Завещание Инки - Май Карл Фридрих - Страница 21

• Предыдущая
• 21/116
• Следующая

— Вам очень повезло, — перебил его хирург, — что вы встретили здесь меня. Я помогу вам найти отличных лошадей. Мне и самому сейчас тоже нужна крепкая лошадка, так что наши интересы на сегодня все-таки совпадают, хотя, к сожалению, и не во взглядах на хирургию.

— И у кого же в Санта-Фе вы собираетесь купить лошадей?

— Не в самом Санта-Фе, здесь хороших лошадей, или, скажем так, настолько хороших, чтобы устроили вас, нет. Но совсем недалеко от города, примерно в получасе ходьбы, есть одна небольшая эстансия [27], на которой водятся отличные лошадки.

Доктор Моргенштерн опустил глаза на свои специфические «сапоги» и сказал:

— Нет, так далеко идти пешком нам будет очень тяжело. А как еще можно туда попасть?

— А мы поедем верхом. Возьмем у хозяина гостиницы четырех лошадей на время и еще попросим, чтобы он предоставил нам в сопровождение одного своего слугу, который потом и приведет лошадей обратно.

— Так поехали сейчас же в это поместье.

— Подождите! К чему такая спешка? Покупкой лошадей мы вполне можем заняться завтра с утра. Дело в том, что самого эстансьеро сейчас нет в поместье, он отъехал ненадолго по делам и вернется домой, как мне известно, только сегодня к вечеру.

— Ну тогда я поищу лошадей в другом месте.

— Но скелеты ваших любимых мастодонтов и мегатериев никуда не сбегут за один день, раз уж до сих пор преспокойно пролежали непотревоженными в земле.

— Дело не в этом. Мне нужно поскорее добраться до лагуны Поронгос, где в данный момент находится одна экспедиция, в которой я тоже хочу участвовать.

Хирург насторожился.

— Это какую же, интересно знать, экспедицию вы имеете в виду? Постойте, постойте… Уж не экспедицию ли Отца-Ягуара с его спутниками?

— Его, — удивился в свою очередь доктор Моргенштерн. — А вы знаете этого замечательного человека?

— Еще бы! Как самого себя! И вхожу в ту компанию, которую он собрал на этот раз. Мы все должны были встретиться здесь, в Санта-Фе, но мне пришлось немного задержаться в Пуэрто-Антонио, и я, к сожалению, опоздал — они уже уехали отсюда.

Доктор Моргенштерн, начавший уже немного побаиваться не в меру экспансивного врача, теперь обрадовался такому совпадению и спросил:

— Вы надеетесь догнать экспедицию Отца-Ягуара?

— А что тут сложного? Я же хорошо знаю маршрут, которым они собираются следовать.

— О! В таком случае, не возьмете ли вы и нас с моим слугой в компанию?

— Присоединяйтесь, пожалуйста, сеньор. Вы, кажется, только что посетовали на то, что никогда еще не видели меня в деле? Я рад за вас: теперь такая возможность у вас будет. Наш путь пройдет по диким и глухим местам, где хозяйничают воинственные индейцы, которые любят нападать исподтишка, и уж тогда наверняка не обойдется без того, чтобы кому-нибудь не пришлось бы ампутировать руку или ногу.

Приват-доцент снова внутренне непроизвольно содрогнулся при этих словах, которые, несомненно, расценил бы как циничные, не будь они произнесены столь простодушно-хвастливым тоном.

— Хорошо, я тоже очень этому рад, — ответил он хирургу. — Мы, пожалуй, подождем с покупкой лошадей до завтра. Но что мы будем делать до этого? И где остановимся?

— Ну где же, как не в самом поместье? Уверяю вас, там вам очень понравится: нас радушно встретят, отлично накормят, напоят и угостят неплохими сигаретами.

— Все это прекрасно, но я не курю, сеньор.

— Как! Неужели совсем не курите? Ну так знайте, что в этих местах вы — просто какая-то белая ворона. Во всяком случае, в отношении курения. Здесь курят все, независимо от возраста и пола, — мужчины, женщины, старики, старухи, дети и даже, кажется, младенцы в люльках. А можно узнать, почему вы, сеньор, не курите?

— Потому что опасаюсь никотинового отравления организма.

— Тогда у вас должна быть какая-то другая слабость. Ага, я догадался: вы, наверное, гурман, не жалеете денег для услады желудка. А я не могу без курева, привык. Оно успокаивает мои нервы, помогает восстанавливать силы, когда я устаю, вдохновляет, когда я никак не могу на что-то решиться. — И со свойственной хирургу импульсивностью он тут же перескочил на другую тему: — У вас есть еще какие-нибудь дела в Санта-Фе, кроме покупки лошадей?

