По дикому Курдистану - Май Карл Фридрих - Страница 32

• Предыдущая
• 32/88
• Следующая

– И что ты скажешь по этому поводу? Каков будет твой приговор?

– Весьма милостивый для тебя. Поскольку твои нежные руки так часто касались зерен, да будут они все твоими. Посуда, купленная мной сегодня, также принадлежит теперь тебе. Стаканы же я подарю доброму Селиму-аге.

– О эфенди, ты справедливый и мудрый судья. В тебе больше доброты, чем у меня когда-либо было горшков. Этот благоухающий кофе – еще одно доказательство твоего величия. Аллах да подействует на сердца русских, чтобы они не пришли и не застрелили тебя. Ты думаешь, мне удастся спокойно сегодня поспать?

– Конечно же! Уверен!

– Спасибо тебе, ведь покой – это единственное, чем еще может наслаждаться измученная женщина!

– Ты спишь здесь, внизу, Мерсина?

– Да.

– Но ведь не на кухне же, а в комнате?

– Господин, женщине место на кухне, и спит она тоже на кухне.

М-да! Дело оборачивалось не так, как мне хотелось. Во всяком случае, глупая шутка аги оказалась для нас весьма неуместной. Мерсина заснет сегодня не сразу. Я поднялся наверх, но направился не к себе, а в комнату хаддедина. Он уже лег спать, но, как только я вошел, проснулся. Я рассказал ему подробно про свое приключение в тюрьме, чем поверг его в изумление.

Затем мы упаковали съестное, свечу, зажигалку и пробрались в пустую комнату в торце дома. У нее было лишь одно окно, небольшое четырехугольное отверстие, запертое ставнями. Ставни были лишь прикрыты, и я, открыв их, выглянул – передо мной на расстоянии примерно пяти футов находилась гладкая крыша, нависавшая над этой стороной маленького двора. Мы выбрались на крышу, а с нее на двор. Дворовая дверь была заперта, и, таким образом, мы были в одиночестве. Дорога в сад, в котором некогда благоухала красавица Эсме-хан, была практически открыта. Теперь от тюрьмы нас отделяла лишь стена, причем весьма невысокая – до ее верха мы спокойно могли достать рукой.

– Подожди, – попросил я шейха. – Я сначала посмотрю, не наблюдает ли за нами кто-нибудь.

Я потихоньку поднялся на стену и аккуратно спрыгнул на ту сторону. Из первого маленького окошка, справа, на первом этаже, едва пробивался бледный свет. Это была комната, в которой спал пьяный ага и где сейчас, по всей видимости, сидели арнауты, не смеющие от страха даже прикорнуть. Следующее, то есть второе, окно принадлежало камере, в которой нас ждал Амад эль-Гандур.

Внимательно осмотрев и буквально обыскав узкий двор, я не увидал ничего подозрительного. Дверь, ведущая от тюрьмы во двор, была заперта. Я вернулся к стене, за которой стоял хаддедин.

– Мохаммед!

– Ну что?

– Все спокойно. Ты сможешь перебраться через стену?

– Конечно.

– Тогда лезь, только потише.

Через несколько секунд он стоял рядом со мной. Мы быстро пересекли двор и встали под окном, до которого я мог почти достать рукой.

– Нагнись, шейх, обопрись о стену и упри руки в колени.

Я взобрался на спину шейха, и, таким образом, мое лицо оказалось непосредственно перед окном темницы.

– Амад эль-Гандур… – тихо позвал я и прислушался.

– Господин, это ты? – гулко прозвучало снизу.

– Да.

– Мой отец здесь?

– Здесь. Он сначала спустит для тебя на веревке еду и свечку, а потом поговорит с тобой. Подожди, сейчас ты его увидишь.

Я спрыгнул со спины шейха.

– Тяжело?

– Да уж. Долго я бы не выдержал, слишком положение неудобное.

– Тогда мы сейчас сделаем по-другому. Ведь ты наверняка хочешь подольше поговорить со своим сыном. Поэтому встань коленями на мои плечи, тогда я смогу стоять достаточно долго, сколько тебе нужно для разговора.

– Он тебя услышал?

– Да. Он спрашивал о тебе.

Я достал из кармана веревку и отдал ее шейху.

– На ней ты спустишь пакет.

