Наследники Виннету - Май Карл Фридрих - Страница 11
- Предыдущая
- 11/81
- Следующая
— Тьфу! Честность по отношению к убийце нашего отца?!
— Это не он! Отец сам виноват в том, что погиб именно так! И он не отпустит всех нас! Остались только мы двое. И если мы не будем честны, конец настигнет нас вдвое быстрее! Я все еще надеюсь на спасение! Но оно возможно только тогда, когда все прошлое будет прощено. А немец — единственный, кто может дать прощение; остальные умерли! Понимаешь ли ты?
Зебулон ответил не сразу. Мы слышали покашливание, напоминающее всхлипывание. Кто издавал эти звуки? Гарриман? Зебулон? Наконец последний жалобно произнес:
— Это ужасно, просто ужасно, как внутри меня все кричит и толкает, давит и напирает все сильнее и сильнее! Я хочу умереть!
— Я тоже!
Снова наступила пауза, после которой мы услышали голос Зебулона:
— Если бы могли поднять сокровище, которое ушло в воду вместе с отцом! А сколько заплатит Киктахан Шонка, если мы поможем ему насадить немца на нож! Сколько сумок, полных наггитов, а может, бонанца, целая бонанца!
— Ради Бога! — в ужасе воскликнул Гарриман. — Гони прочь эти мысли!
— Мысли приходят и уходят. Я не могу от них избавиться! Они приходят, и они одолевают меня! Что тут мои жалкие силы!.. Мне страшно. Что это? Может, кто-то стоит, за дверью?!
Я схватил жену за руку и потащил ее в наш номер. У нас не оставалось даже времени закрыть дверь, и мы прошмыгнули в кабинет, где и остановились, переводя дух и прислушиваясь.
Как хорошо, что мы оставили двери открытыми! Братья вышли из номера и подошли к нашей двери.
— Никого там нет, — засвидетельствовал Гарриман. — Ты ошибся.
— Возможно, — отозвался Зебулон. — Это было внутри меня. Я ничего не слышал, совсем ничего. Но эта дверь! Была ли она открыта, когда мы пришли?
— Конечно. Старик уехал, оставив ее открытой, чтобы проветрить номер.
Но Зебулон все же вошел в наш номер и в раздумье остановился возле стола.
— Не шуми! — предостерег его Гарриман.
Тут его брат развернулся и вышел. Опустив жалюзи на нашей двери, они удалились в свои покои. Мы же прошли в комнату Душеньки, где спокойно смогли включить свет, поскольку она была на другой стороне и Энтерсы не могли этого заметить.
Душенька была очень взволнована:
— Тебя хотят убить? Кто этот Киктахан Шонка, о котором они говорили?
— Наверное, вождь сиу. Я не знаю его, никогда не слышал о нем. Ты обеспокоена, малыш? Никакого повода нет, никакого! Этого не будет! Это лишь несбыточная надежда дьявола! И потом, вряд ли они станут предпринимать что-нибудь против меня, прежде чем окажутся на озере, в котором тогда утонул Сантэр. Я убежден, что до тех пор мне ничего не грозит. Так что не все так плохо, малыш!
— А Утес Дьявола? Ужасное слово!
— Не нахожу ничего ужасного. Очень романтично. Утесов в этой стране не меньше, чем у нас в Германии — в Брейтенбахе, Эберсбахе или Лангенберге. Где этот Утес Дьявола, о котором тут упоминали, мы узнаем завтра утром в «Проспект-хауз».
— Что еще за «хауз»?
— Отель, где я ночую сегодня ночью.
— Ночуешь? Ты? — удивилась она.
— Да, — кивнул я.
— В другом отеле? Что это значит?
— Не думаю, что есть смысл посвящать тебя во все тонкости. Сейчас я иду в «Проспект-хауз», немного перекушу, закажу номер и пошлю пару строк сюда, мистеру Гарриману Ф. Энтерсу, чтобы уведомить его о своем прибытии в Ниагара-Фолс. А завтра утром я должен буду поговорить с ним и его братом — с восьми до десяти, но не позже, потому что потом мне надо готовиться к встрече моей жены, которая еще не приехала. Согласна?
— А что мне еще остается? — улыбнулась Клара. — Тебе, естественно, не приходит в голову поделиться со мной. Но разве так можно? Поздно ночью?
— Здесь можно все.
— И без чемодана? Возьми хотя бы пакет! Ты здорово будешь выглядеть, когда с пустыми руками заявишься ночью в отель!
— Я вызову только симпатию, ничего больше. Только прошу тебя: не показывайся никому на глаза!
