Виннету - Май Карл Фридрих - Страница 35

• Предыдущая
• 35/83
• Следующая

— Ну и как же вы убеждались в этом?

— Очень просто — смотрел на него, а так как тот не двигался, я понял, что он спит.

— Прекрасно! Надо же такое придумать! Дик, Билл, вы слышали? Чтобы убедиться, спит ли вождь, он смотрел на него целый час, хи-хи-хи! Гринхорн! Не мог придумать ничего умнее! Не было там ни веток, ни коры?

— Были, конечно, — ответил я.

— Вы не додумались бросить в Тангуа кусок коры или комочек земли, чтобы узнать, спит он или нет? А он бросал… взгляд за взглядом… И так целый час, хи-хи-хи!

— Может, вы и правы, но испытание я выдержал!

Разговаривая, я все время посматривал на вождей апачей. Почему они все еще стоят у деревьев, будто привязанные к ним, ведь давно могли уйти? Позднее я узнал, в чем было дело. Виннету полагал, что, освободив его, неизвестный спаситель освободит отца и затем даст им сигнал к побегу. То же самое думал и Инчу-Чуна и… оба ждали. Спустя некоторое время Виннету, улучив момент, поднял руку, показывая отцу, что свободен. Старый вождь повторил жест сына. В тот же миг оба апача исчезли, словно провалились сквозь землю.

— Да, испытание вы выдержали, — согласился Сэм Хокенс. — Вы наблюдали за вождем битый час и… не попались!

— Значит, вы согласны взять меня к Виннету?

— Гм! Интересно, как вы думаете освободить апачей? Тоже взглядом?

— Ну зачем же! Мы разрежем ремни.

— И думаете, что это так же просто, как срезать ветку с дерева? Стражника видите?

— Конечно, вижу.

— Он делает то, что так нравится вам, — окидывает взглядом апачей. А вот освободить их значительно сложнее, и боюсь, до этого вы не доросли. К ним, знаете ли, не так просто подобраться, а если и удастся, то… тьфу, пропасть! Что это такое?

Сэм на полуслове оборвал свои разглагольствования и вытаращил глаза: вожди исчезли. Сделав вид, что ничего не заметил, я спросил:

— Что случилось? Почему вы умолкли?

— Почему? Потому… потому… Уж не обманывают ли меня глаза? Дик, Билл, посмотрите-ка туда: вы видите Виннету и Инчу-Чуну?

Не успели Дик и Билл прийти в себя от потрясения, как часовой, тоже заметив исчезновение своих подопечных, вытаращил глаза на пустые деревья и разразился пронзительным криком. В лагере поднялся неописуемый шум.

Кайова кинулись к часовому, белые тоже. За ними побежал и я, по дороге незаметно высыпав песок из карманов.

Какая жалость, что я освободил только Виннету и Инчу-Чуну! Если бы была хоть малейшая возможность, я бы с удовольствием помог всем апачам.

Вокруг деревьев, где только что стояли связанные вожди, столпилось человек двести. Их ярость не знала границ. Легко представить, что случилось бы со мной, узнай они, кто освободил вождей. Первым пришел в себя Тангуа и стал отдавать приказы. Спустя минуту половина воинов разбежалась по прерии, пытаясь в темноте настигнуть беглецов. Вождь кайова не помнил себя от злости. Он ударил незадачливого стражника кулаком по лицу и, сорвав с его шеи мешочек с «лекарствами», стал их топтать, тем самым лишая воина чести.

Тут следует объяснить, что слово «лекарство» для индейца означает понятие, глубоко отличное от нашего. Оно появилось в лексиконе индейцев вместе с белыми людьми, вторгшимися в их жизнь. Индейцы не знали лекарств, которыми пользовались белые, и действие препаратов воспринимали как результат колдовства, проявление непонятной, таинственной силы. Поэтому индейцы стали называть «лекарствами» все то, что странным, чудесным образом способно оградить человека от болезней, несчастий, принести удачу в бою.