Мы привязали веревку, я сцепил руки за спиной, шейх встал на них и взобрался мне на плечи. Я охватил его колени руками так, чтобы он стоял достаточно безопасно. Шейх спустил пакет в камеру сына, и тут же завязался тихий, но тем не менее оживленный разговор. Я мог слышать лишь слова шейха, обращенные ко мне, – он справлялся, не устал ли я держать его. Он был высокий и крупный мужчина, и поэтому я почувствовал заметное облегчение, когда он минут через пять спрыгнул на землю.

– Эмир, его нужно как можно быстрее вызволить, я не могу дождаться этого, – сказал он.

– Прежде всего нам нужно уйти. Иди пока к стене, а я позабочусь о том, чтобы днем здесь не нашли следов.

– Это лишнее, ведь земля тверда как камень.

– Лишняя осторожность лучше, чем небрежность.

Он пошел назад, и я скоро последовал за ним. Через некоторое время мы, возвратившись по той же дороге, оказались в комнате шейха. Он захотел сразу же обсудить со мной подробный план освобождения своего сына, я же, напротив, посоветовал ему сначала немного поспать и отправился отдыхать в свою комнату.

На следующее утро я сначала проведал свою пациентку, которой уже не нужно было больше опасаться за свою жизнь. Рядом с ней я увидел только ее мать и никого больше. Справившись о ее здоровье и дав несколько советов, я решил прогуляться по городу и вокруг него, чтобы разыскать место в стене, через которое можно было бы выбраться из города, минуя городские ворота и их охрану. Через некоторое время я нашел такое место, правда, оно было пригодно лишь для пеших людей.

Когда я пришел домой из «разведки», Селим-ага только что поднялся с постели.

– Эмир, уже наступил день! – заявил он.

– Уже давно, – ответил я.

– О, я имею в виду, что уже наступило время поговорить о нашем деле, как мы договаривались вчера.

– О нашем деле?

– Да, о нашем. Ты же ведь был вчера вместе со мной. Скажи, нужно ли мне об этом доложить или нет? Как ты считаешь, эфенди?

– На твоем месте я бы этого не делал.

– Почему?

– Потому что лучше, если б совсем никто не знал, кто был ночью в тюрьме. Твои люди непременно заметили, что походка у тебя была не совсем уверенной, и они могут вспомнить это, когда их будут допрашивать.

– Точно! Когда я проснулся, мое платье было очень помятым, и мне пришлось долго очищать его от грязи. Настоящее чудо, что этого не заметила Мерсина! Значит, ты думаешь, что мне не следует докладывать?

– Да, гораздо лучше, если ты устроишь своим людям выволочку, а твоя милость ослепит их, как луч солнца.

– Да, эфенди, уж я выскажу им все, что я о них думаю! – Он свирепо завращал глазами. Затем ага внезапно прекратил это занятие и его лицо приняло кроткое выражение. – Потом я их помилую, как падишах, который дарует жизни и имущество миллионам людей.

Он хотел уже идти, но остановился перед дверью, потому что снаружи спешился какой-то всадник и знакомый мне голос спросил:

– Салам, господин! Это ты, наверное, Селим-ага, командующий албанцами?

– Да, это я. Что тебе нужно?

– Это у тебя живет эфенди, которого зовут хаджи эмир Кара бен Немси, а также двое эфенди, слуга и башибузук?

– Да. А что?

– Позволь мне поговорить с эмиром!

– Вот он стоит перед тобой.

Селим-ага шагнул в сторону, чтобы этот человек мог увидеть меня. Это был не кто иной, как Селек, езид из Баадри.

– Эфенди, – воскликнул он обрадованно, – позволь мне тебя поприветствовать!

Мы подали друг другу руки, и я увидел, что он прискакал на взмыленной лошади Али-бея. Не было сомнений, что он скакал очень быстро. Я предполагал, что он должен мне передать сообщение, причем очень важное.

– Заводи лошадь во двор и после этого поднимайся ко мне, – сказал я ему.

Когда мы оказались одни в моей комнате, он вытащил из-за пояса письмо.

– От кого оно?

– От Али-бея.

– Кто его написал?

– Мир Шейх-хан, главный священник.

– Как ты нашел дом, где я поселился?

– Я спросил о тебе сразу же возле городских ворот.

– Откуда ты знаешь, что со мной живут двое эфенди? Ведь, когда я был у вас, меня сопровождал лишь один.

– Я разузнал это в Спандаре.

Я распечатал письмо. В нем было много интересного. Несколько хороших новостей, касавшихся езидов, и одна очень плохая, относившаяся ко мне.

• Предыдущая
• 32/88
• Следующая