Затерянный мир Кинтана-Роо - Пессель Мишель - Страница 16

• Предыдущая
• 16/67
• Следующая

Такая неопределенность мне совсем не нравилась, но я все же последовал совету Переса и направился к пристани. Хотя было только около девяти часов утра, жара уже стояла невыносимая. У пристани работали люди. Я спросил у какого-то рыбака, ходят ли отсюда на юг суда и можно ли добраться морем до Белиза.

— Едва ли. Тут только и есть одна «Фиделия», что вчера пришла на остров. До Белиза она ходит всего раз или два раза в год. Раньше здесь был еще «Клаудио Канто», но в прошлом году он потонул в заливе Четумаль во время урагана. Страшный был ураган, «Жанет» называется. Много народу погубил он в Четумале и разорил все побережье. Да, страшный ураган.

В первый раз я услышал тут об ураганах, а до этого просто понятия не имел, что Кинтана-Роо — одно из самых неблагополучных в этом отношении побережий Карибского моря. Кажется, не бывает года, чтобы ураганы, следуя к Мексиканскому заливу и Флориде, не обрушились бы на Кинтана-Роо. Но это уединенное побережье так мало населено, что сведения об ущербе, причиненном здесь ураганами, никогда не попадают на первые страницы газет. А ущерб бывает немалый. Мне сказали, что ураган Жанет целиком уничтожил городок Четумаль. О силе этих ураганов и об их разрушительном действии в Кинтана-Роо можно судить по тому страшному опустошению, какое они производят в Британском Гондурасе, если проходят чуть южнее. За последние тридцать лет город Белиз был дважды разрушен до основания и отстроен потом заново. В скором времени мне и самому пришлось узнать, какой урон наносят ураганы побережью Кинтана-Роо.

Я осмотрел пристань, смекая, кого бы расспросить о судах, и направился к обнаженному до пояса индейцу. Это был довольно привлекательный парень. Невысокий, как все индейцы, с широкой выпуклой грудью, красивыми глазами, с типичной для майя треугольной формой головы и длинным орлиным носом — точно таким же, как у статуй в Паленке. Индеец укладывал мешки и канаты на краю пристани. Я подошел к нему и, стараясь как можно лучше произносить слова по-испански, объяснил, что мне нужно. Индеец тоже был не очень-то силен в испанском, видимо, поэтому он и понял меня сразу.

Из разговора я выяснил, что живет он на побережье Кинтана-Роо и что у него есть суденышко. Отплыть он собирался в полдень. За двадцать песо индеец согласился довезти меня до побережья, к тому месту, где находился дом его отца. Если же я потом подожду три дня, то он сможет доставить меня к кокалю Танках, принадлежащему сеньору Гонсалесу. Это всего в нескольких милях от развалин Тулума. В Мериде доктор Альберто Рус говорил мне о плантации Гонсалеса. Надеясь, что там можно будет по крайней мере подождать попутного судна, как следует осмотреться и подумать о своих дальнейших планах, я решил принять предложение молодого индейца. В уме я быстренько составил себе примерный маршрут. Сначала я еду с индейцем на побережье (мысль о возможности провести несколько дней в простой индейской хижине приводила меня в восторг), затем он довозит меня до плантации Танках, откуда я уже, конечно, смогу добраться на чем-нибудь до порта Вигия-Чико, который на карте показан на полпути между Тулумом и местечком Шкалак, как раз на границе с Британским Гондурасом. «Если же оттуда на юг ничего не ходит, — думал я, — то всегда можно опять вернуться на Косумель, ведь на плантацию Танках, по словам профессора Переса, довольно часто заходят суда».

Когда все было решено, я отправился покупать продукты — несколько банок консервированной говядины и два фунта сухого печенья. Индеец сказал, что я могу питаться у них в семье, только вот он не знает, понравится ли мне их пища. Сделав покупки, я захватил с собою весь багаж и поспешил обратно к пристани. Теперь рядом со своим индейцем я увидел еще одного, мальчика лет шестнадцати. Это оказался его брат. Да, не очень-то надежная команда! Однако я уже на все решился и не хотел отступать.

