Завещание Инки - Май Карл Фридрих - Страница 105
- Предыдущая
- 105/116
- Следующая
— Моя радость от встречи с вами возросла ровно вдвое после того, как я узнал, что вы — немцы.
— Да, мы — немцы, — ответил ему доктор. — Но вы тоже владеете нашим родным языком, причем превосходно! Вы специально его изучали? Или, может быть…
— Разумеется, — рассмеявшись, ответил иностранец. — Немецкому языку я учился прежде всего у своих родителей.
— Значит, вы тоже немец?
— Да, и горжусь этим.
— Вы родились в Германии или здесь?
— В Германии.
— И я тоже! Я, признаться, был не согласен с вами в душе, когда вы сказали, что не хотите до поры до времени знать, кто мы такие, но решил пойти вам навстречу. А теперь, поскольку выяснилось, что мы — земляки, я все же, с вашего позволения, представлюсь. Доктор Моргенштерн из Ютербогка! А в Аргентину прибыл для того, чтобы заняться палеонтологическими изысканиями.
— И я также, — вставил Фриц. — Меня зовут Фриц Кизеветтер, родом я из Штралау на Руммельсбургском озере. А что касается наших изысканий, то мы раскопали уже гигантскую хелонию, а потом мегатерия.
— В этом я, к сожалению, ничего не понимаю, — ответил немец. — Мое имя Энгельгардт, а занимаюсь я… — в общем, можно сказать, что я — то, что люди обычно называют рантье.
— О, если бы я жил на собственные сбережения, то люди назвали бы меня не иначе, как «ходячий скелет», — рассмеялся Фриц, — А можем мы узнать: вы постоянно проживаете в прекрасной Аргентине или нет?
— До сих пор я жил не в Аргентине, а в столице Перу Лиме, но недавно продал свое дело и хочу в скором времени вернуться в Германию.
— Сделка была удачной?
— Достаточно удачной, учитывая нынешнюю ситуацию в экономике Перу, — ответил Энгельгардт, несколько удивленный бесцеремонностью вопроса.
— О, это меня чрезвычайно радует. Потому что если бы я занялся бизнесом, то получил в качестве барыша один только шиш с маслом, а раз вы довольны полученной суммой, значит, у вас было хорошее, прибыльное дело.
— Но чем вы занимаетесь, герр Кизеветтер?
— Вы хотите знать, кто я такой? Никто, просто уроженец Штралау, и боле ничего. То есть на все руки от скуки. Временно я практикант, участвующий в палеонтологических изысканиях под руководством доктора Моргенштерна, а в данный момент мы вместе с ним по совместительству с нашей научной деятельностью преследуем двух самых больших негодяев, которых когда-либо носила земля.
— Кто эти люди?
— Некто, кого часто называют просто «Гамбусино», как будто это его собственное имя, такой, дескать, он великий золотоискатель, среди всех гамбусино — самый умелый и удачливый, а второй известен тем, что убивает на арене невинных животных, он — тореадор, еще точнее — эспада, и зовут его Антонио Перильо, и его имя известно очень многим в Аргентине.
— Это имя я тоже слышал и даже читал об этом человеке в газетах. Он выступал у нас в Лиме, но я не любитель корриды и не хожу в цирк. Так почему же вы называете этих двоих негодяями?
— Чтобы дать вам полный ответ на этот вопрос, надо рассказать такую длинную историю, что ее изложение продлилось бы до завтрашнего вечера. Ну в общем так: этот Перильо, которого мы раньше никогда и в глаза не видели, преследует нас повсюду и уже не раз пытался убить.
— Неужели такое возможно? Вы не шутите случайно?
— Какие там шутки! В тот самый день, как доктор прибыл в Аргентину и навестил банкира Салидо, Перильо совершил первое свое покушение на его жизнь.
— Салидо, говорите вы? А в каком городе это случилось?
— В Буэнос-Айресе.
— Значит, вы с ним знакомы?
— Да, и он — милейший человек, — сказал доктор. — Я был ему представлен и пользовался его гостеприимством, пока находился в Буэнос-Айресе.
— И долго вы жили под крышей его дома?
— Нет, несколько недель.
— А вам не приходилось слышать, чтобы сеньор Салидо упоминал когда-нибудь мое имя? — взволнованно спросил Энгельгардт.
