Сын охотника на медведей - Май Карл Фридрих - Страница 11
- Предыдущая
- 11/74
- Следующая
– Ты молодчина! Я тебе этого никогда не забуду! – не смог сдержать своих чувств Мартин. – Но мой отец знает об этом?
– Вокаде ему сказал об этом и выслушал описание пути. Он разговаривал с Грозой Медведей тайно, и ни один сиу не смог этого заметить.
– Они могут обо всем догадаться, если ты не вернешься к ним!
– Нет, они подумают, что Вокаде убили шошоны.
– Передал ли мой отец через тебя нам какие-либо указания?
– Нет, Вокаде должен сказать вам, что Гроза Медведей и его спутники в плену. Теперь мой белый брат сам знает, что нужно делать.
– Конечно, знаю! Я еду, и сейчас же, чтобы освободить их!
Мартин хотел вскочить снова, но Джемми крепко схватил его за руку и придержал:
– Стоп, мой мальчик! Разве вы хотите лететь сломя голову, чтобы еще сегодня вечером попасть в лапы к индейцам и поджариваться на медленном огне? Подождите еще немного, молодой человек! Толстяк Джемми охотно поможет вам, но он не имеет ни малейшего желания протаранить лбом стену вашего дома. Мы ведь еще не все узнали. Пусть Вокаде скажет нам, где именно произошло нападение на вашего отца.
Индеец тут же ответил:
– У воды, которую бледнолицые называют рекой Палвер, четыре рукава. У западного и произошло нападение.
– Стало быть, все случилось на той стороне кэмпа Мак-Кинни, что южнее ранчо Мэрфи. Эта местность не очень хорошо мне знакома. И все же, как мог такой знаменитый охотник быть столь неосторожен, что позволил взять себя в плен?
– Охотник спал, а человек, стоявший на посту, не был вестменом.
– Только так и можно все объяснить. В каком направлении огаллала собирались двигаться потом?
– К горам, которые зовутся белыми Большой Рог.
– Значит, к Биг-Хорн. А дальше?
– Они пройдут мимо Головы Злого Духа…
– А, мимо Девилс-Хэд – Чертовой Головы! – кивнул Толстяк.
– …к воде, что берет там начало и впадает в реку Большого Рога. Огаллала знали, что там обитают враждебные шошоны, и потому Вокаде был послан, чтобы выследить их. Поэтому ему сейчас неизвестно, куда огаллала двинулись дальше.
– Это и не нужно. У нас есть глаза, и мы найдем их следы. Когда произошло нападение?
– Прошло четыре дня.
– Да уж! – покачал головой Джемми. – А когда они поминают убитых воинов?
– В ночь Полной Луны. Именно в такую ночь были убиты три воина.
Джемми мысленно сосчитал, а потом произнес:
– Если так, то у нас достаточно времени, чтобы догнать краснокожих. Еще целых двенадцать дней до полнолуния. Как сильны огаллала?
– Когда Вокаде покинул их, огаллала было пять раз по десять и еще шесть.
– Стало быть, пятьдесят шесть воинов. Сколько пленников?
– С Грозой Медведей – шесть.
– Тогда, во всяком случае, на первых порах мы знаем о них достаточно. Нам не нужно долго совещаться. Мартин Бауман, что собираетесь делать вы?
Молодой человек поднялся, вытянул вверх правую руку, как это делают, когда хотят произнести клятву, и ответил:
– Я даю обет спасти моего отца или отомстить за его смерть, даже если мне одному придется преследовать сиу и бороться с ними! Я скорее умру, но не нарушу свою клятву!
– Нет, один ты не поедешь, – вмешался Хромой Фрэнк. – Я, естественно, поеду с тобой и ни в коем случае не покину тебя.
– И массер Боб тоже ехать с вами, – объявил негр, – чтобы освободить старый масса Бауман и биться насмерть с сиу-огаллала. Пусть они все сгинуть в ад!
При этом он скорчил такую гримасу и так громко заскрежетал зубами, что стал похож на разъяренного медведя.
– Я тоже еду с вами, – снова заметил Толстяк Джемми. – С великой радостью вырву из лап краснокожих их пленников. А ты, Дэви?
– Что за дурацкий вопрос! – раздался невозмутимый голос Длинного. – Думаешь, я останусь здесь и буду чинить свои башмаки или молоть кофе, пока вы будете разыгрывать великолепную комедию? А я-то думал, что ты достаточно знаешь своего старого компаньона.
– Ладно тебе, старый енот. Наконец-то подвернулось настоящее дельце. Стрельба по зверью тоже может наскучить. А Вокале, что будет делать наш краснокожий брат?
– Вокаде – мандан, на худой конец питомец сиу-понка, но никак не огаллала! Если белые братья дадут ему ружье с порохом и свинцом, он будет их сопровождать и либо умрет вместе с ними, либо одолеет врагов! – дал ответ краснокожий юноша.
– Молодец! – похвалил маленький саксонец. – У тебя будет ружье и все остальное, даже свежая лошадь, поскольку у нас их четыре, а стало быть, больше, чем надо. Твой жеребец устал, пусть он бежит рядом, пока не отдохнет. Когда отправляемся в путь, друзья?
