Последняя тайна рейха. Выстрел в фюрербункере. Дело об исчезновении Гитлера - Арбатский Леон - Страница 37

• Предыдущая
• 37/45
• Следующая

Кемпка в своей книге пишет о «шефе»: «Не мне судить его, но когда-нибудь, может статься, история выдвинет в качестве самого большого упрека фюреру то, что он был слишком доверчив»… (!) В другом месте он цитирует высказывание Черчилля, относящееся к 1935 г.: «Возможно, Гитлер является величайшим из европейцев, живших когда-либо». Ганна Рейч заявила американскому офицеру, допрашивавшему ее: «Никто из знавших его (Гитлера) не может отрицать его идеалистически мотивированных намерений…»

Поэтому, если б Гитлер предпринял в 1945 году попытку скрыться, на этих людей он мог твердо рассчитывать — его б не выдали. Генерал Бауэр своим примером доказал это со всей очевидностью.

Необходимо учитывать условия, в которых свидетели давали показания. Они беседовали со следователями МВД и СМЕРШа. Поэтому не исключено, что некоторые из этих показаний «со слов следователя записаны верно».

Специфика советских методов дознания отражена в анекдоте 1937 года рождения, который молодым читателям, возможно, неизвестен: «Во время раскопок в Долине Царей обнаружили мумию „предполагаемого фараона“, но по поводу ее датировки и идентификации возникли разногласия. Академия наук СССР предложила свою помощь, поскольку к тому времени советские ученые разработали новую методику определения возраста археологических находок. Мумию доставили в Москву. Спустя неделю исследования были завершены, и самолет доставил мумию обратно в Каир. По трапу сбежал молодой советский египтолог в гимнастерке с лейтенантскими кубиками в петлицах и с эмблемой щита и меча на рукаве. Он лихо откозырял встречавшему драгоценный груз Главному хранителю Каирского музея и скороговоркой отрапортовал:

— Так что Хуфу-Ахламон Второй из Двенадцатой династии Среднего царства!

— Как вам удалось это выяснить?! — изумился ученый.

— Сам сознался, гад!»

Возможно, именно так «предполагаемый Гитлер» сам признал свое тождество с фюрером.

Следует вводить «коэффициент недоверия» к результатам расследования и судмедэкспертизы, проведенных «компетентными органами».

Вернер Мазер по наивности обвиняет советских судмедэкспертов в недостаточном профессионализме. Он просто не представляет себе реальную ситуацию, которая в те времена существовала: если СМЕРШ полагал, что обнаружены подлинные останки Гитлера, то любые сомнения в этом, как говорится, «вредны для вашего здоровья».

Вспомним акты экспертизы захоронения в Катыни, вспомним заключения о смерти наркома Орджоникидзе, профессора Бехтерева, артиста Михоэлса и тысячи других подобных документов. Даже прославленные на весь мир профессора и академики были вынуждены подписывать фальсифицированные медицинские заключения и протоколы судебно-медицинской экспертизы. И это были не исключительные случаи, а постоянная практика. Советская судебная медицина скомпрометирована.

В условиях, когда свидетелям и экспертам полностью доверять нельзя, особое значение приобретают подлинные документы и вещественные доказательства — в частности, телеграммы Бормана о согласии «передислоцироваться на юг за океан», документально доказанный факт изменения почерка фюрера в апреле 1945 года; пятна «крови» на обивке дивана и заключение о судебно-химическом их исследовании; сохранившаяся часть свода черепа «предполагаемого Гитлера» с пулевым отверстием; фотографии, рентгенограммы зубов фюрера и стоматологические карты; результаты лабораторных анализов тканей внутренних органов и т. д.

Упомянутые материалы следствия, а в особенности те из них, которые рассмотрены Вернером Мазером [148] и Хью Томасом [149], доказывают: «предполагаемый Гитлер» Гитлером не является. Здесь вероятность факта составляет, на наш взгляд, уже не 0, 1%, а не менее 70—80%. Если это доказано — а это почти доказано! — то показания относительно времени, способа, других обстоятельств убийства или самоубийства становятся второстепенными. Они представляют интерес лишь как дополнительные подтверждения. С высокой долей вероятности доказано, в частности, что мертвого Гитлера видели лишь беспредельно преданный ему слуга Линге, Борман и, возможно, Геббельс. Поскольку двое последних вскоре погибли, остался единственный свидетель, который знал правду.

