Блатной романс - Майданный Семен - Страница 28
- Предыдущая
- 28/61
- Следующая
Подозрительная смерть главного мента Виршей не могла остаться безнаказанной. Никто не утверждал, что это верная мокруха, а не несчастный случай, но в щуплый городок нагрянула высокая мусорская комиссия с расширенными полномочиями. Офидиально – проверить, почему это последние полгода Вирши не вылазят из криминальных сводок. На самом деле – прояснить расклад с отбытием майора в лучший мир и загасить криминал в Виршах по полной схеме.
Только директору кабака «Пальмира» от появления комиссии было ни холодно ни жарко. Столовались чины в собственной ведомственной обжираловке.
Запах на складе «Пальмира» стоял – не очень. Как ни мудри, ни поливай пол из шланга, сколько ни сыпь химию и ни брызгай освежителями, мясо будет попахивать. И запах этот не будет похож на запах букета сирени.
Александр Павлович неловко (ловко при одной целой и второй деревянной ноге не получается) подшкандыбал к огромному промышленному холодильнику и захлопнул пудовую дверь. Затем начал черкать карандашом в блокноте, отмечая полученный товар.
Можно было свалить приемку продуктов на повара, но Палыч предпочитал все делать сам. Так оно вернее и надежнее. Вот читал он в одной газетенке, что в благополучной Франции проводили исследование и выяснили – если хозяин недоглядит и будет возможность безнаказанно что-нибудь стырить, то за свой моральный облик не поручатся семь из десяти французов. А что уж говорить о России? Здесь только дай, упрут все двенадцать из десяти работников.
Поэтому директор кабака «Пальмира» сам получал продукты от поставщиков, так оно вернее и надежнее.
Конечно, доход, который приносит ресторан в Питере, и доход, который приносит ресторан в Виршах, – это небо и земля. В Виршах за лангет десять долларов не спросишь и, как ни крути, из пирожного «эклер» больше пятнадцати рублей не выжмешь. Но все же, если с умом, то и в провинции жить можно. Жаль, комбинат чахнет, так бы с одних командировочных Палыч за год на расширение дела накопил.
Только что заведение в лице Александра Павловича получило пять первосортных замороженых свиных туш. Вот и запишем – пять туш по… И ба! Снова зад грузчика толкнул входную дверь подсобки. Двое работяг в черных передниках, низко склонившись над замороженной тушей, втиснулись в дверной проем. А туша-то тяжеленная, попробуй удержи ее, обмораживающую пальцы даже сквозь брезентовые рукавицы.
Палыч, как любой хозяин, виду не подал, что заказанный продукт уже получил сполна. Ежели грузчики напутали и на халяву прут шестую свинью, кому-кому, а ему от этого хуже не будет. В кругу друзей не щелкай клювом.
Сквозь стены пробилось убывающее ворчание отчалившего автосвиновоза. Что ж своих не подождали? Процокав протезом по склизкому жирному бетону, Палыч снова радушно распахнул дверь холодильника.
Вот так незаметно меняется жизнь. Раньше кладовщик грузчиков бы в упор не созерцал. Раньше кладовщик мог закобениться и послать работяг подальше. Пусть, например, они поваландаются полчасика, пока он чаи гоняет. Раньше всем верховодила инструкция, а теперь – живой рубль. Грузчики торопятся сдать, а Палыч – принять.
– Аккуратней, мужики, аккуратней, – с понтом, так и надо, возглавил директор «Пальмиры» процесс. Он бы даже подсобил надрывающимся ребятам, если б не нога.
Это ж сколько Палыч заработает на халяву? Чистого мяса, считай, килограммов сорок. А это двести порционных отбивных. Двести по полтинничку… Да всякий там навар супной с костей-сухожилий-хрящей… Да сало… Баков триста – четыреста выгорит. Мелочь, а приятно.
Темно в подсобке, лампочка в шестьдесят ватт и закоростевший прямоугольник оконного стекла под потолком положение не спасают. А мужики свистят носами от натуги. А мужики чуть не роняют шестую тушу. Но тем не менее она все ближе и ближе.
И все-таки не удержали. С деревянным стуком заледеневшее до хруста мясо грохнулось об пол. А мужики, вместо поднимать, выпрямились в полный рост, ухватили без лишних премудрых нежностей Палыча под руки, затолкнули в заиндевевшее, обросшее сосульками нутро холодильника и захлопнули там наедине с пятью мертвыми обезглавленными свиньями и Снежной Королевой. Только в последнюю секунду Палыч узнал в одном из разогнувшихся грузчиков Пырея. Остроносый, сухопарый, с пустыми голубыми глазами подонок.
