Завещание Инки - Май Карл Фридрих - Страница 89

• Предыдущая
• 89/116
• Следующая

— Но давайте разберемся. Это ведь с его стороны был только благовидный предлог, чтобы удалить вас с поля сражения. Неужели же шесть камба не смогут присмотреть за этими лошадьми? Что за ерунда! Да прекрасно смогут! Ну вы же знаете этих краснокожих. Представьте, что они будут говорить о нас, когда увидят, что нас нет среди сражающихся!

— Черт возьми, ты совершенно прав, Фриц! — воскликнул доктор Моргенштерн. — Индейцы назовут нас не иначе как старыми бабами. Все, Фриц, я принимаю твой план и готов начать действовать!

— Отлично! Мы будем драться, как львы, или, если хотите, как тигры! Особенно против тех, кто посмеет усомниться в нашем мужестве. Их жизнь с этого момента не будет стоить и гроша ломаного!

В который раз красноречие Фрица оказалось сильнее доводов разума. Увы.

Тем временем в войске Отца-Ягуара происходили некоторые перестроения. Все белые и примерно восемьдесят камба оседлали лошадей, чтобы под предводительством Херонимо отправиться в долину. Здесь воины рассредоточились по ее краям, чтобы не оставить следов на мягкой траве в центре долины, и. стали ожидать дальнейших событий. А они могли развиваться, напомню, по двум вариантам: либо в результате переговоров будет заключено перемирие, либо первый выстрел послужит сигналом для начала сражения.

Еще пятьдесят краснокожих стояли в засаде у скал, своего рода каменных ворот в долину, готовые прийти на помощь своим братьям в любой момент. Они были разделены проходом в долину на два примерно равных по численности отряда. Отец-Ягуар находился в отряде, стоявшем справа.

Оба нарушителя его приказа, заметив это, естественно, примкнули к отряду, стоявшему слева.

Кроме двух маленьких немцев, был еще один белый, которого обошли при распределении достойных ролей в предстоящем сражении, — лейтенант Берано. Отец-Ягуар не питал никаких иллюзий относительно того, что этот бретер мог вдруг ни с того, ни с сего перемениться, однако в решающий момент все же переборол свои амбиции и сам подошел к лейтенанту.

— Сеньор, — обратился он к молодому человеку довольно строго, — я не отказываюсь ни от единого из своих слов, произнесенных в наших спорах, но сейчас я хочу задать вам всего один вопрос: желаете ли вы, несмотря на все наши разногласия, принять участие в этом сражении, если оно состоится?

— Да.

— В таком случае, я прошу вас с этой минуты быть постоянно около меня.

— Зачем?

— Мне будут нужны советы специалиста в военном деле.

— Но до сих пор вы, как мне помнится, нисколько не нуждались в моих советах!

— Потому что таковы были объективные обстоятельства, а теперь они изменились, только и всего.

— Ах, вот оно что! Я вас понял, сеньор! Вовсе не советы мои — человека, которому вы не доверяете, вам требуются, а просто нужно, чтобы я был постоянно у вас на глазах, а то, не дай Бог, еще ударю в спину! Ну, так ведь вы думали? Признайтесь честно! Хорошо, не признавайтесь, если это как-то ущемляет ваше самолюбие, я и так уверен в своей правоте. Но относительно моей порядочности можете не сомневаться, я никуда от вас не отойду, но по собственной воле, а не по вашей!

И он замолчал. Его лицо приняло столь непроницаемое выражение, что вряд ли у кого-нибудь при взгляде на него могли возникнуть предположения в неискренности последних слов бравого лейтенанта. На самом деле он думал только об одном: когда, в какой именно момент лучше всего произвести тот самый сигнальный выстрел…

На противоположной стороне прохода в долину другой человек пребывал в таком же нетерпении. Это был Фриц, с усердием остругивавший одолженным у индейца ножом свою дубину, аналогичное орудие для своего господина он уже изготовил.

— Ну вот, — сказал он самому себе, закончив работу, — у того, кто получит на память удар этим прекрасным орудием возмездия, не останется времени, чтобы рассыпаться в благодарностях. — Только изготовление этого грозного оружия могло отчасти успокоить Фрица, еле сдерживающего свое нетерпение, минуты казались ему часами, и он обратился к доктору: — Почему это время тянется так медленно, а терпение, наоборот, сгорает, как порох? Неужели эти абипоны не могут двигаться немножко быстрее?

