Через пустыню - Май Карл Фридрих - Страница 15
- Предыдущая
- 15/90
- Следующая
— Тебе? Зачем?
— Чтобы определять дозу лекарства в зависимости от состояния больной.
— Я сам буду тебе сообщать, как она себя чувствует.
— Ты не сможешь, потому что не сумеешь определить состояние больной.
— О чем же ты с ней будешь говорить?
— Только о том, что ты мне позволишь.
— А где будут происходить эти разговоры?
— Да в этой же комнате, что и сегодня.
— Скажи точно, как долго будет продолжаться лечение?
— Если вы будете слушаться меня, то через пять дней, начиная с сегодняшнего, она избавится от своей болезни.
— Так дай ей лекарство.
— У меня его нет с собой; оно находится внизу, во дворе, у моего слуги.
— Пойдем к нему!
Я обернулся к женщине, чтобы без слов попрощаться с ней. Она подняла руки под одеждой, как бы передавая безмолвную просьбу, и отважилась на три слога:
— Эвв Аллах! [53]
Тотчас же он оборвал ее жестом:
— Замолчи! Будешь говорить, когда тебя спросят!
— Абрахим-Мамур, — ответил я очень серьезно, — разве я не сказал, что ее надо оберегать от любого гнева, от любого горя? Так не обращаются с больной, вблизи которой уже витает смерть!
— В таком случае она сама прежде всего должна позаботиться о том, чтобы ее не огорчали. Она знает, что не должна ничего говорить. Идем!
Вернувшись в селямлык, я послал за Халефом, который вскоре и появился с аптечкой. Я прописал Ignatia [54], дал необходимые наставления, а потом собрался уходить.
— Когда ты придешь завтра?
— В это же время.
— Как и сегодня, я пришлю за тобой лодку. Сколько с меня?
— Пока ничего. Если больная выздоровеет, ты можешь мне дать столько, сколько захочешь.
Тем не менее Абрахим-Мамур полез в карман, вытащил богато расшитый золотом кошелек, вынул несколько монет и протянул их Халефу.
— Вот, возьми!
Добропорядочный Халеф-ага принял монеты с таким выражением на лице, как будто дело шло о величайшей милости по отношению к самому египтянину.
В сопровождении хозяина мы вышли в сад, где слуга открыл для нас дверцу в стене. Когда мы остались одни, Халеф полез в карман, чтобы рассмотреть полученное.
— Три золотых цехина, эфенди! Пусть Пророк благословит Абрахим-Мамура и позволит его жене как можно дольше оставаться больной!
Мы подошли к лодке, где нас уже ожидали гребцы. Наш прежний проводник сидел у руля.
Мы пристали совсем близко от дахабии [55], которая бросила якорь во время нашего отсутствия. Такелаж ее был закреплен, паруса убраны, и, по благочестивому мусульманскому обычаю, рейс, капитан судна, собирал своих людей на молитву: «Хай-аль эль-салах! („Все наверх, готовьтесь к молитве!“)
Мне показалось, что я узнал этот голос, и поэтому быстро обернулся. Его интонации показались мне очень хорошо знакомыми. Действительно ли это был Хасан, которого называли Абу эль-Рейсан, Отец судоводителей? Он встретился нам с Халефом в Куфре, куда он ездил навестить сына. Вместе мы вернулись в Египет. Мы подружились, и я был убежден, что он очень обрадуется, встретив меня здесь. Я подождал окончания молитвы и крикнул в сторону корабля:
— Хасан эль-Рейсан!
Сейчас же он повернул к нам свое старое, доброе, бородатое лицо и спросил:
— Кто это? О, Аллах акбар! Не сын ли это мой, Немей Кара-эфенди?
— Это он, Абу Хасан.
— Поднимайся на борт, сын мой. С радостью обниму вас!
Я поднялся по сходням и был принят самым сердечным образом.
— Что ты здесь делаешь?
— Отдыхаю от путешествия. А ты?
— Я со своим кораблем прибыл из Донголы [56], где взял груз. На судне открылась течь, и я должен был пристать здесь.
— Как долго ты здесь останешься?
— Только на завтрашний день. Где ты живешь?
— Там вон, направо, в отдельно стоящем доме.
— У тебя хороший хозяин?
— Здешний деревенский судья. Я им очень доволен. Ты проведешь этот вечер со мной, Абу Хасан?