— Могу я тебя немного проводить? Хотя бы до выхода?
— Тебя никто не должен видеть. Мы расстанемся здесь, наверху.
Внизу, в приемной, никто не обратил на меня внимания. Я вышел, перебрался через мост на другую сторону реки и четверть часа спустя уже снял номер в «Проспект-хауз». Затем я послал записку мистеру Гарриману Ф. Энтерсу, поужинал и лег спать, удовлетворенный дневной работой. Разумеется, я зарегистрировался под фамилией Бартон.
Когда следующим утром я в половине восьмого вышел в салон, чтобы выпить кофе, оба Энтерса уже сидели там. Гарриман поспешил представить мне Зебулона и сообщил, что они очень рады, что я прибыл, но разочарованы тем, что здесь, в отеле, никто ничего не знает о миссис и мистере Май.
— Я путешествую под псевдонимом Бартон.
— Ах вот как, сэр! — кивнул Гарриман. — Вероятно, из-за читателей, которые не оставят вас в покое, если узнают о вашем приезде.
— Вероятно.
— А миссис Бартон? Ее не видно.
— Она прибудет позже. Может, завтра или послезавтра. Конечно, сначала я заглянул в «Клифтон». Но там, в книге, уже стояли ваши имена. Потому я повернул сюда. Надеюсь, вы не возражаете.
— О чем вы! Что касается миссис Бартон, которую мы с превеликим удовольствием приветствовали бы здесь, то нам, к сожалению, не придется встретиться с ней. Мы ведь сегодня уезжаем.
— Да? Тогда все так, как я вам предсказывал: сегодня беседа не получится.
— Почему? Мы надеялись подписать договор, мистер Бартон.
— Что же вселило в вас эту надежду?
— Ваше благоразумие. Но об этом поговорим в другом месте.
Он, конечно, был прав. В салоне полно посетителей, пивших кофе, чай или какао, и не стоило посвящать их в наши тайны. Я поторопился закончить завтрак, а потом мы прогулялись вдоль потока и сели на одну из стоящих на берегу скамеек. Тут мы могли спокойно поговорить, без опасений быть услышанными. Гарриман выглядел так же, как и раньше. У Зебулона — те же печальные глаза, но, он казался ожесточенным и, похоже, обладал несносным характером. Что касается меня самого, то я решил не церемониться и быть кратким, насколько можно. Только мы сели, как Гарриман начал:
— Я сказал вам, что мы полагаемся на ваше благоразумие, сэр. Позвольте сразу перейти к делу?
— Да, — кивнул я. — Но я должен осведомиться, с кем вы, в общем-то, собираетесь говорить: с вестменом или с писателем?
— С первым, вероятно, позже, сначала — с последним.
— Хорошо. Я в вашем распоряжении в обоих лицах, но не больше четверти часа на каждую беседу. Время мне очень дорого. — Достав часы, я показал им циферблат и добавил: — Как видите, сейчас ровно восемь. Вы, стало быть, можете до четверти девятого говорить с писателем, а до половины — с вестменом. Затем наша встреча закончится.
— Но, — возразил Зебулон, — вы же написали нам, что уделите два часа!
— Правильно! Полтора часа я оставлял для «друга», но вы собираетесь говорить только с «писателем» и с «вестменом». На «друга» вы не рассчитываете, а потому остается только полчаса.
— Но мы надеемся, что станем друзьями. В этом случае мы можем рассчитывать на два часа?
— И даже больше. Итак, начинаем! Из первой четверти часа прошло уже три минуты…
— У вас странная манера вести деловую беседу! — раздраженно вставил Зебулон.
— Только тогда, когда тема уже обсуждалась и меня снова вынуждают вернуться к ней. Итак… пожалуйста…
Слово взял Гарриман:
— Итак, речь идет о ваших трех томах «Виннету», которые мы хотим выкупить…
— Пожалуйста, краткий ответ! Да или нет! Вы хотите перевести их и отдать в печать?
Они смущенно переглянулись. Никто не ответил, тогда я продолжил:
— Поскольку вы молчите, я отвечу за вас: вы хотите их не напечатать, а уничтожить, и все из-за вашей собственной фамилии и погибшего отца.
Оба вскочили со скамьи и подняли гвалт, но я положил ему конец энергичным движением руки:
— Спокойно! Прошу вас, замолчите! Писателя вы, может, и обманете, но вестмена — никогда! Ваша фамилия — Сантэр. Вы сыновья того Сантэра, о котором, к сожалению, мне пришлось сообщить столько плохого. Надеюсь, о вас я смогу рассказать кое-что получше.
- Предыдущая
- 11/81
- Следующая