Арвендейл. Трилогия - Злотников Роман Валерьевич - Страница 8

• Предыдущая
• 8/202
• Следующая

Ругир понимающе кивнул.

— Ну что ж, похоже, по очкам ты его побил, но, прямо скажем, победой это можно назвать с большой натяжкой. Из-за чего хоть дрался-то?

Трой рассказал. Ругир некоторое время сидел, о чем-то размышляя и покусывая соломинку, потом задумчиво произнес:

— Знаешь, а ведь он, пожалуй, прав.

— Как это? — опешил Трой. Ругир усмехнулся.

— Вижу, пришло время рассказать тебе о том, как ты появился на свет божий…

Когда Ругир закончил рассказ, Трой еще некоторое время сидел, напряженно размышляя над тем, что услышал, потом тихонько спросил:

— А кто они такие, благородные?

Ругир пожал плечами.

— По мне, так обычные люди. Ну, магией владеют, золота у них поболе, чем у других, и… кичливости немерено. А так… — И он несколько пренебрежительно махнул рукой.

— А если я из благородных, значит, тоже должен… уметь эту самую магию?

— А может, ты и умеешь, — усмехнулся Ругир. — Тут есть, правда, одна загвоздка. Для того чтобы владеть магией, нужны две вещи: природный талант и хорошая школа. Если нет чего-то одного, то другое бесполезно. Так что талант, может быть, у тебя и есть, а вот школа… учить-то тебя здесь некому.

Трой понимающе кивнул.

— А где найти эту школу?

— У-у, и не пытайся. — Ругир махнул рукой.

— Почему это?

— Потому что поступить в эту школу может только «отпрыск благородных кровей», — последние три слова он произнес несколько шутовски.

— Ну так ведь я же… — начал Трой.

— А как это подтвердить? У тебя есть родовой замок, влиятельный отец, благородная мать, родовой список с указанием всех твоих предков за пятнадцать колен, наконец?

Трой погрустнел.

— А это все надо?

— А как же! А то припрется какой-нибудь простолюдин со способностями к магии и выдаст себя за благородного. Это они только говорят, что такие способности — привилегия чистой крови. Где ее теперь возьмешь-то, чистую? Может, раньше, во времена Прародителей, оно так и было, а теперь бывает и так, что деревенский знахарь знает и умеет больше, чем иной дворянин.

— А знахарь… где этому учится?

— Ну, знахарство — это магия не больно сложная. Считается, что она доступна и простолюдинам. Есть пара школ при храмах… да только многому тебя там не научат. Так… кровь останавливать, зуб больной заговаривать, ну и еще кое-что по мелочи. А ежели способностей нет, так и вообще ничему. Есть еще идши, но те учат только своих по крови. Причем у них кровь передается через мать. Вот ежели бы у тебя мать была из идшей…

— А кто такие эти идши?

Ругир скривился.

— Сволочной народ. За деньгу — удавятся! Крестьянствовать не любят, из ремесла — только портняжное да башмачное. А по большей части — торгаши и ростовщики. Денег у них — немерено. Говорят, сами императоры у них порой занимали. Если, скажем, за войну поиздержались… Селятся, в основном, в больших городах, в своем квартале, и посторонним туда особого доступа нет. Так что… — Ругир развел руками. Мальчик некоторое время молчал, потом грустно сказал, словно самому себе:

— Значит, мне этому никогда не научиться…

Ругир пристально взглянул на него.

— А зачем этому учиться? Ты думаешь, магия — это всякие чудеса, о которых вам Суржина зимними вечерами рассказывала? Нет, парень, это все в прошлом. Как оказалось, род людей совсем не приспособлен к магии. Может, в давние времена, когда жили Прародители, в которых, как гласят легенды, сами боги вдохнули искру жизни, среди людей и встречались могучие маги, а теперь… — Ругир махнул рукой. — У нас вон в отряде со всеми болячками шли к бабке-травнице, а не к магу-лекарю. — Он немного помолчал, о чем-то задумавшись, потом повернулся к Трою и, обхватив его голову ладонями, принялся внимательно рассматривать синяк.

— А вот насчет учебы, тут ты прав. Пора начинать тебя учить.

— Ковать? — обрадовался Трой. — Вот здорово! — Верхом его мечтаний было овладеть кузнечным искусством. А о чем еще, скажите, мог мечтать мальчишка, живущий при кузне.

— И ковать тоже, — усмехнулся Ругир.