— Да. Это ожидание совершенно невыносимо.

— Если бы знать, когда они появятся! Подняться, что ли, повыше? Метров с двух высоты их, по-моему, уже можно будет заметить.

— Пожалуй. Но туда очень трудно будет забраться, кусты там совершенно непроходимы.

— Нет, надо все-таки попытаться. Мы же с вами оба маленькие и легкие, не то что некоторые, сложенные, как… гигантская хелония!

— Прошу тебя, ни слова больше об этом животном! Мне слишком больно теперь любое упоминание о нем.

И они стали взбираться на скалу. Это оказалось, в общем-то, менее сложно, чем представлялось снизу, однако потребовало от них, конечно, некоторых усилий. Но вот, наконец, совершенно измотанные, с дрожащими от напряжения руками и ногами, ученый и его слуга выбрались на небольшую площадку и осмотрелись. Очень скоро на горизонте они заметили медленно движущуюся полоску, это и были долгожданные абипоны.

— Наконец-то! — воскликнул Фриц, потирая руки. — Что скажете, герр доктор?

— Я рад, что ожидание кончилось.

— Я тоже. «Но страшен этот дар богов, когда свободный от оков, лавиной с каменных вершин летит он, неба вольный сын», как сказал Шиллер в своей «Песне о колоколе». Эти слова поэт относил к огню, но и я сейчас в таком состоянии, что готов воспламениться в любую секунду. О, как я хочу поскорее увидеть физиономии этих убийц!

Абипоны приближались. Их уже можно было пересчитать с точностью, правда, довольно приблизительно, но уж за то, что их не меньше, чем полсотни, можно было ручаться. Они подъехали еще ближе… Да, их было пятьдесят человек, черты их лиц становились видны все более резко…

— Узнаете того, кто едет в центре? — воскликнул Фриц, обращаясь к доктору Моргенштерну. — Наш старый знакомый!

— Да, это гамбусино Бенито Пахаро.

— А того, кто справа от него, тоже узнаете?

— Как же можно его не узнать? Это знаменитый в Аргентине эспада Антонио Перильо.

— А слева от гамбусино?

— Вождь абипонов Бесстрашная Рука.

— Тоже порядочный негодяй, получающий удовольствие от того, что затягивает петлю лассо на горле человека.

Между тем происходило следующее. Разведчики, высланные вперед Бесстрашной Рукой проверить долину, вернулись к отряду, доложив, что врага нигде не обнаружили. И отряд двинулся к маленькому озерку на дне котлована Высохшего озера. Только когда последний из индейцев, шедших пешком, прошел через расщелину в скалах, служивших воротами в долину, показались всадники. Замыкал эту цепочку гамбусино.

— Эх, как жаль, что он так далеко! — воскликнул Фриц, имея в виду гамбусино. — С каким удовольствием я бы сейчас щелкнул его по носу!

У кустов, среди которых лежали немцы, были длинные, гибкие ветви, достававшие до самой земли, покрытой сетью трещин. И вот настал момент, когда гамбусино на своей лошади оказался точно под нашими двумя мстителями среди этих ветвей. Но сверху, из-за сплетения сучьев, очертания его фигуры лишь едва-едва просматривались. Доктор наклонялся все сильнее, сильнее, чтобы рассмотреть гамбусино, но он недооценил сухость и хрупкость почвы: в некий критический момент зыбкая опора не выдержала, и вниз стремительно покатились первые сухие комочки, за ними — целый пыльный поток — начался оползень, и ученый, влекомый его силой, пополз вместе с ним прямо на головы въезжавших в долину врагов.

— Стойте, стойте! — закричал ничего не соображающий Фриц, забыв об осторожности. — Куда вы? Нам туда не нужно!

Он успел ухватить своего хозяина за ноги, но не удержал его, и их тела, сплетясь в единый клубок, покатились вместе. Их хлестали ветви, они ударялись о камни и стволы, в конце концов, это падение закончилось… у ног лошади гамбусино.

Тот, хоть поначалу и опешил от удивления, но, придя в себя, не преминул издевательски приветствовать немцев:

• Предыдущая
• 89/116
• Следующая