А еще создается впечатление, что тщательно спланированная и аккуратно подготовленная «акция прикрытия» была проведена наспех и включает признаки небрежности и импровизации. Вероятнее всего, по каким-то причинам исполнение акции состоялось гораздо позднее намеченного срока, в последний момент.

Многое свидетельствует о том, что эрзац-Гитлер был убит или покончил с собой «заблаговременно».

X. Томас полагает, что в «яме Чуракова» был захоронен истинный Гитлер, а его супруге удалось бежать. Опровергать эту версию в части, касающейся Гитлера, нет необходимости — это блестяще сделал сам X. Томсон.

В. Мазер полагает, что ложное захоронение имело целью скрыть захоронение истинное. (К подобным мерам прибегали египетские фараоны, чтобы спасти от разграбления свои погребальные камеры.)

Нам же представляется, что меры, предпринятые для достижения столь ограниченной цели, слишком сложны, трудоемки, требуют длительной предварительной подготовки. Взять, например, установку в ротовой полости двойников точных копий зубных протезов, предназначенных для Гитлера и Евы Браун или пятна «искусственной крови».

Поразительно, что В. Мазер и X. Томас, вплотную подойдя к выводу о том, что Гитлеру удалось бежать, все же не решились сделать последний шаг и признать то, что представляется очевидным. Впрочем, их можно понять: против такого вывода восстает нравственное чувство, присущее всякому нормальному человеку.

Тем не менее, от фактов никуда не денешься.

Впрочем, в противопоставлении точек зрения — В. Мазера, X. Томаса и нашей — не может быть бесспорных доказательств: одно предположение противостоит другому. Чтобы рассеять все сомнения, тогда, в 1945—1946 годах, необходимо было предпринять расследование объединенными силами разведывательных и следственных органов держав-победительниц, поскольку свидетели, документальные и вещественные доказательства находились по обе стороны линии, разделившей Европу на Восток и Запад. Если Гитлеру действительно дали уйти, то ответственность за это лежит прежде всего на политическом руководстве СССР и на главах ведомств, которые в Советском Союзе скромно именовали просто «органами». Со стороны западных держав осенью 1945 года была предпринята робкая инициатива, но отклика она не встретила. Политическая конъюнктура и ведомственные амбиции восторжествовали над интересами правосудия. Убийце миллионов людей, возможно, удалось ускользнуть от возмездия.

Как писал князь Вяземский в «Письмах из Парижа»: «Какой патриот не захочет выдрать несколько страниц из истории своего отечества!» Всем нам хотелось бы выдрать из истории отечества не «несколько страниц», а значительно большее их количество, но это, увы, невозможно.

Во второй половине сороковых и до конца пятидесятых вопрос о судьбе Гитлера был политически актуален. Сегодня он представляет лишь исторический интерес. Но история должна быть точной. И ее нужно знать. Очень хорошо об этом сказал герой нашего повествования, когда он делился со своим окружением идеями относительно «колонизации восточных пространств»: «Гораздо лучше установить в каждой деревне (русское население должно было жить только в деревнях. — Л. А.) репродуктор и таким образом сообщать новости и развлекать их, чем предоставлять им возможность самостоятельно усваивать политические, научные и другие знания. Только чтобы никому в голову не взбрело рассказать по радио покоренным народам об их истории(выделено нами. — Л. А.). Музыка, музыка, ничего, кроме музыки»… [150].

К этому остается добавить несколько слов о судьбе русского населения, для которого предназначалась музыка: «При заселении русского пространства… немецкие учреждения и ведомства должны размешаться в роскошных зданиях… вокруг этих центров будет построено все необходимое для поддержания жизни. В окружности 30—40 км от города мы разместим красивые деревни… Все остальное пространство будет принадлежать как бы другому миру — миру русских. Мы станем их господами, а в случае бунта сбросим… несколько бомб, и дело с концом. Один раз в год можно будет проводить по столице отряд киргизов, чтобы, глядя на ее каменные памятники, они получили представление о мощи и величии Германии»… [151].

• Предыдущая
• 37/45
• Следующая