— Есть, к сожалению, — со вздохом ответил ученый. И рассказал хирургу вкратце о своих злоключениях в крепости, попросив дать ему немного времени, чтобы выручить книги, оставшиеся там.

— О книгах можете не беспокоиться, — успокоил его доктор Пармесан. — Я доставлю их вам.

— Как? Вы? Вы лично?

— А почему бы и нет? Если, конечно, вы заплатите мне за это, ну, скажем… два бумажных талера. Вы можете не сомневаться, дело выгорит, большинство солдат и офицеров в крепости — мои большие приятели.

В который уже раз этот странный человек поражал доктора Моргенштерна до глубины его существа. «Ничего себе аристократ, потомок древнего рода гордых кастильцев! — подумал приват-доцент, когда получивший „добро“ на сделку бородач удалился в сторону крепости. — За какие-то два несчастных талера не гнушается предлагать свои услуги в качестве посыльного, как какой-нибудь прощелыга. Конечно, каждый человек имеет определенное право на свои причуды, и у кого, положа руку на сердце, их нет, но чтобы так чудить… «

Хирург действительно очень скоро появился в гостинице со связкой книг. А выполнив свое обещание, тут же исчез снова, чтобы купить табаку для изготовления самодельных сигарет.

Хозяин гостиницы охотно за скромную плату предоставил в распоряжение трех «гаучо» лошадей и одного из своих слуг, и вскоре четверка всадников выехала в сторону эстансии, на которой «водились замечательные лошадки». И вновь, в который уже раз за сегодняшний день, хирург поразил приват-доцента. На всем протяжении улиц городка дети, едва завидев черную бороду дона Пармесана, тут же бросались врассыпную с криками: «Отрезатель мяса! Отрезатель мяса едет! Бегите все, а то он вам что-нибудь ампутирует!» В любых странах дети ведут себя подобным образом при приближении городского сумасшедшего: и ругаются, и одновременно дразнят его. Но эти выкрики на хирурга действовали почему-то так же, как крики «Браво!» на тщеславного тореадора. Он высоко задрал свой бородатый подбородок и, весь исполненный чувства собственного достоинства, сказал доктору Моргенштерну многозначительно:

— Слышите, сеньор? Вот оно, подтверждение моей широкой известности в этой стране. Народ знает своих лучших людей.

Хотя относительно того, что такое настоящая слава, у доктора Пармесана были более чем своеобразные понятия, но что касается особого пристрастия местных жителей к табаку, то тут он нисколько не преувеличивал. В пампе на самом деле редко встретишь человека без сигареты в углу рта, если только он в этот момент не несется во весь опор на лошади, ест или спит, — кажется, только в этих и еще всего нескольких жизненных ситуациях сигарета исключается, а в остальных она неизменно украшает собой лицо жителя пампы. Пока добирались до эстансии, доктор Моргенштерн смог вполне в этом убедиться.

Что же касается поместья, то и оно оказалось в точности таким, как говорил о нем хирург, — небольшим, но способным предоставить отличных лошадей хоть для целого кавалерийского эскадрона.

Каждый, кому приходилось когда-нибудь путешествовать по аргентинской пампе, или кампо, как еще называют эти бескрайние травянистые равнины, плавно перетекающие одна в другую, хорошо знает, что там встречаются три основных разновидности усадьб, поместий, имений, хозяйств — можно называть их по-разному, в зависимости от того, какую конкретную роль выполняет данный островок жизнедеятельности человека в этих полудиких местах.

Итак, вид первый — так называемое ранчо. Я говорю «так называемое», потому что любой житель Северной Америки расхохотался бы во все горло при виде этих «ранчо», под этим словом он привык подразумевать нечто гораздо более добротное и основательное, хотя и совсем не обязательно богатое. В Аргентине же «ранчо» именуют небольшие хижины, крытые соломой или камышом. Очень часто стены этих домишек на несколько футов уходят в землю. Их обитатели слышали, конечно, кое-что о том, что в городах многие люди пользуются разной мебелью, но сами привыкли во всех случаях жизни обходиться маленькими скамеечками и гамаками. Свои нехитрые трапезы они готовят на очаге, выложенном из глины, потому что камни в пампе — большая редкость. Этому очагу не требуется никакого дымохода, его роль с успехом выполняют отверстия в стенах. Дыра побольше, начинающаяся от пола, — это вход, дыры поменьше и начинающиеся повыше — что-то вроде окон. Я говорю «вроде», потому что ни стекол, ни рам эти окна не имеют, разве что кто-нибудь приспособит промасленный лист бумаги вместо стекла, но такое здесь редко увидишь, подобные вещи в пампе расцениваются как глупое и ненужное излишество. Убогие жилища для бедных людей…

• Предыдущая
• 21/116
• Следующая