И все-таки я был просто потрясен, когда на мой вопрос о судне, мне показали куда-то в сторону моря. Сначала я не мог там ничего разглядеть, но потом, подойдя к краю пристани, увидел лодку. Она была не больше одиннадцати футов в длину. Сперва я подумал, что это просто шутка. Ведь пересечь Юкатанский пролив даже на «Марии Фиделии» было немалым испытанием, и я восхищался древними майя, которые плавали в открытых лодках двадцатифутовой длины с сорока гребцами. Но моего восхищения мореходным искусством древних майя было явно недостаточно, чтобы хладнокровно решиться переплыть пролив в этой одиннадцатифутовой парусной шлюпке, которая называлась так лишь потому, что имела бамбуковую мачту с болтавшимся на ней лоскутом парусины.

Однако мне поздно было менять свое решение, так как индейцы уже стали грузить мой багаж. Подумав, что смерть на море, может быть, и не так уж страшна, я прыгнул в лодку. Разглядывая эту самодельную посудину, я заметил, что на ней нет ни кусочка металла — все было сделано из дерева. Но тут, взглянув вверх, я вдруг увидел на пристани трех оборванцев с мачете, собиравшихся садиться в лодку, и мне снова стало не по себе. Друг за другом они спустились в суденышко, за ними последовали оба индейца. Лодка угрожающе осела. Теперь ее борта поднимались над водой всего на несколько дюймов. Это было верное самоубийство. Но в ту минуту свирепый вид трех пассажиров пугал меня гораздо сильнее, чем риск утонуть. Бандиты это или нет? Может, они задумали ограбить меня и убить? А я сижу тут как дурак в почти затопленной лодке с совершенно чужими людьми, трое из которых вооружены, и собираюсь плыть куда-то на побережье. Какая глупая доверчивость! А что, если это чиклеро?

Тем временем мы уже отошли от пристани, сильное течение быстро несло нас мимо неприглядной набережной Сан-Мигеля. В такой маленькой лодке шестерым было негде повернуться. Младший индеец стоял на носу, ухватившись одной рукой за мачту, другой за кливер. Старший сидел на корме, небрежно придерживая левой ногой румпель. Когда был поставлен главный парус, мне и другим трем пассажирам пришлось лечь на живот, тесно прижавшись друг к другу, чтобы не задевать утлегаря. Я завидовал даже сельдям в бочке — у тех по крайней мере не было головы. Мою же голову, зажатую между мачете и бедром его владельца, сверлила мысль, долго ли она еще продержится у меня на плечах.

За все время никто из пятерых не проронил ни слова, и от этого мне было еще страшнее. Казалось, что оборванцы не спускают с меня глаз. Стиснутый со всех сторон, я все-таки пытался незаметно наблюдать за ними, чтобы определить, собираются они меня убивать или нет. Индейцы не вызывали у меня тревоги, им я вполне доверял. Как-никак это были индейцы. А я почему-то по-мальчишески искренне верил, что ни один настоящий индеец не может быть дурным человеком. Но вот остальные! Их небритые лица, их грубый вид не оставляли сомнений, что это чиклеро, а в моих глазах всякий чиклеро мог быть только преступником.

Бешено подпрыгивая на волнах, лодка направлялась к побережью Кинтана-Роо. Тут я впервые с сожалением вспомнил об уютном заднем сиденье маленького серого автомобиля, и мне захотелось снова очутиться в Тепостлане…

Мы продолжали плыть в полном безмолвии. Маленькое наше суденышко, на борту которого было выведено имя «Лидия», одолевало даже самые крутые волны. Всякий раз, когда лодка летела с гребня вниз, у меня перехватывало дыхание. «Лидия» была настолько мала, что, оказываясь в ложбине между волнами, мы каждый раз теряли ветер и останавливались. Качка от этого только усиливалась, и все вокруг превращалось в настоящий кошмар.

Вскоре Косумель скрылся из виду. Старший индеец по-прежнему оставался у руля, младший стоял на носу. Разумеется, никакого компаса на борту не было, и, когда часа через два на горизонте показались смутные очертания побережья Кинтана-Роо, я вздохнул с большим облегчением. В глубине души я чувствовал некоторую признательность к рулевому и начинал верить, что на море меня все-таки не убьют, но тем не менее продолжал внимательно следить за всеми. Когда я робко попытался улыбнуться рулевому, он неожиданно спросил:

• Предыдущая
• 16/67
• Следующая