— Я приду, если твои трубки еще не разбиты.
— У меня только одна трубка. Стало быть, ты должен принести свою трубку, но ты будешь курить самый изысканный джебели, который где-либо есть.
— Конечно, приду. А ты еще надолго останешься здесь?
— Нет. Я хочу вернуться в Каир.
— Так поезжай со мной. Я пристану в Булаке [57].
Такое приглашение навело меня на одну мысль.
— Хасан, ты по-прежнему считаешь меня своим другом?
— Да, это так. Требуй от меня, что хочешь, и ты получишь, если только это будет в моих силах!
— Я хотел попросить тебя об одном очень большом деле.
— Под силу ли оно мне?
— Думаю, да.
— Тогда считай, что оно уже заранее исполнено.
— Скажу вечером, когда будем пить вместе кофе.
— Приду и… Однако, сын мой, я забыл, что уже приглашен.
— Куда?
— В тот же самый дом, в котором ты живешь.
— К судье?
— Нет, к одному человеку из Стамбула, который плыл со мной двое суток, а здесь сошел на берег. Он нанял комнату для себя и койку для слуги.
— Что он собой представляет?
— Этого я не знаю. Он мне о себе не рассказывал.
— Но мог сказать его слуга.
Капитан рассмеялся, что было для него непривычно.
— Слуга его шельма; он слышал все языки мира, но многому ни на одном не научился. Он курит, свистит и целый день поет, а когда его спрашивают, он отвечает, но его ответы сегодня верные, а завтра нет. Позавчера он был турком, вчера черногорцем, сегодня он друз [58], и один Аллах знает, кем он станет завтра или послезавтра.
— Значит, ты не придешь ко мне?
— Приду, но после того, как выкурю трубку с тем человеком. Аллах да хранит тебя, а мне еще надо работать.
Халеф уже ушел вперед. Теперь я последовал за ним и, добравшись до своего жилища, растянулся на кушетке, желая обдумать сегодняшнее происшествие. Однако мне это не удалось, потому что вскоре ко мне вошел хозяин.
— Селям алейкум!
— Алейкум!
— Эфенди, я пришел за твоим разрешением. В моем доме появился чужой сиди и попросил сдать ему комнату, что я и сделал.
— Где расположена эта комната?
— Наверху.
— Ну, так этот человек мне не мешает. Делай, что тебе нравится, шейх!
— Твоя голова много думает, а у него слуга, который, кажется, слишком много свистит и поет.
— Когда мне это не понравится, я ему прикажу умолкнуть.
Озабоченный хозяин удалился, и я снова остался один, однако опять не смог спокойно поразмышлять, потому что услышал шаги двух мужчин, один из которых шел со двора, а другой — с улицы, и как раз возле моей двери они встретились.
— Что ты здесь делаешь? Кто ты? — спросил один. Я узнал голос Халефа, моего маленького слуги.
— Сам-то ты кто и что тебе надо в этом доме? — спросил в ответ другой.
— Я? Я принадлежу к числу обитателей этого дома! — крайне возмущенно сказал Халеф.
— Я тоже!
— Кто ты?
— Хамсад аль-Джербая.
— А я — Хаджи Халеф Омар-ага, спутник и защитник моего хозяина.
— Кто твой хозяин?
— Великий врач, живущий в этой комнате.
— Великий врач? Что же он лечит?
— Все.
— Только не умничай! Есть лишь один человек в мире, который может лечить все.
— Кто же это?
— Я!
— Ты тоже врач?
— Нет, но я тоже защитник своего хозяина.
— Кто же твой хозяин?
— Этого никто не знает. Мы ведь только что въехали в этот дом.
— Вы могли бы остаться снаружи.
— Почему?
— Потому что вы невежливые люди и не даете ответа, когда вас спрашивают. Скажешь ты мне, кто твой хозяин?
— Да.
— Ну?
— Он… он… мой, а не твой хозяин.
53
С Богом! (араб. )
54
Ignatia — лекарственные семена растения семейства тыквенных.
55
Дахабия — ширококорпусное арабское палубное судно.
56
Донгола — историческая область на севере Судана между третьим и четвертым порогами Нила.
57
Булак — ныне район Каира.
58
Друз — приверженец одной из сект ислама.
- Предыдущая
- 15/90
- Следующая