Дух Льяно-Эстакадо - Май Карл Фридрих - Страница 4

• Предыдущая
• 4/58
• Следующая

— Коллегу? — спросил Хельмерс. — Это где же?

— Здесь! Разумеется, я говорю о вас.

— Обо мне? С какой стати?

— Ну, Кровавый Лис сказал мне, что вы были старшим лесничим.

— Верно.

— Ну… так мы — коллеги, потому что и я изучал лесоводство.

— О! Где же, мой милый?

— В Германии, в Саксонии.

— Что? В Саксонии? Вы немец? Почему же вы тогда говорите по-английски?

Эти последние слова Хельмерс произнес по-немецки, и сразу же его поддержал Хромой Фрэнк:

— С величайшим удовольствием, господин старший лесничий. Когда речь заходит об унаследованном мною родном языке, то я не церемонюсь, а бросаюсь с места в карьер. Вы сейчас же услышите по чистоте моих синтаксических оборотов, что я живал в той области Германии, где говорят на самом изящном, самом звонком немецком языке, а именно в Морицбурге, около резидентского города Дрездена, там, где стоит замок со знаменитыми рыбными прудами; в нем еще хранится портрет Августа Сильного9… Итак, я приветствую вас от имени немецких лесников и надеюсь, вы тотчас поймете, что имеете в моем лице дело с выдающимся Ingenium magnum sine mixtura Clementiua!

Удивительно! Когда Фрэнк пользовался английским языком, он был вполне разумный и скромнейший человек; но как только он начинал выражаться по-немецки, в нем сразу пробуждалось сознание собственной значимости.

Хельмерс не знал, что ему и подумать. Он пожал протянутую ему по-дружески руку, но не дал никакого ясного ответа, пригласил «коллегу» располагаться поудобнее и попытался выиграть время, отправившись в дом принести чего-нибудь освежающего. Вернулся он с двумя бутылками пива и двумя кружками в руках.

— Черт возьми, вот это приятно! — воскликнул Фрэнк. — Пиво! Да-а, это мне понравится! За благородным ячменным напитком легче всего открываются шлюзы мужского красноречия. И что, пиво уже варят в Техасе?

— И даже очень много. Вы ведь должны знать, что в Техасе живет тысяч сорок немцев, а куда приходит немец, там наверняка варят пиво.

— Да, солод и хмель спаси Бог от потерь! Вы варите драгоценный божий дар сами?

— Нет, когда подвернется случай, я позволяю себе заказывать пиво про запас в Колман-Сити. Ваше здоровье, господин Фрэнк!

Они наполнили кружки и чокнулись ими, при этом Фрэнк заметил:

— Пожалуйста, господин старший лесничий, не стесняйтесь и не опасайтесь меня! Я крайне простой человек, и поэтому вам не стоит величать меня господином Фрэнком. Называйте меня попросту: господин коллега. Так нам обоим будет лучше. Я никогда не терпел условности придворного этикета… А ваше пиво недурное… Почему-то мы все любим портить себе аппетит высокопарными и часто неестественными новогодними поздравлениями. Вы тоже так думаете, не правда ли?

— Совершенно верно! — Хельмерс, улыбнувшись, кивнул. — Такой человек, как вы, может мне понравиться.

— Конечно! Каждый, кто развивает в себе настоящие интеллигентные качества натуры, должен быть чуть-чуть снисходительным и либеральным к другим людям. Лично мне это совсем нетрудно при наличии таких профессиональных способностей… Ну, а собственного говоря, где вы учились?

— В Тарандте.

— Так я и подумал, потому что Тарандт — настоящая Alba Vater практикантов-лесничих со всего мира.

— Вы, видно, хотели сказать Alma mater?10

— Нет, нет и нет. Не пытайтесь придираться к моей классической латыни, как это проделывал раньше Дики Джемми — и себе во вред. Если вы последуете его примеру, то наши наисердечнейшие отношения могут очень легко измениться к худшему. Мы — корифеи, а следовательно, не можем позволять никаких придирок друг к другу. Однако куда же это подевался наш бравый Кровавый Лис?

— Он пошел к одному из моих гостей, чтобы навести кой-какие справки. Где вы его встретили?

