Шарон Крич. Отличный шанс - Крич Шарон - Страница 14

• Предыдущая
• 14/38
• Следующая

Сегодня вечером жду в гости Тилли. Хочу угостить ее курицей, фаршированной абрикосами. Очень вкусно!

Три бочки объятий!

С любовью,

твоя тетя Грейс”.

А вот открытка от тети Тилли:

“Милая Динни!

Твой папа беспокоится, потому что это твой папа. Он старается не подавать виду, но я-то знаю, когда он беспокоится.

Ты уже была на речке?

Мои зубы получились не такими, как у Мэрилин Монро, но все-таки довольно симпатичными. Береги свои зубки, хорошая моя!

Сейчас встану на свой самокат (ха-ха, у меня нет никакого самоката!) и поеду в гости к Грейс. Она сообщила, что готовит нечто с абрикосами. Господи помилуй!

Шлю тебе семь миллиардов поцелуев.

С любовью от твоей тети Тилли,

чемпионки по приготовлению творожного желе”.

15. Percorso*

______________

* Кросс (итал.).

В субботу к нам пришел Гутри и сказал:

- Надевай кроссовки! Мы отправляемся в экспедицию!

Я последовала за ним по тропинке через Монтаньолу, потом вниз по узкой дороге, и примерно через пять километров мы дошли до указателя, на котором было написано: “PERCORSO”. Отсюда в лес вела дорожка.

Гутри побежал по дорожке, бросив мне через плечо:

- Бежим! Здесь надо бежать! Не бойся, по дороге будут остановки.

Я побежала за ним в лес, где стояли золотистые деревья, и дорожка тоже была вся в золоте от опавших листьев. Примерно через полкилометра Гутри остановился возле высокой, похожей на лестницу конструкции, сооруженной из толстых ветвей. Возле нее стоял указатель.

- Вот, смотри, - сказал он. - Здесь написано, что делать. Надо преодолеть препятствие: новичкам - три раза, тренированным - шесть раз, опытным спортсменам - десять раз. Смотри! - Он взобрался по конструкции до другой лестницы, установленной горизонтально, повис на ней, потом, перебирая руками, добрался до конца и спрыгнул на землю. - Теперь твоя очередь!

Я перелезла через сооружение три раза, Гутри - десять раз. Мы побежали дальше. Через равные интервалы на дорожке были установлены различные препятствия. В одном месте надо было взбираться по трем пням, каждый выше предыдущего, в другом - идти по узкому бревну, установленному на высоте шестидесяти сантиметров над землей, в третьем - пересечь овраг по раскачивающемуся под ногами мосту.

Я в жизни не видела ничего подобного. Это было похоже на игровую площадку для взрослых, расположенную по всему лесу. Время от времени нам попадались другие любители percorso. To и дело слышался чей-то смех, визги, и, выбежав из-за поворота, мы могли наблюдать, как какая-нибудь супружеская пара или целое семейство цеплялись за ветки или на цыпочках ступали по бревну.

Мы бежали вверх и вниз по холмам, по дорожке, петлявшей между деревьев, вырывавшейся из леса на скалистые утесы и вновь прятавшейся в чаще. В одном месте мы обогнули большой валун, и прямо возле наших ног заплескалась речка, вода в которой была такой прозрачной, какой я не видела никогда в жизни. Она журчала и пенилась, перекатываясь через гладкие камни, и дно речки было видно как на ладони.

- Интересно, здесь рыба ловится? - спросила я.

- Наверняка ловится! - ответил Гутри.

Мы побежали дальше и, сделав полный круг, вернулись к тому месту, откуда начали.

- Ну разве не молодцы швейцарцы! - воскликнул Гутри. - Столько удовольствия, и вдобавок - бесплатно!

Среди пожитков, хранившихся в коробке, которую я перетаскивала за собой с места на место, имелась складная удочка - подарок папы на день рождения, когда мне исполнилось восемь лет. На следующее утро после пробежки с Гутри по percorso я с удочкой в руках в одиночку пошла на ту самую речку.

