Пирамида Хуфу - Любовцова М. - Страница 33

• Предыдущая
• 33/61
• Следующая

Утомленный длинной речью, верховный жрец умолк. Под широким лбом проницательные глаза его, сверкая в свете факелов, пронизывали собратьев. В легком дуновении воздуха огни отбрасывали неровные тени на его лицо, озабоченное и в то же время торжественное.

— Дозволь мне, великий и мудрейший наш отец, высказать свое мнение. Я думаю, братья мои, сидящие здесь, будут с ним согласны, — выступил вперед Яхмос. И продолжал негромким, но властным голосом: — Храм Птаха — важнейший и самый богатый в столице. Мы должны отдать все запасы зерна за все предыдущие годы и оставить себе урожай двух последних лет. Кроме того, запасы кожи, тканей, рабов человек триста, двести древесных стволов, запасы меди, инструментов. Наберется изрядное количество овощей. — Он поднял выше голову, и в голосе его зазвучали угрожающие ноты: — Кто из нас осмелится возражать против помощи живому богу, да будет он жив, здоров и могуч!

Под его холодными сверлящими глазами жрецы поспешно закивали бритыми головами.

Птахшепсес, удовлетворенный, смотрел на своего любимца. Он всегда легко и быстро помогал разрешать трудные вопросы. Правда, он часто неумолим, и его не любят за жестокость, но в делах он очень энергичен.

Верховный жрец встал. Он возвышался теперь спокойный и по-особому торжественный, в шкуре роскошной окраски. Желтые и коричневые пятна на ней горели золотистым огнем.

Медленно подошел он к столу, на котором лежал священный древний папирус, почитаемый как святыня, и, склонившись перед ним на колени, произнес:

— Клянусь священной Эннеадой* [32] хранить в строжайшей тайне слышанное здесь. И если нарушу клятву, да свершится надо мной справедливый и беспощадный суд жреческого братства!

За ним подошел Яхмос. После него неторопливо подходили остальные. Приглушенно звучали слова клятвы, запрещающей разглашать государственные тайны.

Ночной совет закончился. Жрецы с факелами начали расходиться, и только Яхмос, задержавшись, пошел в другую дверь за верховным жрецом. Зал советов опустел. Все погрузилось в тишину и мрак.

Ошеломленный Инар лежал на стене и, забыв обо всем на свете, наблюдал за происходившим внизу. Впервые в его жизнь ворвались бурные события. Он задумался о жизни родной страны. Он и не подозревал, что положение в стране такое тяжелое, хотя и слышал многое. Вздрагивая и трепеща от сложного благоговейного чувства, слушал он клятвы жрецов, произносимые глухими торжественными голосами.

Но когда снова стало тихо и темно внизу, до сознания вдруг с ужасающей ясностью дошло, что он присутствовал на совещании, где обсуждались государственные тайны. Теперь его мысли вернулись к собственному опасному положению. Если его обнаружат, он не только будет признан осквернителем храма, но, что во много раз хуже, человеком, подслушавшим государственные секреты. Он вспомнил клятву жрецов. Кому нужны горечи его семьи, если весь народ живет в жесточайших лишениях, а жрецы беспокоятся не об улучшении его положения, а лишь об опасности бунта. Кто поможет ему, когда миллионы стонут от нищеты и гнета? Кто осмелится пойти против могущественных жрецов и живого бога, заслоненных армией и огромным аппаратом чиновников? Жрецы никогда не пойдут против царя, хотя сами считают его затею разорительной. Набавят налоги? Инар горько усмехнулся.

Он был взволнован и напуган. Ему хотелось лишь одного: покинуть опасное место. Он лег на спину, чтобы успокоиться.

В темно-синей, почти черной глубине неба горели и вздрагивали звезды. Огромное, простое, оно хранило величавый покой и было недосягаемо далеким от мелкой человеческой суеты. Ветер обвевал его горячую голову, полную горьких и трудных мыслей. Давно затих в глубоком сне большой, утомленный долгим днем город. Настороженная тишина окутывала храм и его владения. Только тихо шелестела листва. Постепенно он успокоился и начал обдумывать свое положение. До сего времени он не был замечен никем. После дневного изучения он хорошо ориентировался в постройках, окружающих храм. В помещении храма Тети не могла быть. Видимо, она была где-то в боковых пристройках всяких служебных помещений, которых было очень много на площади, примыкающей к храму.

