Завещание Инки - Май Карл Фридрих - Страница 43

• Предыдущая
• 43/116
• Следующая

— Это два немца, они занимались раскопками останков доисторического животного.

— Двое немцев… Раскопками доисторического животного. Очень интересно. И какое же животное они раскапывали?

— Гигантскую хелонию.

— Никогда не слышал о таком, но некоторые познания в латыни дают мне основания предположить, что речь может идти о гигантской черепахе, не так ли?

— Совершенно верно, сеньор!

— А зовут этих немцев, случайно, не доктор Моргенштерн и Фриц Кизеветтер?

— Именно так.

— Надо же! А я думал, что они из Буэнос-Айреса все-таки не выедут.

— Ну что вы! Доктор Моргенштерн просто влюблен в палеонтологию, в частности, и в зоологию вообще. К сожалению, настолько, что ни о чем другом разговаривать с ним просто невозможно. В хирургии, например, он ровным счетом ничего не смыслит. А кстати, что вы можете сказать по поводу удаления рака языка одновременно с носовыми полипами? Это может…

— Оставим сейчас эту тему! Расскажите мне лучше, как именно произошло пленение этих двух немцев, и покороче, если можно!

Хирург насупился, но подчинился. Когда он закончил, наступила глубокая пауза. Все спутники Отца-Ягуара ждали, что он скажет. Он же, взглянув на одного из своих людей, спросил его:

— Что скажешь, Херонимо? Взялся бы ты за это дело?

Судя по такому обращению, мнение Херонимо Отец-Ягуар ценил высоко. С первого взгляда этот невысокий коренастый человек мог показаться типичным атаманом разбойников, по крайней мере, таким, каким мы представляем подобных людей по книгам, но у разбойничьего предводителя никогда не могло бы быть такого честного лица. Херонимо в ответ на вопрос едва заметно пожал плечами и ответил так:

— Сначала нужно решить, стоит ли нам вообще ввязываться в эту историю из-за людей, попавших в плен по причине собственной неосторожности и легкомыслия.

— Давай исходить из нескольких вещей. Во-первых, они — мои земляки, что для меня, как ты понимаешь, имеет некоторое значение. Во-вторых, этому доктору я, наверное, раз пятьдесят сказал, что ни в коем случае не возьму его в свою экспедицию. И все же он меня не послушался. Наверное,, я еще не очень хорошо разбираюсь в людях, если не предугадал этого его поступка. Так или иначе, но это мой просчет. В-третьих, доктор необычайно похож на полковника Глотино — ну просто не отличишь одного от другого, а это обстоятельство может стать для нас при определенных условиях роковым.

— Хорошо, если абипоны все еще там, но я в этом совсем не уверен.

— Их там уже, конечно, нет, — вставил старый Ансиано. — Прошу прощения, что я позволил себе вмешаться в беседу сеньоров, но у меня есть основания для такого вывода:

И он рассказал об абипонах, которых видел возле леса, и высказал предположение, что это были те же самые индейцы.

— А были среди них белые люди? — поинтересовался Отец-Ягуар.

— Нет.

— Так… Тогда это другая группа. Но я уже почти уверен, что они обязательно соединятся, если уже не соединились. Эти передвижения не могут быть случайными, очень вероятно, что индейцы готовятся выступить против правительства. Существование тайного арсенала оружия, на который наш милый ученый случайно наткнулся, приняв его защитный слой за панцирь своей «гигантской хелонии», это подтверждает. Теперь, когда они убедились, что доктор Моргенштерн — никакой не полковник Глотино, он стал для них чрезвычайно опасен, поскольку слишком много видел и слышал. В этой стране человеческая жизнь стоит ничтожно мало, а жизнь иностранца вообще ничего ровным счетом. Вы говорите, дон Пармесан, эспада Антонио Перильо среди них? Интересно, зачем там путается со своим револьвером этот отъявленный негодяй? Мне бы очень хотелось перемолвиться с ним несколькими словами. С капитаном Пелейо все ясно — он предатель по натуре, насколько мне известно. Но кто третий? Вы не могли бы описать его?

— Он высокого роста и мощного телосложения, но вам, я думаю, он все же уступит по всем физическим показателям.