Сама не знаю, почему мне так нравилось ловить рыбу. На самом деле я получала удовольствие не оттого, что кто-то попадался на крючок, так как после этого мне приходилось вытаскивать его изо рта рыбы, извиняться перед ней и отпускать ее обратно в воду. Иногда я даже не брала с собой наживку. Настоящее наслаждение я испытывала, когда забрасывала удочку, а потом сидела и смотрела на воду.

Сначала я видела только воду, берега, дно реки, если она была такая же прозрачная, как эта, потом снова оглядывала деревья по берегам, и вдруг происходило нечто. Моему взгляду открывались вещи, которые были не снаружи, а внутри меня. В тот день, сидя на берегу швейцарской речки, я увидела отца, маму, Стеллу, ее маленького, Крика и даже тетю Тилли и тетю Грейс. Я увидела их всех, друг за другом. Конечно, они оставались у меня в сознании, не больше, но все же здесь, на реке, казались почти реальными, словно выплывая из воды прямо передо мной.

И в то время как они стояли у меня перед глазами, я испытывала два противоречивых чувства. С одной стороны, я была совершенно счастлива, будто снова находилась там, где мне хорошо и спокойно, с людьми, которых знаю и которые знают меня. Другим чувством была беспредельная, невыносимая тоска по дому. Оба эти ощущения возникали по очереди, словно боролись друг с другом, и я не знала, какое окажется в конце концов сильнее.

В итоге ни одно не победило. Оба остались со мной, спрятанные под оболочкой моего пузыря, и с ними я пошла домой.

16. Восхожий

Первые две недели я не могла произнести правильно имя Кейсуки. У меня получалось что-то вроде “Кисук”, пока он не объяснил мне, как его имя должно звучать на самом деле. Мы с Кейсуки занимались вместе по большинству предметов. Он постоянно всех удивлял. Это был худой и очень спокойный мальчик, в отличие от подвижного, разговорчивого и атлетически сложенного Гутри. Тем не менее оба подружились и как бы дополняли друг друга.

Когда Гутри придумывал что-нибудь, например, пойти в поход в лес, искупаться в быстрой речке, попробовать какую-нибудь новую еду, Кейсуки, как правило, делал вид, что ему не по душе эта затея. Но в итоге он всегда присоединялся к другу в походе или купании и пробовал вместе с ним новую еду, хоть и приговаривал, что это ту-по или от-вла-тительно. Однако улыбался так широко и радостно, что становилось понятно - ему понравилось.

Когда учительница в классе задавала Кейсуки вопрос, он, пожевав губами, говорил:

- Это вопрос хороший. Я думать о нем.

Сначала мне казалось, этой фразой он хочет скрыть, что не знает ответа или просто не желает разговаривать. Однако по прошествии десяти минут Кейсуки всегда поднимал руку и выдавал что-нибудь необычное и суперинтересное.

Как-то на уроке по истории искусства его спросили о Пикассо. Он сказал:

- Это вопрос хороший. Я думать о нем. - Через десять минут поднял руку и, показывая на репродукцию в учебнике, заявил: - Это как геометрия. - И стал делать пояснения по поводу пропорций и перспектив. Закончив, Кейсуки обратился к учителю: - Как вы думать?

И тот ответил:

- Я не смог бы объяснить лучше.

Кейсуки коверкал многие слова, но в итоге иногда придумывал выражения даже лучше, чем взаправдашные. Например, его изобретение пуфлый казалось более точным по сравнению со словом пухлый, а восхожий звучало гораздо интереснее, чем возможный. Как-то он сказал: “Бегут в моих ушах колокола”, - и мы все поняли, что он имел в виду, ведь именно так звон колоколов церкви Святого Аббондио эхом отдавался в голове даже после того, как они переставали раскачиваться.

Кейсуки и Белен никогда не разлучались. Открытая и легкоранимая. Белен была еще, по выражению Кейсуки, сотрясающе прекрасной. Когда она впервые пришла на танцы в школе - смуглая, с водопадом длинных черных волос, одетая в простое черное платье и с красной помадой на губах, - все мальчишки просто рты разинули. Ее никто не назвал бы тринадцатилетней девочкой, потому что выглядела она на все восемнадцать. Кейсуки сказал тогда: “Она ослепляет мои глаза!”

• Предыдущая
• 14/38
• Следующая