— Постойте, постойте, когда вы сказали, что ваше имя — Энгельгардт, у меня появилось ощущение, что я его уже где-то слышал…
— Но вы могли слышать его и в Германии. У нас на родине полно Энгельгардтов.
— Нет, нет, это было определенно в Аргентине, но где точно, не могу вспомнить. Фриц, а ты не припомнишь ли, дружище, где мы могли слышать фамилию Энгельгардт?
— Энгель… Энгель… — задумчиво пробормотал, глядя себе под ноги, Фриц. — А, вспомнил, вспомнил! Вы жили в Лиме, и у вас было свое дело. Вы случайно не владелец банка?
— Да, я жил в Лиме и до самого последнего времени владел одним из самых крупных банков в столице Перу.
— У вас супруга, так?
— Так.
— И два сына?
— И это верно.
— Один из них гостил недавно у банкира Салидо в Буэнос-Айресе?
— И это верно.
— Все так, как я и думал! Мы не могли сразу вспомнить, где слышали эту славную фамилию, потому что мальчика называли только по имени — Антон. Доктор, что вы на это скажете, вот до чего мир тесен: герр Энгельгардт — не кто иной, как родной папа нашего юного героя Антона.
Доктор, открыв от удивления рот, переводил взгляд с Фрица на Энгельгардта, с Энгельгардта на Фрица, не в силах вымолвить ни слова… Наконец, покачав отрицательно головой, сказал:
— Нет, Фриц, здесь скорее всего какое-то недоразумение или совпадение. Отец того Антона Энгельгардта, которого знаем мы, действительно банкир, но я бы не стал отождествлять его с герром Энгельгардтом, которого мы видим в данный момент перед собой.
— Почему же?
— Потому что тот человек, насколько мне известно, вовсе не собирался продавать свое дело и отправляться в путешествие через Анды.
— Нет, нет, я уверен, что никакого недоразумения тут нет, — с горячностью запротестовал Фриц, а герр Энгельгардт утвердительно закивал головой в подтверждение этих его слов.
Но это не убедило доктора Моргенштерна, даже наоборот: его сомнение перешло в подозрительность, и, прищурив глаза на манер этакого проницательного сыщика, с видом превосходства над всеми окружающими он произнес:
— Не думаю, чтобы отец нашего Антона, зная, что его сын, по-латыни «пуэр» или «филиус», вот-вот прибудет домой, отправился в подобное путешествие.
— Как? — спросил Энгельгардт ошарашенно. — Антон собирался вернуться домой?
— Да, и не только собирался, но и отправился в путь к дому.
— Мой сын? Нет, тут что-то действительно не так, возможно, вы правы, речь идет о другом Антоне Энгельгардте. Но как же это?.. Второй банкир по фамилии Салидо, может, и существует в природе, я не могу этого знать, но в Буэнос-Айресе второго такого человека точно нет…
— Вот именно.
— Так что тут не может быть никаких сомнений, — уверенно заявил Энгельгардт, — поскольку сеньор Салидо — дядя именно того юноши, который вам знаком, следовательно, это все-таки мой сын, и никто иной.
— Но почему вы тогда уехали из Лимы? Почему не остались ждать сына дома? Вам же было хорошо известно о том, что Антон покинул Буэнос-Айрес и направляется домой через Анды! — не унимался доктор Моргенштерн.
— Я знал, что у него было такое намерение, но о том, что он выехал, — не знал. А перед тем, как выехать из Лимы, я послал сеньору Салидо телеграмму, в которой просил его задержать Антона.
— События иногда, знаете ли, опережают самые срочные депеши, — ответил сочувственным тоном доктор, которому, вероятно, надоело наконец разыгрывать из себя сыщика. — Очевидно, телеграмма пришла тогда, когда Антона уже не было в Буэнос-Айресе. Но в таком случае мне непонятно другое: почему банкир Салидо не телеграфировал вам немедленно об этом в Лиму?
— Да это-то как раз понятно… Кто может поручиться за своевременную доставку телеграмм во время войны.
— Бог мой! Какой войны?
— Как это какой? Между Чили и Перу. А вы что же, ничего не слышали об этом?
— Абсолютно! От вас впервые слышим.
— Странно! Должно быть, вы пребывали последние дни на Луне…
— Нет, мы были в глубине Гран-Чако, а это почти то же самое, что на Луне. Новости туда доходят не скоро.
- Предыдущая
- 105/116
- Следующая