Горький мед - Нюгордсхауг Герт - Страница 8

• Предыдущая
• 8/39
• Следующая

Наконец страх отступил, и ему полегчало.

Фредрик присмотрелся к выступу: ширина — две черепицы, заметный покат. Сумеет пройти? Должен, до ближайшего окна не так уж далеко. Вот только на нем крепкие ставни. И следующее окно тоже закрыто ставнями. Лишь у третьего окна они распахнуты. А туда почти десять метров.

Он выпрямился и встал, прижимаясь к стене. Отважился выпустить трос. Неровные плитки были ненадежной опорой, большинство из них еле держалось. Здесь следовало ступать с великой осторожностью.

Лицом к стене. Шаг за шагом. Тщательно проверяя опору ногой, равномерно распределяя нагрузку на выпуклой поверхности черепиц. Первое окно. Есть за что держаться. Дальше снова гладкая стена.

Пробили часы на церковной башне. Половина первого.

Только бы какой-нибудь ночной прохожий внизу не обнаружил его, не принялся кричать. Он и так с трудом удерживает равновесие, малейшая помеха может оказаться роковой. Но улица оставалась пустынной, трос с голой лампочкой перестал раскачиваться, все тени замерли.

Следующее окно, опять можно взяться руками за ставни. Он перевел дух. Его шаги по гремящей черепице были далеко не беззвучными. Если в доме живут люди, они давно должны были услышать шум, — почему не реагируют. Фредрик не стал ломать голову; главное — скоро он будет в безопасности, до следующего окна всего два-три метра, и оно не закрыто ставнями! Он заберется внутрь, ничто не помешает Фредрику Дрюму.

Только не горячиться. Один неосторожный шаг, потеря равновесия и — прощайте, бедный мсье Дрюм. Ему стало весело.

Вот он берется наконец за створку, а теперь и за подоконник. Фредрик заглянул в комнату. Темно, ничего не видно. Он постучал по стеклу. Тишина. Постучал сильнее — по-прежнему никакой реакции. «К черту вежливость», — сказал он себе и вышиб стекло кулаком. Зазвенели осколки, он порезал один палец. Слизнув капельки крови, просунул руку в отверстие и нащупал щеколду. Окно открывалось внутрь.

Забравшись через подоконник в комнату, Фредрик услышал собственное тяжелое дыхание. Попытался сориентироваться в темноте.

Тепло. Как от присутствия людей.

Он задел ногой стул, нащупал руками стену, повел по ней ладонями. Шкаф. Дверь. Выключатель. И приглушенный крик, когда зажегся свет.

Хотя зрелище, представшее его глазам, по существу было весьма трагическим, он невольно расхохотался. Несомненно, причиной громкого, лишенного всякой эстетики смеха было то, что он только что избежал смертельной опасности. Так или иначе, Фредрик Дрюм хохотал.

Посреди комнаты стояла широкая кровать. Под простыней на этой кровати лежали, прижимаясь друг к другу, двое. Мертвенно-бледные от страха. Фредрик в жизни не видел столь ярко выраженного ужаса. Они таращились на него так, словно он был чудовищем с какой-нибудь чужой планеты. И то: какое еще создание могло среди ночи проникнуть в спальню через окно, расположенное посреди гладкой стены?

Он прокашлялся и учтиво поклонился, но пара только еще теснее прижалась друг к другу.

— Прошу прощения, мадам и мсье, произошел несчастный случай, я едва не сорвался вниз и не разбился насмерть.

Фредрик виновато поднял руки и заметил, что ладони коричневые от ржавчины на тросе.

— Словом, — он еще раз прокашлялся, — вам нечего бояться. Я норвежец.

Как будто это могло служить смягчающим обстоятельством.

Мужчина — ему было около пятидесяти — приподнял простыню и даже попытался что-то сказать, но только пошевелил челюстями.

— Разумеется, я заплачу за разбитое стекло, — продолжал Фредрик, — но не могли бы вы встать и подойти со мной к окну, чтобы я объяснил вам, как все произошло. Поверьте, я чудом остался жив.

Он прошел к окну и выглянул наружу.

В самом деле чудо…

На кровати все оставалось по-прежнему, мужчина так и не выбрался из-под простыни. И челюсти его были плотно сомкнуты. Фредрик сделал новую попытку объясниться, но только зря старался — супруги молча таращили на него глаза. В конце концов он сдался, достал пятидесятифранковую бумажку и положил на тумбочку.

— За разбитое стекло, — сказал он. — Спокойной ночи.