Назавтра он поднял Троя еще до рассвета.

Когда мальчишка выбрался из-под вороха старых тряпок, служивших ему одновременно и матрасом, и простыней, и одеялом, и подушкой, то обнаружил, что Ругир одет в какую-то непонятную одежду. Во-первых, она была сшита из совершенно неизвестной и никогда им не виданной материи, а во-вторых, по покрою очень сильно отличалась от того, что носили в деревне. Трой потер кулаками глаза и громко восхитился:

— Bay! Дядя Ругир, а что это на вас за порты и рубаха?

Ругир рассмеялся.

— Ну ты и сказал, парень, — порты… рубаха… слышал бы тебя грозный сеид Саббах!

— Какой Саббах? — не понял Трой.

— Неважно, — все так же смеясь, махнул рукой Ругир. — Запомни, эта одежда называется хирхах, ее шьют из кожи, снятой со спины иблиса, и носить ее имеет право только аль-харай, воин, осененный благодатью битвы. Понятно?

Трой глубокомысленно кивнул, почесал ухо и спросил:

— А кто такой этот иблиса!

— Не иблиса, а иблис, — поправил Ругир. — Это могучий Темный песчаных пустынь. Его сила равна силе сотни самых сильных воинов, а свирепостью он превосходит тигра-альбиноса, считающегося ужасом песков. Его когти могут в мгновение ока разорвать на мелкие кусочки самого большого соргала, шкура у которого такая толстая, что его можно жечь факелом, а соргал ничего не почувствует.

Трой вновь почесал ухо и спросил:

— И как тогда его убивают?

Ругир с серьезной миной нахмурил брови:

— О-о, это великий подвиг, на который способны только настоящие аль-харай… — Тут он не выдержал и рассмеялся: — А, впрочем, не знаю. Никогда не видел живого иблиса. Ладно, вставай, соня, пора заниматься.

Трой торопливо вскочил и, подбежав к двери, высунул нос на улицу:

— Но, дядя Ругир, дядя Тристан еще даже не затопил горн!

— Верно, — кивнул Ругир. — Но СЕЙЧАС мы начнем не с ковки. Так что умойся и пошли.

Восход солнца застал их на поляне, недалеко от той сосны, под корнями которой Трой вчера так славно провел время, пока остальные дети, пыхтя, старательно ползали по лесу в поисках грибов. Ругир осмотрелся и удовлетворенно кивнул:

— Отличное место. Здесь и начнем…

К первому снегу у Троя уже совсем перестали болеть кисти рук, он свободно делал по пять приседаний на каждой ноге, два раза отжимался на правой и один раз (правда, с трудом) на левой руке. А еще он мог держать палку в вытянутой левой руке от рассвета и «до тех пор, пока солнце не коснется вершины вон той сосны», полчаса висеть на ветке вниз головой и еще многое другое. Теперь в его пальцах постоянно вертелась пара вырезанных дядькой Мертулом дубовых шариков, которые он усердно жал и перекатывал, а на ступнях и запястьях болталось по свитому из железных прутков и обмотанному кожей (чтоб не терли) тяжелому браслету.

Мужики, которые поначалу одобрительно отнеслись к занятиям Ругира (Трой был известным озорником, и все надеялись, что после Ругировой «потехи» тому будет не до озорства), со временем начали хмуриться и неодобрительно коситься на Ругира. Уж больно чернолицый наседал на мальчонку. Но особенно Троя жалели женщины…

За два дня до праздника зимнего солнцеворота староста позвал к себе Ругира и, усадив его за стол, по обыкновению слегка прихрюкивая, завел разговор:

— Я это… мгум, чего думаю… зазря ты мальчонку такому учишь. Не дело это. Ну, мечом там махать или с луком управляться, это оно, конечно, понятно… места здесь неспокойные, сам помнишь, позапрошлой зимой… ну, потом частокол подправлять пришлось. Ну да это ладно… — Тут староста потерял нить разговора и замолчал.

Ругир выслушал старосту, молча протянул руку, взял кружку с угощением, отхлебнул ядреного самодельного эля, задумчиво причмокнул и поставил ее на стол.

— Зазря, говоришь?

— Ну, — облегченно кивнул староста, — это все ваши наемнические штучки, а нам здеся ничего такого не надобно. У нас деревня мирная, воюем токмо с Темными, а им все эти штучки да по веткам карабканья без разницы. Они только железа да серебра боятся.

• Предыдущая
• 8/202
• Следующая