Империя. Дилогия - Злотников Роман Валерьевич - Страница 104

• Предыдущая
• 104/151
• Следующая

Хорошо хоть разговор довольно быстро перешел в более практическую плоскость, к инвентаризации семейного имущества, акций и иных активов, которые можно было обратить на покрытие долгов. Однако таковых отыскалось не так много. В лучшем случае они покрывали семьдесят процентов долга, да и то лишь в том случае, если б акции удалось продать по наиболее выгодной цене. Но надежды на это были довольно призрачными. Рынок был крайне неустойчив. Оказалось, что дефолт БЗЛ ударил по очень многим. Ах, эта демократическая Америка! Как презрительно она кривила нос при всяком упоминании о России. Ну как же, эти недалекие русские в разгар XXI века не нашли иного пути решения своих проблем, кроме как ввергнуть свою страну в пучину средневековья, утвердив в качестве государственного строя некий модернизированный вариант абсолютизма (а как еще можно расценивать предоставление несменяемому монарху прав демократически избранного президента?). И вот пожалуйста, оказалось, что в этой самой Америке множество людей доверили недалеким русским самое важное достояние любого американца — свои деньги. Мало-помалу обсуждение на межсемейном совете сошло на нет, поскольку строить дальнейшие планы без веского мнения мистера Деккероуза было пустым сотрясением воздуха, а старина Эшли запаздывал. Главы семейств решили прерваться на ужин, к концу которого наконец появился и Деккероуз. Отказавшись от ужина, он тут же уединился в кабинете с дядей Эмерсоном и Урусовым-старшим, где они проторчали почти два часа. После чего в кабинет был приглашен Дэймонд…

— Вот, проверьте и распишитесь.

Дэймонд вздрогнул, вынырнул из воспоминаний и вновь сфокусировал взгляд на паспортистке Любе. Та изо всех сил старалась казаться серьезной и деловой, но в исполнении девятнадцатилетней девушки, обуреваемой отчаянным любопытством, это выглядело несколько смешно, хотя и очень мило. Дэймонд пододвинулся к экрану ноутбука, вчитался в разнесенные по графам сведения о себе, любимом и, взяв протянутое ему световое перо, поставил размашистую роспись. Вот и все. Два года жизни в этой стране завершились закономерным итогом. Он выполнил то, что обещал отцу и дяде Эмерсону, но, странное дело, сейчас это совершенно не вызывало у него того внутреннего… нет, не то чтобы отвращения — неприятия, с которым он выслушал их предложение в тот день…

Когда он вошел в кабинет, отец сидел у окна, отвернувшись и подперев щеку рукой, дядя Эмерсон утопал в большом кресле, в котором так любил сиживать дедушка Даниил, и смотрел на Дэймонда взглядом побитой собаки, а Эшли Деккероуз с суровым видом возвышался над письменным столом. Именно он и начал разговор:

— Садись, Дэймонд. — Старина Эшли молча смотрел, как молодой человек садится в единственное остававшееся незанятым кресло, и, сухо кашлянув, заговорил: — Для начала я должен ввести тебя в курс некоторых изменений, которые произошли в руководстве вашей семейной фирмы. Дело в том, что теперь я — старший партнер — Тут мистер Деккероуз вновь сделал паузу, а Дэймонд мысленно присвистнул. Несмотря на конфуз с Ругги, авторитет Эшли Деккероуза в денежных делах оставался в глазах Урусова-младшего очень высоким. И то, что плешивый Эшли решился вложить деньги во вроде бы практически разоренное предприятие, показывало, что дела фирмы не столь уж плохи, как им представлялось.

— Но я согласился войти в долю только при одном условии… — Судя по тому, что знаменитая плешь нынешнего старшего партнера изрядно побагровела, следующая фраза должна была стать самой важной в его речи. — Это условие состоит в том, что ты, Дэймонд, станешь подданным Империи.

Сначала Дэймонду показалось, что он ослышался. Ну какая может быть связь между согласием мистера Деккероуза войти старшим партнером в их семейное предприятие и странным желанием заслать его, Дэймонда на другой конец света в хмурую и холодную страну? Потом до него дошло, что речь идет не просто о поездке в Россию. Ему предстояло не только поехать в Россию, но и жить там! И более того, отказаться от высшего блага и высшей чести — быть гражданином Соединенных Штатов Америки, величайшего и самого могущественного государства планеты! Дэймонд растерянно посмотрел на отца, но Урусов-старший все так же сверлил взглядом оконную раму. Похоже, отец уже проиграл свой спор и теперь ничем не мог помочь сыну.