– Фу, как здесь шмонит, – повел по сторонам острым крысиным носом Пырей и удовлетворенно грохнул об пол брезентовые рукавицы. Правая его лапа все еще была обмотана грязным бинтом, хотя орудовал Пырей ею уже как здоровой.
– Подбери, – угрюмо посоветовал напарник, специально выписанный Виталием Ефремовичем из Питера человек, и Пырея не потянуло ослушаться.
Изнутри в дверь холодильника застучали кулаки.
– Ишь, ерепенится, – предлагая посмеяться, заискивающе кивнул Пырей на белую железную, достигающую потолка коробку. Тут Пырей заметил осташгенные рядом с весами часы «Ситизен», и часы сами прилипли к рукам, потому что плохо лежали. Впрочем, делалось это так, чтоб подельник не заметил.
– Холодильник надежный. При Советской власти деланный. Выдюжит, – равнодушно определил питерский гость. Во внешности – ни единой приметной черточки, мозги опухнут, пока словесный портрет составишь. Разве что одно выпирающее качество: гибкий, как гимнаст, как провод от утюга, как сороконожка. Куда там Пырей с его хваленой гибкостью.
– Комы! Гады! Я таких в Афгане!… – приглушенно завопило из-за двери. – Я вас под землей найду!
– Точно, все там будем, – равнодушно определил питерский гость. Он не шутил.
– Скажи, где Храм прячется? И выпустим, – прижав рот к намеку на щелку, вякнул Пырей.
– Полчаса продержится, не больше, – осмотрев так и сяк холодильную громадину, равнодушно высказался питерский гость.
Из царства холода– донеслось скорее жалобное, чем грозное;
– Я таких, как ты, гнида, в Кандагаре об колено ломал!
– Ты назвал меня отморозком, – хихикнул громко, чтоб его было слышно внутри, Пырей. – А теперь сам станешь заморозком! – и оглянулся, приглашая питерского гостя вместе поржать над удачным приколом.
Питерский гость даже бровью не повел, не то чтобы улыбнуться.
– Сторожа он отпустил. Его люди приходят к двенадцати. У нас два часа форы. А больше получаса он не протянет.
– Тебе хана, если не расколешься, где Храм скрывается! – радостно сообщил сквозь большую железную дверь Пырей. Он еще прикидывал, не попробовать ли подбить коллегу пошуровать по сусекам? Но робел,
– Зря я тебя тогда из подвала выпустил, – прохрипело за железной дверью.
– Не зря! – не сдержался Пырей и пошел чесать перед обреченным инвалидом правду-матку. – Думаешь, я такой псих, что из мести тебя в льдинку обрекаю? Нет, это твой Храм – псих! Ох, вздыбится он, когда о тебе заиндевевшем услышит! Ох, пойдет дрова крушить! На горячке мы его и снимем!
– Пора. Пошли, солнышком побалуемся, – тихо и равнодушно определил питерский гость и поманил Пырея на выход.
Пырей не рискнул ослушаться. Зато трофейные часики тикали в кармане и грели мстительную душу.
«…По оперативным данным, до последнего времени в регионе действовали четыре преступные группировки. Однако в настоящее время активность проявляет только группировка под руководством некоего Сергея Храмова (отчество выясняется, словесный портрет выясняется, постоянное место жительства выясняется). Кличка – Храм. Ориентировочный возраст – 35 лет.
Изучение оставленных в разработке бумаг покойного начальника Виршевского районного управления внутренних дел Ивана Ивановича Удовиченко показало, что непосредственно перед смертью майор И. И. Удовиченко именно и занимался делом С, Храмова…»
Из докладной записки лейтенанта Яблокова на имя начальника специальной комиссии подполковника Среды.
Криминализированные будни Виршей достигли пика славы, и на городок свалилась суровополномочная ментовская комиссия, а с ней несколько оперативных бригад, наспех слепленных по всей великой Ленинградской области с бору по сосенке. Однако нефтяной комбинат пока оставался вне сферы внимания нагрянувших младших, средних и старших чинов. По территории комбината из цеха в цех шастали совершенно другой несексуальной ориентации, граждане.
- Предыдущая
- 28/61
- Следующая
