Наследники Виннету - Май Карл Фридрих - Страница 45

• Предыдущая
• 45/81
• Следующая

— Нет. Никак вас не пойму.

— Тогда я должен вам сказать правду. Но обещайте мне не падать в обморок!

— Хорошо! Итак, я крепко держусь на ногах.

Вместо того чтобы подойти ближе, как это делают при доверительной беседе, он сделал два шага назад и крикнул:

— Она вам неверна!

— Кто?

— Что за вопрос! Ваша жена, конечно! Душенька, как вы ее называете, когда разговариваете с ней по-немецки.

— Слава Богу! — повторил я. — А я-то ломал голову — что это за несчастье, в котором вы хотите мне исповедаться.

— Черт возьми! Мой разум отказывается понимать. Я говорю человеку, что ему изменила его жена, а он повторяет: «Слава Богу!» Уверяет всех, что ему совершенно все равно. Кто сможет это понять? Только не я! — И подойдя ко мне вплотную, продолжал очень серьезным тоном: — Я сам ее любил, очень любил, вашу Душеньку! Я уважал ее и боготворил. Я считал ее лучшей, прекраснейшей и благоразумнейшей женщиной на всем свете. Я мог бы отдать за нее жизнь десять, сто, тысячу раз! Пойти в огонь и в воду! Но все кончено! Она больше не стоит этого, не стоит! Иметь такого мужа — и изменить ему! Да еще с таким, с таким…

— Так с кем?

— И вы не догадываетесь?

— Нет.

— Хм, понятно. Да уж, трудно поверить! Если бы им был я или какой другой белый! Но она предпочла вам краснокожего, что гораздо хуже чем плохо! Это же просто низость!

— Краснокожего, говорите вы? Молодой Орел еще спит, а кайова тут нет — он ушел. Вы его имели в виду?

— Да, его! Ваша жена ведь тоже ушла.

— И это все?

— Нет, еще много чего! Рассказать?

— Да, пожалуйста.

— Все произошло так: я рассердился на этого парня, потому что он вчера столько болтал с ней. Тогда я поделился с вами моими подозрениями. Я понял, что он хотел выведать все у вашей жены, чтобы потом сдать нас индейцам. Тогда я решил понаблюдать за ним. Я не спал всю ночь, дождавшись того момента, когда он проснулся ранним утром. Ваша жена тоже вышла из палатки. Обычно она молится утром и вечером, я это знаю. Она никогда не делает это в палатке, только на чистом воздухе. Она уходит подальше от посторонних глаз, чтобы никто ее не видел. Так и сегодня. Когда она удалилась, кайова встал и пошел следом. Это показалось мне подозрительным. Я выждал некоторое время, а когда ни он, ни она не вернулись, пополз за ними. Вы не можете представить себе, что я увидел!

— Что же?

— Они сидели на одном камне!

— И все?

— Бок о бок!

Он удивленно взглянул на меня и повысил голос:

— В задушевных объятиях!

— И все?

Тут он не выдержал:

— Они целовались!

— И все?

— Краснокожий целовал вашу Душеньку! — едва не орал Папперман.

— И все?

— А ваша Душенька целовала его! — проревел он мне в ухо.

— И все? Больше ничего? — спросил я спокойно.

В этот миг он попятился, всплеснул руками и завопил:

— Вот это да! Я и представить себе не мог! Он не бросился на меня с кулаками… Да он просто обезумел от ужаса! Он спятил, совершенно спятил! Кроме «И все?», я ничего не слышу!

— О, я могу сказать и другое, — засмеялся я. — Они ведь до сих пор сидят там, на камне?

— Надеюсь! И даже очень! Мы изобличим ее! Мы ошеломим ее вашим появлением!

— Давайте так и сделаем.

— Правда?

— Конечно, и сейчас же!

— Тогда идемте! Я проведу вас.

— Подождите еще секунду! Прежде я должен вас предупредить, что не буду так строг с этим индейцем, как вы, вероятно, ожидаете. В последние дни мы столько раз говорили о кайова… Вы знаете, что я у них пережил, когда был там в последний раз?

— Да. Все это знают. И ваша жена уже давно рассказала мне еще раз: вам суждено было умереть, и только благодаря дочери знаменитого воина, которого звали Одно Перо, вы спаслись.

— Верно. Эту дочь звали Какхо-Ото. Ей я обязан своей жизнью.

— Так ради нее вы готовы простить этому кайова то, что он сделал с вашей женой?

— Да.

— Послушайте! Так нельзя!

— Идемте!

— Так вы в самом деле и пальцем не пошевелите?