— Но… как же так?

Деккероуз развел руками:

— Я понимаю тебя, мой мальчик, но другого выхода нет. Дело в том, что этот сволочной сукин сын (о-го-го! такого эпитета из уст старины Деккероуза не удостоились даже игроки «Филадельфии флайерз» в тот день, когда они совершенно позорно продули финал Кубка Стэнли) русский Император придумал очень хитрый финт. Акции, которыми нас одарил наш младший партнер, в настоящий момент оцениваются даже ниже стоимости бумаги, на которой они напечатаны (выражение было фигуральным, поскольку ни одной настоящей бумажной акции ни у них, ни у Ругги на руках никогда не было, а был лишь номер в реестре акционеров). Но положение может измениться, причем очень скоро. Дело в том, что по оценкам людей, которым я привык доверять, дефолт и банкротство БЗЛ, этого русского монстра, — всего лишь технический акт. И спустя некоторое время то, что сейчас является макулатурой, может вновь обрести немалую стоимость. При наличии одной маленькой технической детали — владельцем этих бумаг должен быть подданный Империи. — Мистер Деккероуз замолчал, уставя на Дэймонда испытующий взгляд. Тот несколько мгновений переваривал сказанное, а затем попытался возразить:

— Но почему я? У меня хорошая работа в «Эрениел инкорп…»

— Потому что больше некому, — немедленно перебил его Деккероуз, — твоему отцу и мистеру Эмерсону будет гораздо сложнее адаптироваться. К тому же они нужны мне здесь, поскольку фирму еще надо будет возрождать, а ты никогда не работал в фирме, не знаешь ни клиентуры, ни тонкостей бизнеса и потому вряд ли сможешь нам в этом помочь. А Ругги я не доверяю. Ну а если представить, что те акции, которые будут записаны на твое имя, в будущем могут удвоить наш совокупный капитал, нетрудно понять, что мы не можем доверить это дело никому со стороны.

Так что от твоего согласия, мой мальчик, зависит чрезвычайно многое.

Спустя всего две недели Дэймонд ступил на землю своей исторической родины. Это произошло в Самарском аэропорту. Мистер Деккероуз через своих многочисленных знакомых нашел ему место на одном из совместных предприятий GM, расположенном в каком-то глухом русском городке с неожиданно итальянским названием Тольятти. Впрочем, пограничный контроль он прошел в одном из московских аэропортов со смешным русским названием Вниуково. Но за те полчаса, что он провел в аэропорту, Дэймонд успел только получить отметку в паспорте, зайти в туалет и добежать до посадочного терминала внутреннего рейса. Когда он, волоча чемодан и недоуменно озираясь, добежал до одинокого выхода на ленточный транспортер, ведущий к посадочным эскалаторам, его встретила очень миленькая девчушка. Мгновенно поняв затруднения Дэймонда (похоже, за ее смену тут проходил не один десяток таких же непонятливых), она пояснила, что тащить багаж на себе не было никакой необходимости — у входа в любой зал стоят электротележки для транспортировки чемоданов, надо было погрузить на них багаж, сунуть в приемник билет магнитной полоской вверх, и тележка сама бы нашла пункт погрузки багажа на его рейс. Но раз уж он приволок чемодан сюда, то может оставить его на входе и идти в самолет, она все сделает.

Полет до Самары Дэймонд как-то не запомнил. На этом русском самолете оказались неожиданно удобные кресла, да к тому же желающих поспать снабжали удобнейшими подушками и мягчайшими одеялами из верблюжьей шерсти. Так что Дэймонд, изрядно перенервничавший за время перелета через океан, бессовестно заснул. И проснулся только перед самой Самарой, когда стюарды разбудили его на обед. Обед был выше всяких похвал. Дэймонд выбрал рыбное меню и побаловался нежнейшей лососиной и вкуснейшей черной икрой. Поднабив молодое брюшко, он вздохнул и впервые за все время путешествия почувствовал, что, пожалуй, все не так плохо. И в этой стране вполне можно жить.

• Предыдущая
• 104/151
• Следующая