Мера хаоса. Трилогия - Казаков Дмитрий Львович - Страница 10

В честь шести граней Святого Куба, символа Порядка.

– Запамятовал, – признался Хорст.

– Бывает. Ну-ка, примерь это, – Авти вынул из мешка оранжевую рубаху, выглядящую так, словно об нее точили когти сразу несколько кошек. – Ты теперь ученик шута, так что должен выглядеть соответственно… То есть по-дурацки!

Грязь на рубахе намекала, что дикого цвета одеяние использовали в качестве половой тряпки. Преодолевая брезгливость, Хорст натянул ее поверх кафтана. Рукава оказались коротки, а подол болтался где-то на уровне коленей.

– Красавец, – одобрил шут, – вот тебе еще алый кушак подпоясаться… Колпака не дам, он положен только настоящим паяцам! Так, меч сунь в мешок, он короткий, должен убраться. Амулет спрячь поглубже, под одежду, чтобы видно не было… Не вздумай снимать!

Похоже было на то, что Авти догадывался о свойствах магического знака. Вообще он знал слишком много для бродячего фигляра. Хорста во второй раз за утро одолели подозрения.

Они отправились в путь, когда солнце поднялось над горизонтом и зеленую плоть леса прорезали сотни золотых стрел-лучей.

– Вот и пришли, – сказал Авти, останавливаясь, – отличная полянка, вон там ручей. Переночуем с удобствами!

Хорст со стоном повалился на землю. Ноги гудели и отказывались держать тело. Никогда в жизни он не ходил столько и так быстро. Выглядящий дряхлым старикашкой шут целый день топал со скоростью двужильного коня, не выказывая признаков усталости.

Пробирались окольными, заброшенными дорогами. Передохнуть удалось один раз, вскоре после полудня, когда Авти завернул в попавшуюся по дороге деревню, чтобы купить еды, а Хорст, дожидаясь спутника, прятался в лесу.

Сидел в малиннике, сжимая в потной ладони рукоять меча и дрожа от страха. Боялся, что шут бросит его здесь, что настигнут идущие по следу редары из Чистой Лиги.

– Устал? – Авти преувеличенно высоко изогнул брови. – А кто хвороста нарубит? Или без костра обойдемся?

Ругаясь про себя, что связался с бессердечным насмешником в цветастом одеянии, Хорст поднялся на ноги и поплелся в заросли. Пока искал сушняк, солнце закатилось, и вечер плавно обратился в ночь.

– Уф, хорошо, – выдохнул шут, когда пламя с треском взвилось к небесам и во все стороны прянуло тепло. – Сейчас поедим и за дело!

– Как-кое дел-ло? – дрожащим голосом осведомился Хорст. Он мечтал только об одном – поскорее завалиться спать.

– Раз ты мой ученик, значит, я должен тебя учить, – сообщил Авти, – вот после ужина и приступим…

Хорст застонал. Он успел понять, что, когда его спутник говорит таким тоном, спорить и сопротивляться бесполезно. Жалости в крошечном лысом человечке было меньше, чем тепла – в куске льда.

– Ничего, – похоже, шут уловил недовольство ученика, но оно его нисколько не смутило, – потом благодарен будешь за науку… И не забудь вытащить меч, он нам пригодится!

Все время ужина Хорст размышлял, зачем в фиглярском ремесле нужно оружие, и никак не мог найти ответа.

– Ну, вставай, – проговорил Авти, когда они покончили с трапезой, и в руке шута непонятно откуда появился длинный и очень узкий кинжал с искусно украшенной рукоятью, – будем учить тебя тому, что в жизни всегда пригодится…

В последующий час Хорст осознал, что либо ничего не понимает в шутовском деле, либо паяцы в свободное время подрабатывают убийцами.

Постоялый двор выглядел бы совершенно обычно, если бы не огромная, с необычайным искусством нарисованная вывеска над дверью. Где хозяин нашел умелого художника и хорошие краски, оставалось только гадать.

Толстый красный бык умильно вытягивал губы к исполинской, с ведро, кружке, из которой лезла белая пена. На морде животного красовалось почти человеческое предвкушение блаженства.

– «Кружка и Бык», – сказал Авти, – сегодня мы будем работать тут…

– Зачем? У нас же еще остались деньги! – возразил Хорст. – Вдруг тут тоже имеются редары, принадлежащие к Лиге?