— Абсолютно.

Тут он воскликнул:

— Мистер Бартон, должен вам сказать, что… что… У меня есть просьба, большая просьба.

— Какая?

— Позвольте мне согнуть этого краснокожего негодяя в параболу и отвесить ему дюжину оплеух!

— Это доставит вам удовольствие?

— Величайшее, неописуемое!

— Ну хорошо…

— Вы не имеете ничего против?

— Ничего, абсолютно ничего.

— Ну, слава Богу! Уж я-то постараюсь! Ну, идемте! Скорее, скорее!

Он зашагал впереди, я — следом. Он вывел меня через заросли к маленькой полянке и затаился в тени последних кустов.

— Смотрите туда. Они еще сидят там! Как вам это нравится?

Душенька сидела с кайова на небольшом камне, положив правую руку ему на плечо. Он находился чуть ниже ее. Его голова нежно склонилась в ее сторону. Папперман взглянул на меня, ожидая приступа неистового гнева.

— Смеетесь? — спросил он тихо и настойчиво повторил: — Я спрашиваю вас совершенно серьезно: как вы это находите?

— Немного интимно, ничего больше, — ответил я.

— «Немного интимно»… — пробормотал он. — Ну а я скажу вам больше: с его стороны это преступно! А поскольку вы позволили мне отвесить ему дюжину оплеух, то я не буду медлить ни секунды.

Он продрался сквозь кусты и поспешил на поляну. С той же быстротой я последовал за ним. Индеец и Душенька тотчас поднялись. Папперман молча набросился на кайова и уже занес было правую руку, чтобы ударить, но я резко перехватил ее и крикнул:

— Стойте, дорогой друг! Не стоит забывать, что в подобных случаях предписано делать джентльмену. Если два джентльмена имеют намерение подраться, то прежде они непременно должны представиться друг другу.

— Зачем это? Мы и так знакомы. Этот краснокожий мерзавец, которого вы называете «джентльменом», знает, что я Макш Папперман, а я знаю, что он вовсе не джентльмен, а просто краснокожий мерзавец. Потому я могу…

— Но вы ведь не знаете его имени. Этот джентльмен, собственно говоря не джентльмен, а леди и зовут ее, насколько мне известно, Какхо-Ото. Вот так!

Я освободил его руку. Папперман безмолвно уставился на меня, будто онемел.

— Какхо-Ото? Не джентльмен, а леди!

— Именно так.

— Значит, дочь вождя по имени Одно Перо, которая в те давние времена спасла вам жизнь?

— Да, это она.

Папперман глубоко вздохнул:

— Такое может произойти только со мной — со мной, Макшом Папперманом! Будь оно проклято, это чертово имя! Я посрамлен на все времена! Я исчезаю! Я стану невидимым! — Он развернулся и помчался прочь. Достигнув кустарника, он на миг обернулся и крикнул: — Мистер Бартон, эта милая шутка, похоже, на вашей совести!

— Почему? — спросил я.

— Вы ведь могли избавить меня от этого срама! Нужно было только сказать, что это не мужик!

— Раскрыть вам эту тайну? Нет, на это я права не имел. Я ведь дал вам понять, что кайова заслуживает доверия. Этого, по-моему, было достаточно. Почему вы мне не поверили?

— Потому что я осел! Полнейший идиот! Болван!

Он замолчал. Какхо-Ото с опущенными глазами стояла передо мной. Ее щеки пылали. Я притянул ее к себе, поцеловал в лоб и сказал на ее родном наречии:

— Благодарю тебя! Я думал о тебе и вспоминал, прежде чем встретил. Хочешь быть нашей сестрой? Моей и моей жены?

Она кивнула, а потом поспешила уйти. Душенька прежде всего поинтересовалась, почему Папперман хотел ударить индеанку. Нескольких слов было достаточно, чтобы она все поняла. Она от души рассмеялась и поблагодарила меня за то, что я раньше не раскрыл ей секрет кайова. Если бы я это сделал, то сегодняшней забавной неожиданности не приключилось бы.

Потом мы вернулись к палатке, у которой я развел маленький костер, а Душенька приготовила кофе. К нам подсели Папперман и Какхо-Ото. Оба старались казаться безразличными. Но старый вестмен принял допущенную им оплошность слишком близко к сердцу. Он исподтишка наблюдал за женщиной, которая теперь, при ближайшем рассмотрении, представлялась ему верхом совершенства. Неожиданно для всех он схватил ее руку, притянул к губам и невнятно пробормотал:

• Предыдущая
• 45/81
• Следующая