Вышел в коридор, отыскал дверь на лестницу. Постоял в темноте, сбрасывая напряжение. Утвердился в сознании своего бытия, собрался с мыслями. Сказал себе, что испуг супружеской четы нетрудно объяснить: они явно решили, что он неспроста зовет их подойти к окну, где-то там ждет страшный экипаж, на котором он намерен доставить их в потусторонний мир. Как он это уже проделал с семью обитателями Сент-Эмильона и округи. Смешно… Однако у Фредрика пропало желание смеяться. Спустившись по лестнице, он нашел входную дверь, отодвинул засов и шагнул через порог.

Вон там, наверху…

Он смотрел на стену, смотрел на лампочку, качающуюся на тонком проводе. Ощутил спиной холодок. Ледяной холодок. В том самом месте, которого час назад коснулась рука.

Рука.

Теперь он был начеку. Стремительно зашагал вверх, держась середины улицы. Свернул в переулок налево. Вот и гостиница. Скорей туда. Вошел в вестибюль. Портье кивнул:

— Несчастный случай?

Фредрик посмотрел на свои светлые брюки. С темными пятнами от ржавчины.

— Ничего серьезного, — сказал он.

Взял ключ и поспешил подняться в номер. Опустился в глубокое кресло.

«Черт-те что, — подумал он. — Несуразица, полнейший бред!» С чего бы кому-то понадобилось убивать его? Кому здесь Фредрик Дрюм мог перейти дорогу? До приезда сюда он не знал никого из местных жителей. А с кем успел здесь познакомиться, говорил почти исключительно о винах. Он никак не мог кого-либо задеть или оскорбить.

Тем не менее факт остается фактом — на его жизнь покушались. Дважды пытались его убить. Кто-то следит за ним. Кто-то постоянно знает, где он находится. Рука толкнула его сзади, когда били церковные часы. Чья рука?

Он вытащил кристалл. Звезда излучала голубоватое сияние.

Фредрик встал, сбросил брюки и рубашку. Достается тут его одежде… К царапинам и ссадинам добавился широкий синяк поперек живота. След от троса, спасшего ему жизнь. Видел ли это Рука? Несомненно. Рука знает, что Фредрик Дрюм все еще жив. И Рука не откажется от новых попыток.

Бред какой-то. В Сент-Эмильоне бесследно исчезают люди. Очевидно, орудует некий извращенный тип, одержимый манией убивать и прятать жертвы. Случай не новый. Вот только покушения на его жизнь, особенно последнее, не укладываются в эту схему. Его пытаются убить так, чтобы создалось впечатление, будто произошел несчастный случай. Тут явно кроется что-то другое.

Обратиться в полицию? Фредрик не видел в этом смысла. Вряд ли ему поверят. Но если даже поверят, что может сделать полиция? Приставить к нему охрану? Держать его взаперти в надежном месте? Уж наверно у полиции есть дела посерьезнее, чем опекать норвежца с непомерно развитым воображением. Нет, в полицию ему незачем соваться.

Фредрик расхаживал голый взад-вперед между кроватью и ванной и стакан за стаканом пил воду, как всегда, когда был сильно возбужден или чем-то потрясен. Пытаться уснуть сейчас было бы бесполезно.

Несколько раз он ловил себя на мысли, что ему, возможно, почудилось прикосновение Руки, просто закружилась голова, или разыгралось воображение. Но всякий раз он отбрасывал эти версии. Нет-нет, это исключено. И нечего подыскивать какие-то объяснения, умаляющие значение случившегося. Слишком велик риск, что следующая попытка Руки окажется удачной.

— Враги… — громко сказал он своему отражению, подойдя к зеркалу. — У тебя нет врагов во Франции, Фредрик Дрюм, пожалуй, во всем мире нет.

Ночь не спеша отмеряла шаги до рассвета, а он все продолжал ломать себе голову. Несколько раз проверял, надежно ли заперта дверь, нельзя ли проникнуть в номер через окно. Нельзя — разве что у Руки есть крылья. Что представлялось ему маловероятным.

Около шести утра он простерся на кровати и попробовал сосредоточиться на созерцании обоев. В их узоре был хоть какой-то смысл: переплетение цветочных венков, зеленые стебли и розовые бутоны. Маниола ацидоса, один из самых красивых цветков в мире, растет в Андах, у верхней границы леса. Но трогать его опасно для жизни, в лепестках содержится сильнейший яд. Странно, что он совсем не действует на насекомых.

• Предыдущая
• 8/39
• Следующая