Черный город (с илл.) - Акунин Борис - Страница 18

• Предыдущая
• 18/79
• Следующая

Клара заморгала. Она не ждала такой быстрой победы.

— Вы не передумаете?

— Нет.

Слезы мгновенно высохли. Лицо озарилось победительной улыбкой.

«Уверена, что нашла новый ключ к моему сердцу: как следует поплакать, и можно вить из меня веревки. Пускай».

— Зачем нам туда ехать, господин? — спросил Маса, когда Фандорин попрощался с Кларой. Японец, конечно же, стоял сзади и подслушивал.

— Для серьезного разговора с Шубиным. Раз Одиссей все равно осведомлен о моем приезде, нет смысла конспирироваться от человека, который может оказаться п-полезен. Нужно узнать, нет ли в полицейских досье какого-нибудь хромого, живущего в Черном Городе. Интересует меня также еще один инвалид: однорукий, но отлично владеющий кинжалом и винтовкой.

Навстречу шел Леон Арт, перепачканный пороховым дымом, но очень довольный.

— Успели! — торжественно объявил он. — В Баку стремительные закаты, но мы вовремя поймали свет!

Действительно — солнце, еще минуту назад освещавшее Старый Город медовым цветом, ушло за крыши, и сразу, безо всякого промежутка, засинели сумерки.

— Ружье из реквизита? — спросил режиссер, посмотрев на винтовку в руке у японца. — Какое некрасивое. Надеюсь, оно не попало в кадр.

Маса невежливо отвернулся, но Леон афронта не заметил.

— Пусть американцы поучатся у нас! Это вам не жалкое «Ограбление поезда»! — Он обвел широким жестом верблюдов, коней, массовку. — Вот что такое истинный размах! Вот что такой настоящий экшн!

Человек, занимавший все мысли Фандорина, в это время находился в нескольких километрах от Баку, в пустом доме.

Пуст был не только дом. Пустовали все окрестные кварталы — с тех пор, как разорился нефтеперегонный завод Мурсалиевых, находившийся в этой части Черного Города. Цеха замерли, склады были заколочены, рабочие бараки обезлюдели. Хозяин квартиры, хромой Хасан, остался единственным обитателем этого мертвого места, он служил заводским сторожем.

Отличная явка, просто превосходная.

Человек лежал на продавленной койке, закинув руки за голову. Из-за вечного смога в Черном Городе темнело еще быстрее, чем в Баку. Окно только что было светло-серым, и вот стало черным. Ночью дымный воздух проредится, начнут помигивать звезды, но пока в темноте горел только один огонек — папиросы.

По подоконнику, меж раскрытых створок, гулял воробей.

Напротив кровати смутно виднелся приземистый сгорбленный силуэт — там, на стуле, расположился вечный собеседник лежащего.

— Что, небожья птаха, поболтаем? — промурлыкал собеседник.

Воробей как ни в чем не бывало потюкивал клювом. Во-первых, голос обратился не к нему. Во-вторых, никакого голоса не было.

Это человек на кровати разговаривал сам с собой. Мысленно. Задал вопрос он, ответил тоже он, беззвучно:

— Давай, рогатый. Пока не явился Краб, можно и побалакать.

На спинке стула висела куртка. Человек нарочно ее туда пристроил — чтобы было с кем поговорить.

Диалог с воображаемым чертякой давно вошел у него в привычку. Это помогало отфильтровать мысли.

Психически человек был абсолютно здоров, шизофренией не страдал, внутренними раздорами не терзался, к образу Ивана Карамазова и творчеству Федора Достоевского относился юмористически. Но идея разговора с умным, едким, критически настроенным оппонентом была продуктивной. Всегда полезно подвергнуть свои взгляды и планы испытанию скепсисом. В дьявола, как и в боженьку, человек, разумеется, не верил, однако к аллегории ангела-революционера, решившего свергнуть небесное самодержавие, относился с одобрением.

Последние недели выдались хлопотные, некогда передохнуть, собраться с мыслями. И вот выдалась минутка поболтать с умным че… — чуть было не подумалось «человеком». Лежащий тихонько рассмеялся.

— Какого лешего ты потащился в Ялту? — укоризненно молвил Черт. — На кой тебе сдался мелкий грызун Спиридонов? Зачем было подвергать себя риску перед огромным делом? Не стыдно тебе, Дятел?