Жажда, мучившая его весь день, теперь стала нестерпимой. Он представил себе весь длинный путь, который надо было проделать, а совсем близко внизу он заметил маленький каменный водоем, сообщающийся канальчиком с соседними помещениями. Система водоснабжения в храме была великолепной — это он хорошо рассмотрел сверху. Он даже видел, как кто-то из жрецов с аппетитом пил воду из этого водоемчика.

Юноша мучительно размышлял. Как быть? Неужели так и уйти? И дома видеть как страдает мать? Страх его несколько рассеялся, и он решился. Бесшумно обвязав крепкую льняную веревку вокруг каменного лотоса колонны, тихо спустил ее вниз. Несколько минут прислушивался, но слышал только собственное сердце. Зал внизу казался бездонным колодцем. Кругом стояла звенящая тишина. Инар начал спускаться в глубину, она представлялась бесконечной в его душевном напряжении. Но вот ноги уперлись в землю. Он встал и прислушался. Тишина.

Постепенно начал различать деревья, скамейки. На них утром сидели жрецы. Осторожно продвинулся в сторону водоема. На каменном выступе смутно белела кружка. Он с жадностью пил и думал, что вода никогда не была такой живительной. По его расчетам, шагах в десяти должна быть дверь, в которую вошел Яхмос. Не к сестре ли он пошел? Чуть слышно скрипя босыми ногами по песку, покрывавшему тонким слоем каменный пол, он продвинулся в сторону двери. Еще и еще. И вот перед ним обозначился черный прямоугольник. Загадочная и пугающая чернота, за которой была неизвестность. Он стоял, прислушивался и не знал, что делать. Было страшно, ведь он находился вблизи жилища богов. Вспоминались жуткие рассказы, как боги наказывали дерзких. Но сейчас перед глазами возникла мать и сестра. Он беззвучно зашептал горячие слова обращения к богам:

— Справедливейший из богов, мудрый покровитель наш Птах! Я не оскорблю твоего жилища. Помоги мне освободить сестру — радость очей стариков. Осирис, загубленный злым своим братом! Приди ко мне на помощь! Гор лучезарный! Ты сам боролся со злом! Защити меня. Мать страдающих, Исида! Помоги мне. Не для себя я совершаю святотатство. Для любящих родителей, для сестры единой.

Робко продвинул он ногу в зияющий мрак проема, потом другую. Шаг за шагом продвигался Инар в кромешной тьме душного крытого коридора, ощупывая рукой стену. Неожиданно стена эта кончилась, и он увидел над головой синеющий клочок неба, усеянный звездами. Осторожно сделал шаг в открытое помещение. Рука скользнула по стене и остановилась на какой-то податливой неровности... В темноте послышался шорох. Он испуганно сделал несколько шагов вперед, шорох смолк. Инар оглянулся и не увидел двери, в которую вошел. Он не сразу понял, что случилось, и сделал еще несколько шагов вдоль стены. Кругом было тихо. Он вернулся, но везде стена была из гладких плит, меж которыми прощупывались углубления швов. И сколько он не шел вперед, стена везде была совершенно однообразной. В смятении он прошел по всему помещению. Здесь были цветы в грядках, две скамейки, на подставке кувшин с водой и больше ничего. Но самое странное: ни одной двери. Ни одной двери? Но он же вошел через дверь. Ее не было видно. Тогда Инар понял, что произошло: случайно он закрыл ее за собой. Раньше не раз приходилось ему слышать, что в храмах и царских дворцах есть двери с секретными запорами, которые только жрецы могут открыть. Но должно же быть что-то, открывающее дверь с этой стороны. Прежде всего нужно найти место, где он вошел. В волнении он столько раз поворачивался, что не мог вспомнить. Он сел на пол, чтобы успокоиться, и стал припоминать, как были расположены звезды, когда он заглянул в дверь. Ах, да! Тогда он прежде всего увидел Бычью Ногу* [33]. А как она была расположена? Не уверенный в том, что вспомнил правильно, он подошел к противоположной стене. Пожалуй, так. И начал терпеливо изучать стену, все ее неровности. Охваченный страхом, он уже не думал о цели прихода, а лишь о том, как бы вырваться отсюда, покинуть это страшное место и вернуться домой.

• Предыдущая
• 33/61
• Следующая