Каждый взрослый воин, каждый вождь носит на шее мешочек со своими собственными «лекарствами». Юноша, которому предстоит пройти обряд посвящения в воины, уходит из деревни в поисках «лекарств», своего рода талисмана. В уединении он проходит испытания на физическую выносливость, без пищи и воды проводя время в сосредоточенных размышлениях о своих планах, надеждах, желаниях. Доведя себя постом и непрерывными раздумьями до состояния транса, он теряет ощущение действительности, впадает в полусонное забытье и ждет, когда Маниту даст ему знак — укажет во сне на какой-нибудь предмет, который на всю жизнь станет его талисманом — «лекарством». И даже если это будет летучая мышь, он не остановится, пока ее не поймает. Только тогда индеец возвращается в родную деревню, отдает талисман шаману, тот особым образом обрабатывает его и торжественно вручает юноше. Молодой воин прячет «лекарство» в мешочек, который с тех пор становится его бесценным сокровищем. Лишаясь мешочка с «лекарствами», индеец лишается чести. Несчастный может вернуть себе честь, только убив врага и добыв его «лекарства», которые становятся собственностью победителя…

Отсюда ясно, как жестоко наказал Тангуа своего воина, уничтожив его мешочек с «лекарствами». Не говоря ни слова в свою защиту, воин взял ружье и исчез между деревьями. С этого дня он считался умершим. Племя примет его лишь тогда, когда он раздобудет новые «лекарства».

Тангуа с яростью набросился на меня:

— Ты считал этих собак своей собственностью! Беги, лови их!

Я хотел промолчать, но Тангуа схватил меня за плечо и крикнул:

— Ты слышишь? Я приказываю!

Я оттолкнул его:

— Приказываешь? Кто дал тебе право приказывать мне?

— Я вождь этого лагеря, и все здесь должны подчиняться мне!

Достав из кармана банку из-под сардин, я поднял ее вверх и крикнул:

— Мне не нравятся твои слова! Хочешь взлететь на воздух вместе со всеми воинами? Еще слово, и я уничтожу всех вас при помощи моих «лекарств»!

Тангуа шарахнулся в сторону и уже с безопасного расстояния крикнул:

— Уфф, Уфф! Оставь свои «лекарства» для себя! Ты такая же собака, как все апачи!

Это было оскорбление, но в данной ситуации я оставил его без внимания.

Все белые вернулись в лагерь, где долго и безрезультатно пытались выяснить, что же произошло. Я сохранял полное молчание. Признаюсь, сознание того, что я один знал тайну побега апачей, которую никто не мог разгадать, доставляло мне глубокое удовлетворение. Прядь волос Виннету я отныне носил с собой во всех моих путешествиях по Западу и сохранил ее до сегодняшнего дня.

Хотя кайова и считались нашими союзниками, однако их поведение вызывало тревогу, и мы решили ночью по очереди стоять на часах. Это не укрылось от индейцев, они бросали на нас косые взгляды. Их дружеские чувства явно шли на убыль.

Рано утром часовой разбудил нас. Ночью кайова не удалось найти следы сбежавших вождей, а с рассветом они, продолжив поиски, обнаружили след, который довел их до места, где апачи спрятали своих лошадей. Инчу-Чуна и Виннету уехали вместе с воинами, охранявшими коней, но самих коней оставили. Узнав об этом, Сэм Хокенс спросил меня с хитрой улыбкой:

— Вы догадываетесь, сэр, почему вожди поступили именно так?

— Нетрудно догадаться.

— Ого! Гринхорну не мешает быть поскромней. Одной интуиции недостаточно, на мой вопрос ответит тот, кто обладает опытом.

— Я им и обладаю.

— Вы? Опытом? Интересно, откуда он у вас?

— Мой опыт берется из книг.

— Опять эти книги! Если вы и вычитали в них что-то полезное, не думайте, что стали умнее всех. Я сейчас докажу, что вы в этом ничего не смыслите. Итак, почему вожди оставили лошадей своих пленных воинов?

— Именно потому, что пленные остались здесь.

— Ну и что?

— Им понадобятся лошади.

— Зачем пленным лошади?

Слова Сэма не задевали моего самолюбия, я уже знал, что ехидство было у него в крови, и поэтому спокойно объяснил:

— Может случиться вот что: либо вожди вернутся с большой группой воинов, чтобы освободить пленных, — в таком случае незачем гонять лошадей туда и обратно, либо кайова, не дожидаясь апачей, покинут эти места и уведут с собой пленных. Тогда все смогут ехать верхом, так будет удобней и пленным, и самим кайова. Значит, можно надеяться, что кайова пленных не убьют, а доставят в свое стойбище.

• Предыдущая
• 35/83
• Следующая