Овцы - Магинн Саймон - Страница 22

• Предыдущая
• 22/60
• Следующая

Адель встретила их у дверей. Она тут же поняла, что Джеймс пьян, он тут же понял, что она плакала. Наступил момент редкого взаимопонимания. Нейтральная зона. Перемирие. Они стояли у дверей, ждали, когда Дилайс наденет куртку. Дэйв не зайдет на минутку? На чашечку кофе? Нет, ведь надо уже идти домой, давно пора спать. Дилайс поблагодарила Адель за ужин, на пороге крепко пожала ей руку. Прекрасный был вечер. Ждем вас у себя. До свидания.

Адель заперла дверь на замок. Пошла на кухню. Джеймс заварил себе чай. Он обнял ее, она почувствовала, как на глаза снова наворачиваются слезы. Он прижал ее крепче к себе, она тихо всхлипывала и дрожала. Он поцеловал ее волосы, шею. Они разошлись, смущенно улыбаясь друг другу, и сели пить чай. Адель нарушила молчание:

— Дилайс рассказывала мне о людях, что жили здесь до нас.

— Дэйв с Льюином тоже.

Они замолчали. Адель закурила.

— Дилайс сказала, что она сидела здесь взаперти. Эдит. Не помню фамилии. Муж ее запер. В этом доме.

— Этого мне не рассказывали.

— Она сказала, что здесь есть особая: комната.

— Нет.

— Я хочу посмотреть на нее.

— Нет. Зачем? Только расстроишься.

— Ты знаешь об этой комнате?

Вопрос нелегкий. Он видел дверь с мощными замками, но не заходил внутрь, пока ему удавалось найти предлог, чтобы этого не делать. Время от времени до него доходило, насколько это странно: в доме была комната, в которой никто из них до сих пор не был. Он отбрасывал эту мысль, избегал ее. Они прожили здесь уже больше недели. Комната существовала. Вот и все, что он знал.

— Нет.

— Я пойду посмотреть, — бодро заявила Адель. — Пойдешь со мной?

Впоследствии Джеймс объяснял для себя случившееся тем, что он был пьян, что Адель накурилась травы, что оба они были взволнованы, плохо соображали, наслушались всяких историй. Нервы, истерика, галлюцинации.

Вот и комната. Неширокая и длинная, окна расположены прямо напротив двери. Они не стали закрывать за собой дверь. Лампа не зажглась — не было лампочки. Они не стали закрывать дверь, свет проникал из коридора: маленький треугольник света на полу, небольшой освещенный кусок стены. Джеймс остановился в освещенном месте. Он постоянно оборачивался.

Адель встала у стены. От пола до потолка, из конца в конец штукатурка была исцарапана надписями. Неуклюжие угловатые буквы "S" — как "Z" задом наперед, строчные и прописные как попало. Из-за этого в надписях было что-то руническое. Адель читала их, водя по ним пальцем, как азбуку Брайля.

— Адель, пойдем, чего тут делать? Брось.

— ...но-он-сказал-они-не-его-как-он-мог-такое-сказать...

Адель чувствовала в словах необыкновенную решимость, женское упорство. Несколько дней уйдет на то, чтобы все это прочитать. Одному Богу известно, сколько времени ушло на то, чтобы это написать. Одна, потом другая мучительная буква. Сколько времени просидела Эдит здесь взаперти? У кого были основания держать ее здесь? Адель вспомнила Рауля, человека с осанкой кинозвезды. Он приготовил ей неплохую комнатку. Увез детей в школу их мечты. Везде он. Организатор. Управляющий делами людей. Потом дающий показания.

— ...не-поможешь-мне-я-найду-того-кто-сделает-это-тебе-так-просто-не-уйти...

Адель урывками читала записи Эдит: надписи были сделаны не длинными строчками от одного края стены до другого, а колонками, как в газете. Но в темноте разбивка была совершенно непонятна.

— Послушай, Дель, давай вернемся сюда завтра.

В голосе Джеймса послышались умоляющие нотки. Он по-прежнему с трудом выговаривал слова.

— Ты иди, если хочешь, Джеймс. Я немного почитаю.

— Пойдем, Дель, — настаивал он. Его что-то беспокоило, что-то неопределенное. Он думал: газонокосилка, синяя муха, мотопила. К чему все это, он не понимал.

— ...они-ответили-нет-нам-не-нравится-эта-игра-он-сказал-а-вот-новая-игра-эта-вам-понравится...

холодильник генератор усилитель

— ...она-называется-овцы-вы-надеваете-повязку-на-глаза...

Потому что они не знали этих слов.