«Дятлом» человека с папиросой звали те, кто знал, чем он занимается на самом деле. Всегда, с самой юности, он брал только птичьи клички. Ему нравились птицы. Потому что летают. А нынешняя кличка возникла из прекрасной, хоть малоизвестной поговорки «Дятел и дуб продалбливает».

— Не дурак ты после этого? — присовокупил силуэт. — Наследил, теперь расхлебываешь.

В жизни никто бы не посмел разговаривать с Дятлом так задиристо. Черт был язвительный, с подковыркой. Но толковый, нередко подсказывал дельное. Другого собеседника, с кем можно поговорить по душам, у человека с птичьим прозвищем на свете не было. И очень хорошо. Один слюнявый поэт сказал: «Никто из людей не остров». А Дятел думал про себя, что он именно остров. Причем большой. Такой большой, что может считаться материком. Как Австралия. Или даже еще больше.

Что такое остров? Это твердь, со всех сторон окруженная бессмысленной, жидкой, волнующейся массой.

— А пошел ты, — ответил Дятел. — Всякий трудовой человек должен иметь право на отпуск. За это и боремся. У меня всё подготовлено, теперь только ждать. Ну съездил я, развеялся. Что такого?

— Охотишься на Слона, а погнался за крысой. Глупо.

— Зато приятно. Взбодрился.

Легкомысленный диалог прервался.

Вся жизнь Дятла подчинялась одной огромной цели. Ни с кем кроме Черта он про это никогда не разговаривал. А думал часто. Почти всё время.

Еще в раннем детстве увидел в зоосаде огромное, грязное, тупое животное. Слон был гигантский, мальчик — маленький. Но мальчик протянул палец, прищурился: «Паф!» — и представил, как исполин валится, болтая в воздухе бревнообразными ножищами.

Охота, которой отдано столько лет, близится к завершению. Слон обречен, ему не спастись.

Партийное руководство романтически назвало операцию «От тьмы к свету», Дятел же про себя окрестил ее «Слоновья охота».

Зубчатые колесики цепляются одно за другое, молоточки стучат — всё работает, как часовой механизм.

Осталось решить последнюю задачку, самую заковыристую: как все-таки быть с охраной? Пока не придумается, приказ отдавать нельзя.

Думай, голова, думай!

Эх, помощников полно, а в самом главном кроме как на себя положиться не на кого. И всегда так было.

Когда после поражения революции направили в Закавказье, задание партии было: наладить финансирование. На этой окраине империи крутятся огромные деньги, а полицейская хватка слабее, чем в центре. В те времена основную ставку делали на эксы: ограбить пароход, обчистить банк и прочие казаки-разбойники. Шума от такого финансирования было много, а проку мало. Самая громкая акция, налет на карету Тифлисского казначейства в 1907 году, принесла четверть миллиона, а что проку? Номера похищенных билетов разослали по всей Европе, и множество товарищей запалились на этих меченых бумажках.

Дятел быстро сообразил, что дело надо ставить по-другому. Тихо, бесперебойно, без полицейских неприятностей. Идеальный плацдарм — не Тифлис, а Баку. Именно здесь бьет самый мощный денежный фонтан, брызги летят во все стороны — только ведра подставляй. А еще тут неисчерпаемый источник революционных кадров: горячие тюрки, пламенные армяне, боевитый пролетариат. Плюс немаловажный фактор — раскормленная, покладистая полиция.

Постепенно оформилась система, всем удобная, а потому прочная. Строилась она на «добровольных взносах» от крупного капитала. Ведь нефтяной бизнес так уязвим — одна спичка, и от сверхприбыльного предприятия остаются головешки. Это только один из методов, а есть и другие, не менее доходные.

Уже который год всю партию фактически кормил один Дятел-добытчик. Из неиссякаемого бакинского источника растекались денежные ручейки вдаль и вширь, от Питера до Владивостока, от Архангельска до Цюриха. Эффективнейшее, рентабельнейшее предприятие функционировало безупречно. Живи себе, в ус не дуй. Вопрос только: ради чего? Всей этой разбойничьей (какой же еще?) деятельности придавала смысл и оправдание только великая цель: завалить Слона. Без нее Дятел был бы просто вымогатель и шантажист, главарь шайки бандитов. А со Слоном он — предводитель охотников.

• Предыдущая
• 18/79
• Следующая