального папы. Про то, что Шрам самовольно бросил Вирши и погнался за призраком нефтекомбината, папа сказал только: «Ну смотри, я тебя за ноги не тянул. А за результат ответишь». А под занавес уже не Урзум в предбаннике, а сам Михаил свет Геннадьевич через палисандровый стол вдруг спросил: «А вокруг эрмитажных списков у тебя ничего нового?» И тогда Сергея будто молнией садануло, он вмиг надыбал, как перекрасить в свой цвет нефтекомбинат. Ведь если даже генпапа верит в списки…

Антон воротил репу в сторону и бессовестно лыбился. Трудно было удержаться от смеха, общаясь с такой колоритной фигурой, как дядька Макар. Тем более если с косяка тебя пробило на хи-хи.

– Цэ правда, а не прытчи. – Ушлая веснушчатая рожа дядьки Макара была серьезна как никогда. Очень ответственно отнесся к вопросу дядька Макар и поднял столько пыли, сколько требовалось. – Я за два дня наслухався на год вперед историй. Уси про тэ, как на спор чернорабочие выносили и заносили обратно через охрану в Эрмитаж то икону, то шпагу семнадцатого века. И уси такие истории дуже похожи на дийснисть. В известные годы охрана эрмитажных ценностей была поставлена – не бей ледащего. Мабуть, это было кому-то на руку. Алэ нас цикавлять запасники Эрмитажа в более серьезном масштабе. И ось що я накопал. Со стороны музея к вопросу темной продажи ценностей за бугор в останние годы радянськой влады теоретически могли иметь доступ четыре человека. Уг-рюмов Владислав Николаевич. До сих пор работает, вдовец, дви дытыны, пьет, збырае марки. Имеет говорящего попугая. Проживает на проспекте Энергетиков.

– Пьет по-черному или рюмаху в завтрак, обед и ужин? – полюбопытствовал развалившийся пельменем в кресле Сергей Шрамов.

Сидящий на другом краю стола Антон кусал кулаки, чтоб не залиться смехом во весь голос. Ладно, ему хоть не мерещились зеленые лысые обезьяны, пускающие через соломинки мыльные пузыри.

– Пьет багато и в гордом одиночестве. В темноте под одеялом, когда дома никого нэма. Дали: Галкин Василий Парамонович. Женат, дочка, коньяк, преферанс. Помэр в восемьдесят восьмом от укуса скаженной собаки. – Дядька Макар докладывал, подчеркнуто воротя репу от обдолбанного хакера. Вроде как немного ревновал к командиру.

– Врачи опоздали? – заскрипел спинкой кресла подобравшийся Шрам.

– К ликарям не обращался, вскрытие показало. Дали: Тишинин Семен Александрович. На пенсии, женат, с глузду зьйихав на политике и занимается общественной деятельностью среди пенсионеров. Тоже багато пьет. Прописан рядом с метро «Приморская».

– А где на «Приморской»? – подал голос патлатый компьютерщик, боясь глянуть дядьке Макару в глаза, чтоб глупо не захихикать. Будто из-за дядьки выглядывает зеленое косматое чудовище и корчит уморительные рожи.

Дядькин говорок неотступно заводил Антошку на хихоньки. Сергей прикидывал, жестко ли отреагировать на то, что хакер вопреки инструкциям опять накурился дури до недержания слюны? Наказывать или миловать Сергей решил после того, как выслушает Антонов доклад. С гениями нужно обходиться нежно. Гений и злодейство несовместимы.

– Две хвылыны ходьбы. Дали: Мартьянов Эдуард Иванович. Рыбалка, охота, преферанс. Трезвенник. Бобыль. Трагически погиб в восемьдесят девятом. При ремонте Греческого зала лепнина на макитру впала. Наповал.

Сергей Шрамов перестал грызть авторучку. Он вспоминал. Это было так.

Огонек маялся на конце плюгавого сучка, плавающего в полной машинного масла консервной банке. Трое основных, распотрошив отнятую у баклана нажористую посылку, засиделись до блеклого рассвета, но игру не прекращали. Самодельные, катанные из газеты карты раздавались, на кону скапливалась горка конфет «Коровка» и «Мишка на севере» («Мишка на севере» шел за пять «Коровок»), кто-то срывал банк, и карты возвращались в колоду.

– Что я вам скажу, – накинув прелую казенную фуфаечку на острые плечи и шмыгнув носом, так как в бараке гулял дубарь, витийствовал Каленый. – Сека – это здесь игра с большой буквы. Сека, очко, храп – это азартные игры для жиганчиков, которые не знают, как сморкаться в носовой платок.

Лай и Штепсыль – чахлый, простывший и глухо пырхающий старик, отмотавший на зоне столько, сколько Серега и не жил, – слушали с показательным интересом. А то ведь очень обидчив становится Аристарх Карпович, если его невнимательно слушают.

– А бура? – прогнулся, типа внимает по полной схеме, Лай.

– Бура – это кастрированный преферанс. В приличном обществе, судари мои, перекидываются только в преферанс. Отставные полковники играют в преф. Актеры оперных и драматических театров, спившись, забывают все, кроме правила «Под вистующего ходи с тузующего». Кстати, музейные работники, – зачем-то подчеркнул последние слова Каленый чисто для Лая, – тоже очень уважают пульку расписать. Преферанс – это даже не игра, а образ жизни. У умных людей часто и других друзей нет, кроме как партнеров по префу. За префом, будто в бане, серьезные делаются и важные вещи перетираются.

• Предыдущая
• 42/61
• Следующая