— Да у вашего ручья, примерно в часе езды отсюда.

— А я уж думал, что вы много времени были вместе.

— Это ни к чему. Во мне есть что-то притягательно-располагающее, и я очень быстро схожусь с людьми. Это дано, к сожалению, не каждому. Молодой человек изложил мне весь свой жизненный путь. Я расположился к нему всем своим сердцем и надеюсь, что наше недолгое знакомство станет для него подлинным событием. Вы знаете о нем что-нибудь подробнее?

— Если он вам рассказал всю свою жизнь, то нет.

— Чем он вообще-то живет?

— Хм! Время от времени он мне приносит золотые самородки. Из этого я заключил, что он где-то открыл небольшую россыпь.

— Тогда бы я порадовался за него, так как малыш, кажется, немец. Ужасно, должно быть, не знать, под каким экватором11 стояла твоя колыбель. Оба мы, вы и я, не ведаем таких гиппократовых12 страданий. Мы, к счастью, знаем, куда обратить тоску по родине — к Германии, «туда, туда»13, как прекрасно мурлыкал Галилей в своей песне Миньоны.

— Вы хотели сказать — Гёте?

— Нет, нет и нет! Я очень хорошо различаю Гете и Галилея. Гете относится к совершенно другой — высшей национальной шкале. Он бы не настряпал таких чувствительных стихов. А Галилей со своим телескопом и с тоской по элегическим кометам изобрел настоящие ностальгические тирольские причитания, в которых он пел:

Знаешь ли край, где цитрусы цветут,

Близ ветхих крыш в пляс журавли идут?

По вечерам в траве лягушек шум,

И лик луны сияет из пруда, уютно там, и потому туда

Меня ведет мой ум!

Чтобы продекламировать стихи, сопровождая чтение жестами, Фрэнк поднялся со своего места. Теперь он в напряженном ожидании смотрел на фермера. Тот прилагал огромные усилия, чтобы оставаться серьезным. Не услышав восторженных слов, Фрэнк недовольно спросил:

— Кажется, поэзия не производит на вас впечатления? У вас что, такой вялый темперамент?

— Нет-нет! Я молчал, удивляясь тому, что вы так точно помните слова поэта.

— Ничего особенного. Я хорошо запоминаю все, что читаю. Ну, а если уж что забываю, то стараюсь усовершенствовать позабытое. Такое отношение не может остаться без одобрения.

— Стало быть, вы прирожденный поэт?

— Да, вы почти не ошиблись.

— В таком случае я завидую вам. Однажды я двое суток ломал понапрасну голову над сочинением двух строчек ко дню рождения — увы! Я не смог воскликнуть: «Эврика!»14

— Слушайте! Не употребляйте фальшивых слов! Вы произнесли арабское заклинание, по-немецки буквально означающее: «Черт знает что!» С подобными колдовскими формулами надо быть очень осторожным, потому что никогда не знаешь, что из этого получится. Подумайте только о том, что случилось со знаменитым Дженгиханом и с тремя сотнями его спартанцев?15

— А что? — спросил фермер, явно заинтересовавшись ответом.

— Хан залег с ними за тесниной Гибралтара, которую хотели штурмовать черкесы. Поскольку у него было так мало людей, хан согласился, чтобы к нему на помощь пришла небезызвестная эндорская ведьма. С нею и со всеми спартанцами хан уселся вокруг большого котла, куда они побросали множество всяких трав, и прежде всего — слоновью ногу16. Видимо, они что-то не так намешали, потому что котел неожиданно взорвался, а Дженгихан вместе со спартанцами взлетел в воздух. Так как он был самым высоким из всех, то увидел, что земля под ним крутится вокруг собственной оси. И тогда он воскликнул по-еврейски: «О Santa Complicius!», что переводится на наш немецкий так: «И все-таки она движется!»17

Тут уж Хельмерс не смог больше удержаться. Он подскочил на своем стуле, разразившись смехом. Слишком уж несуразно было все то, что с наисерьезнейшим видом излагал облаченный во фрак и шляпу Хромой Фрэнк.

• Предыдущая
• 4/58
• Следующая