– Прямо сейчас! – за всех ответил горячий Мартин.
– Конечно, мы не можем терять времени, – согласился Толстяк. – Но чрезмерная поспешность нам тоже ни к чему. Мы поедем по безводным и бедным дичью местам и должны позаботиться о провианте. Боеприпасов прихватим как можно больше, само собой разумеется. Вообще подобные экспедиции надо готовить так, чтобы ничего не упустить и не забыть. Нас всего шестеро против пятидесяти шести огаллала, а это кое-что значит! К тому же мы не знаем, не задумали ли еще чего-нибудь те девять конокрадов, которых мы сегодня поучили уму-разуму. Безусловно, мы должны сначала убедиться, покинули они местность или нет. А как обстоят дела с этим домом? Вы собираетесь оставить его без защиты?
– Да, – немного растерянно ответил Мартин.
– Тогда легко может статься, что по возвращении вы обнаружите его сожженным или, по меньшей мере, ограбленным.
– О последнем мы позаботимся.
Юноша достал кирку и быстро очертил ей на глиняном полу четырехугольник, после чего легко срыл глину. Оказалось, что там под хорошо утрамбованной глиной был скрыт деревянный подвальный люк, ведущий в достаточно просторное углубление, где можно было спрятать все, что они не брали с собой. Если потом снова хорошенько утоптать глину над запертым люком, ни один непосвященный не догадается о существовании этого укрытия. Даже если бы постройка сгорела, глиняный пол защитил бы вещи от порчи и гибели.
И все занялись тем, что содержимое хижины, которым они не могли воспользоваться в поездке, стали складывать в погреб. Так же они поступили и с медвежьими шкурами, среди которых одна сразу привлекала всеобщее внимание своими размерами и краг сотой. Едва Мартин заметил, что Джемми с нескрываемым восхищением впился в нее взглядом, он быстро выхватил шкуру из рук Толстяка и швырнул ее в отверстие.
– Уберите ее! – произнес он. – Я не могу видеть этот мех! Он заставляет меня вспоминать самые ужасные часы моей жизни.
– Это звучит так, будто вы прожили уже целый век на этом свете или на вашу долю выпали тяжкие испытания, мой мальчик.
– Возможно, я и вправду пережил нечто такое, что и не с каждым траппером случится.
– Ого! А не задаетесь ли вы, мой мальчик?
Мартин бросил на Толстяка почти гневный взгляд.
– Полагаете, что с сыном Охотника на медведей не могло произойти ничего подобного?
– Спорить, конечно, не стану…
– Так скажу вам, что, будучи четырехлетним мальчишкой, я боролся с типом, носившим ту самую шубу, которой вы только что так сильно удивились.
– Четырехлетнее дитя с таким гризли? Я знаю, что дети Запада сделаны из другого теста, нежели те сынки, что в городах подкладывают грелки в ножки своих папаш. Встречал я тут как-то мальчишку, который в Нью-Йорке по возрасту был бы первоклашкой, но ружье знал как свои пять пальцев. Но, хм, гризли! Что же все-таки тогда произошло с медведем?
– Это случилось внизу, в горах Колорадо. Тогда у меня еще была мать и сестренка трех лет – на год младше меня, стало быть. Отец ушел, чтобы позаботиться о мясе, мать была во дворе и колола дрова для очага, ведь дело было зимой, а в горах в это время очень холодно. Я находился в комнате с маленькой Людди – мы были совсем одни. Она сидела между столом и дверью прямо на полу и играла с куклой, которую я выстругал из полена, я же стоял на столе, пытаясь большим деревянным ножом вырезать буквы «М» и «Л» на толстой балке, которая под нашей, как сейчас помню, остроконечной крышей вела от одной бревенчатой стены к другой. Это были начальные буквы имен: моего и Людди. Я по-мальчишески хотел увековечить их. Увлеченный этой кропотливой работой, я едва обратил внимание на громкий крик матери, раздавшийся снаружи. Он больше не повторялся, и я беззаботно продолжал потеть над своим делом. Потом я услышал, как дверь с шумом распахнулась, едва засов с нее не слетел. Я был уверен, что это мать так шумно вошла, потому что в руках несла дрова. И даже не обернулся, а только сказал: «Мам, это для Людди и меня. Потом очередь твоя и папы». Вместо ответа я услышал грозное рычание и обернулся. Должен заметить, господа, что время было не дневное, но снаружи лежал снег, а в очаге горел огонь, пламя которого освещало комнату. То, что я увидел в этом свете, было, конечно, ужасно. Прямо перед бедной Людди, от страха потерявшей дар речи, стоял гигантский серый медведь. С его короткой шерсти лохмами свисали ледышки, а из полураскрытой пасти шел пар. Онемевшая сестренка, словно моля о пощаде, вытянула вперед куклу, будто хотела сказать: «Возьми мою куклу, а меня не трогай, злой медведь!» Но гризли не знает сострадания. Ударом лапы он повалил Людди и затем раздавил ей головку своими стальными челюстями.
- Предыдущая
- 11/74
- Следующая