— Какого он возраста?

— Старше всех остальных.

— Какую роль он играет в этой компании? И какое отношение имеет к припрятанному оружию? Как вам показалось: он подчинен капитану или, может быть, тореадору?

— Нет-нет. Пожалуй, можно сказать, что он держится как главный среди них. И разговаривает приказным тоном.

— А как вы думаете, кем он может быть: офицером, эстансьеро, гаучо?

— Нет, ни одно из этих занятий к его облику не подходит. Он похож на вольную птицу. Я бы предположил, что он может оказаться йербатеро, каскарильеро или гам… Да-да, я припоминаю, что капитан однажды назвал его… «великим гамбусино», вот как…

— А имени его при этом он не называл?

— Называл как будто, но я не обратил тогда на это никакого внимания. Слова «великий гамбусино» как-то больше поражают воображение.

— «Великий гамбусино!» — воскликнул Херонимо. — А не Бенито Пахаро ли это?

— Вполне возможно, — сказал Отец-Ягуар. — Я никогда не встречался с ним, но много слышал об этом человеке. Теперь мы, по крайней мере, можем себе представить, с кем будем иметь дело. Эта компания, я уверен, готовит западню генералу Митре — человеку, которого я очень уважаю и высоко ценю. Да, мне непременно надо с этими людьми кое о чем потолковать. Но в первую очередь, конечно, следует освободить моих соотечественников. Я надеюсь, вы поможете мне? — обратился он к своим спутникам.

— Это само собой разумеется! — ответили те в один голос.

— Значит, я тогда изложу, как представляю себе все это дело. Думаю, обе группы индейцев уже соединились, и, скорее всего, именно в том месте, где видели одну из них Ансиано и Аука. Пленные находятся, конечно, там же. Скоро стемнеет, но это нам на руку, мы будем ориентироваться по их кострам. Кто какие роли должен будет исполнить при освобождении пленных, я пока сказать не могу, это надо будет решать по обстановке на месте. Вперед!

Пылающее, как огромная капля раскаленного металла, солнце подкатилось уже почти к самому горизонту, когда они стали седлать лошадей. Безлошадным Ансиано и Ауке предстояло ехать на лошади у кого-нибудь из всадников за спиной. Племянник банкира Салидо обратился к своему ровеснику инке, стараясь придерживаться манер испанских идальго, вернее, вынесенного из старинных испанских романов собственного представления об этих манерах:

— Сеньор, позвольте мне предложить вашей милости сесть на мою лошадь.

На лице Ауки появилась едва заметная улыбка.

— Мне не хотелось бы, сеньор, как-либо затруднять вас, но я тем не менее принимаю ваше предложение, — ответил он. — Надеюсь, у меня уже в скором времени появится возможность ответить вам какой-нибудь равнозначной любезностью. Меня зовут Аука. А вас?

— Мое имя звучит по-испански как Антонио, а по-немецки Антон, называют меня и так, и эдак, поскольку я наполовину немец. Вы оказываете мне честь уже тем, что соглашаетесь ехать вместе со мной

И Аука сел на его лошадь сзади. Ансиано устроился за спиной у другого всадника. Солнце уже почти совсем скрылось за горизонтом Наступили сумерки, которые в этих широтах длятся очень недолго.

Старый Ансиано и его, так сказать, впередсмотрящий ехали рядом с Отцом-Ягуаром. Антон Энгельгардт и Аука рядом с Херонимо. Молчали Они держались опушки леса, но только как ориентира, скрывать следы копыт своих лошадей у них не было необходимости влажная от вечерней росы густая трава скрадывала полностью и отпечатки копыт, и шум от передвижения всадников. Но наступил момент, когда Ансиано насторожился, сделав остальным знак рукой придержать лошадей, и обратился к Ауке на испанском:

— Сын мой, мне кажется, та прогалина в лесу, из которой мы заметили абипонов, где-то уже совсем рядом. А как ты думаешь?

— Мне тоже так кажется, отец мой, — ответил юноша. — Даже в темноте я узнаю то высокое дерево, которое специально запомнил как ориентир, когда мы выезжали отсюда Вход в прогалину уже недалеко

• Предыдущая
• 43/116
• Следующая