– За пять дней мы прошли больше тридцати ходов, – махнул рукой шут, – если в этой местности и есть благородные из «чистых», то о тебе они вряд ли знают. И, кроме того… мне нельзя слишком долго жить без выступлений. Я должен промышлять своим ремеслом, иначе возникнут большие проблемы…

– Да? – опешил Хорст, но уточнять не стал. Он привык к тому, что его спутник – человек со странностями, причем с такими, которых хватило бы на дюжину нормальных людей.

– Вперед, – Авти решительно затопал к дверям, – сегодня предтеча, народу должно быть много.

– А что делать мне? – за шесть дней в дороге Хорст немного научился тому, как держать меч, но ничего не узнал о ремесле фигляра.

– Будешь следить за моим мешком, – отозвался шут, берясь за ручку двери.

Авти не ошибся. Просторный зал оказался полон народа, а на небольшой площадке около очага надрывался бродячий сказитель, исполняя одну из песен «Сказания об Исходе».

Слушатели рассеянно внимали рассказу о том, как бежавшие от Хаоса люди пришли на Полуостров.

– А, очень, очень кстати… – Подскочивший хозяин, толстый, как копна сена, поглядел на Авти со странной смесью брезгливости и радушия, Хорсту же достался несколько удивленный взгляд. – Лорант давно устал, пора его сменить…

– Вот мы и сменим, – Авти нагло улыбнулся. Сказитель с облегчением замолк и, вытерев потное лицо, удалился. Появление на его месте шута встретили дружным ревом и гоготом. Судя по блестящим глазам и раскрасневшимся рожам, собравшиеся были готовы для увеселений.

– Приступим, – шепнул Авти. Шут встряхнул колпаком, на кончике которого чуть слышно звякнул бубенец, и в его руках появились кинжалы.

Они порхали из ладони в ладонь, крутились и вертелись, точно живые, вспыхивали на мгновение, отражая пламя очага, танцевали на предплечьях, и только Хорст видел, как на коже Авти возникают новые и новые порезы, как багровый потек расползается по одному из рукавов.

Чем хорош яркий наряд шута – на нем не видно крови.

После кинжалов настал черед непристойных песен, хождения на руках и коронного номера с кувшином. Принимая от хозяина наполненную до верха посудину, шут зло прошипел:

– Тяжелый, Хаос его задери!..

И когда кувшин, вмещающий не меньше двух мер, с грохотом разбился о его макушку, Авти не позволял себе даже поморщиться, хотя струйки воды, сбегающие по волосам, порозовели.

– Гоп! Гоп! Гоп-ля-ля! – заорал он истошно, как петух на рассвете. – Умереть бы, веселя! Кто же денег пожалеет, тот себе беду нагреет!

И Хорст, приняв от «учителя» колпак, отправился в обход толпы. В шапку сыпались в основном мелкие монеты, хотя изредка попадались и золотые фарии, а один раз проскользнула здоровенная шестиугольная сотня имперской чеканки. Хорст изумленно вскинул глаза. Чернобородый купчина залихватски подмигнул ему и улыбнулся.

– Заработали честно, – сказал он. – Гуляйте!

На сотню можно было гулять не один день, а целую неделю!

– Отлично, – прохрипел Авти. когда «ученик» притащил добычу, – самое время подкрепиться…

На лысине фигляра после выступления осталась кровоточащая ссадина, руки покрывали свежие порезы, а сам он выглядел так, словно целый день таскал тяжеленные бревна – под глазами набрякли мешки, лицо заострилось.

Довольный выручкой хозяин усадил их за маленький столик в углу. Шут плотоядно улыбнулся подошедшей служанке, низкий вырез ее платья не скрывал тугих, сочных грудей.

– Где тебя можно встретить, милая?

– На кухне, – отозвалась служанка, споро выставляя на стол миски и кружки.

– А после работы?

– Там же! – И девица, блеснув зелеными глазищами, удалилась.

– Ух ты, строптивая! – усмехнулся шут. – Ну я еще доберусь до ее титек…

– Ты всегда так работаешь? – спросил Хорст. – Себя не щадишь?

– Всегда, – Авти устало улыбнулся, – иначе нельзя… для других это потеха, а для меня – дело жизни и смерти, даже больше, чем просто жизни и смерти.

– И мне так придется, если я останусь у тебя в учениках? – Хорст думал пошутить, но собеседник не принял веселого тона.