— ...у-края-утеса-у-него-был-штык-он-должен-был-видеть...

Почему пчелы

Хм

Джеймс позвал: «Сэм!» — и дверь захлопнулась. Наступила полная темнота. Она закричала: «Джеймс! Джеймс!» Он стоял у двери, но не мог ее открыть. Адель подбежала к окну — оно не открывалось. Она закричала: «Джеймс! Я задыхаюсь! Джеймс, открой дверь!» Он бессмысленно толкал дверь; дверь застряла. Почему она застряла? Она подбежала к нему, оттолкнула в сторону, пнула дверь ногой, принялась колотить по ней обеими руками. Он попытался остановить ее, она набросилась на него. Он пытался зажать ей рот, но Адель билась в темноте, кричала: «Сволочь! Сволочь!» Сжавшись, Джеймс отбежал в сторону, и она снова набросилась на дверь.

— Я задыхаюсь! — кричала она в полный голос. — Здесь невозможно дышать, выпусти меня, пожалуйста, я только хочу поговорить с тобой, пожалуйста, пожаааааааалуйста!

Дверь резко распахнулась. За ней стоял Сэм в пижаме с нарисованным графом Дракулой и тер глаза.

— Мне показалось, что кто-то кричит.

— Ты что, запер дверь? — кричала на него Адель. Он посмотрел на нее мутными глазами.

— Что?

— Дель...

— Зачем ты запер дверь?

— Я спал, а потом мне показалось, что кто-то кричит, — сказал он сонным раздраженным голосом, — я вышел, а потом хлопнула дверь.

— Дель, дверь не была заперта, она просто застряла.

— Я чуть не задохнулась! Джеймс!

Он взял ее и повел в спальню.

— Сэм, иди ложись, я приду к тебе через минуту, — сказал он и закрыл дверь в спальню. Адель находилась в шоке, ее колотило, глаза блестели, она очень глубоко дышала. Гипервентиляция. Цвет лица был нездоровый. Из руки текла кровь. Джеймс сорвал одеяла, завернул ее в них, усадил, потом помог лечь. Она стала не окоченевшей, а пассивной, вялой. Джеймсу не нравилось, как она выглядит. Он оставил ее в постели, как попало обмотанную одеялами, и тихо пошел в потайную комнату. Джеймс несколько раз открыл и закрыл дубовую дверь. Она легко двигалась. Он заглянул в комнату, закрыл дверь, задвинул засовы сверху и снизу, запер замок, вытащил ключ и положил его в карман брюк.

— Джеймс! — кричала Адель.

Он вернулся к ней, тихо закрыл за собой дверь в спальню.

Сэм вернулся в постель. Он очень устал, у него был тяжелый день. Сначала он упал в яму, потом эта медсестра, потом доктор — хотя доктор только задавал кучу вопросов и на него пялился. Это не настоящий доктор. Потом долгое ночное подслушивание. После этого его уложили в постель. Он лежал и каталогизировал полученную информацию.

Тетя, которая жила здесь раньше, сидела в той комнате и писала на стенах. Так делать нельзя, писать надо на бумаге (это Сэм уже успел выяснить, когда в пять лет решил однажды украсить стену возле лестницы. Теперь он все писал на бумаге). Потом она выпрыгнула в окно. Это тоже нельзя делать, нельзя баловаться с окнами. Потому что папа сказал, что если ты упадешь, придется тебя соскабливать и класть в корзинку. Значит, тетю, наверное, положили в корзинку. Она этого заслужила, потому что занималась плохими делами.

Дядя играл на краю утеса. Это плохо, но весело. Сэм любил игры. Он слышал, как его мама в комнате той тети что-то говорила об играх. Овцы. Надо надеть повязку на глаза.

Девочки были хорошие, но, судя по всему, скучноватые. Когда тетя стала жить в комнате, дядя увез девочек. Так что, может быть, они были плохие, только притворялись хорошими. Но он увез их в хорошее место, в Лагерь Бобра. Про них не очень понятно.

Но самое интересное — про тетю, которая упала с утеса. Сэму пришлось спрятаться у себя в комнате, чтобы это услышать, когда мама и другая тетя пошли в ванную. Текла вода, было плохо слышно, но он отчетливо разобрал фразу: «Свалилась с утеса». Она была пьяная, в этом нет ничего плохого, если ты знаешь, когда надо остановиться. Отец знал. Она, наверное, не знала и выпила слишком много.

Маленькие девочки вернулись, попали в пожар и сгорели, как Руфи. Наверное, они все-таки были плохие.

• Предыдущая
• 22/60
• Следующая