Пирамида Хуфу - Любовцова М. - Страница 24

• Предыдущая
• 24/61
• Следующая

— Ты хочешь принять мой совет друга и брата? Забудь ее. Ничего, кроме несчастья, из этого не выйдет.

— Если бы я это мог.

Однажды в мастерской поднялась суета. Прибежал начальник в волнении и приказал спешно наводить порядок, что было нелегко сделать. У многих мастеров стояли большие глыбы камня, и перемещать их было не так уж просто.

Мастерскую должен был посетить сам хозяин, знаменитый начальник строительства царской гробницы, князь Хемиун.

Мастера вместе со слугами, которых держали для грубых работ, вычищали из своих углов ненужные куски камней и мелкого мусора. К вечеру мастерскую несколько прибрали.

На другой день Инар видел из-под своего навеса, как на дорогих носилках рабы принесли дородного князя, который, сойдя с носилок, осмотрел камни.

Средних лет, Хемиун, несмотря на беспокойную жизнь, связанную с грандиозной постройкой, начал заметно тяжелеть. Складки жира поднимали дорогое тонкое платье на животе и груди. Широкие золоченые ремни оплетали полные холеные ноги, врезаясь в них. Несмотря на жару, по обычаю знатных людей он был в парике с мелко завитыми кудрями.

Из-за глыбы Инар внимательно рассматривал волевое, энергичное лицо знаменитого архитектора. Крупный нос с резкой горбинкой подчеркивал мужественность его лица, маленький рот был плотно зажат. Темные, глубокие глаза Хемиуна с интересом рассматривали двор. Он небрежно ответил на приветствие начальника мастерской, низко склонившегося перед всемогущим хозяином.

Грузноватой, неторопливой походкой направился Хемиун на осмотр мастерской. Юноше запомнилась его надменная осанка, которая вырабатывается у знатных людей с детства и особенно дополняется сознанием богатства и могущественной власти. Но больше всего Инару запомнились его глаза — живые, цепкие, вбирающие из окружающего самое важное.

Хемиун вошел в дверь, а Инар проник через другую и, спрятавшись за мраморный блок, весь превратился в слух и зрение. Архитектор быстро задавал вопросы, делал короткие деловые замечания, а иногда что-то рассказывал, показывая на отдельные части фигур. Юноше очень хотелось все слышать, но он стеснялся выйти из-за своего прикрытия.

Последним на его пути был Руабен. Загороженный куском гранита, тот стоял у своей работы. Чистое, светло-желтое, гладко отполированное лицо богини поражало спокойной красотой и божественным величием. В то же время было в ней что-то женственное и живое. Чистота камня, нежная, прозрачная его желтизна только подчеркивали талантливую работу мастера, тонкость исполнения каждой линии.

Хемиун смотрел и смотрел. Резкий, сухой блеск его глаз стал мягким и теплым. Наконец, он повернулся и увидел в низком поклоне Руабена. Он понял, кто творец поразившей его скульптуры. И хотя он не видел мастера более двух лет и тот сильно изменился за это время, Хемиун, отличавшийся блестящей памятью, узнал его.

— Так это твоя работа? — спросил он. — Она готова?

— Моя, всемогущий господин, да будут щедры к тебе боги! — почтительно ответил Руабен.

— Я вижу, что не ошибся в тебе, — с удовлетворением произнес князь. — Завтра зайдешь ко мне во дворец после полуденного зноя. Я дам тебе другую работу.

Руабен еще ниже склонился. Начальник мастерской улыбнулся, довольный, что сумел выполнить поручение знатного хозяина. И действительно, за это время из жалкого деревенского парня получился отменный мастер.

В хорошем расположении духа, с вновь появившейся идеей чати вышел во двор, где под навесом работал Инар над черным диабазом. Из него он высекал сокологолового Гора для заупокойного храма при царской гробнице. Но камень пока отдаленно напоминал контуры птицы. Хемиун остановился:

— Больше всего обращай внимание на голову и клюв. Когда приступишь к отделке, посоветуйся с ювелирами, как лучше вставить глаза. С Аписом ты хорошо справился.

Инар стаял красный от смущения.

Князь направился к носилкам. Мастерская, где он изредка появлялся, была в отличном состоянии. Работы мастерской славились во всех храмах. Но кроме славы, она приносила хороший доход. Он был доволен собой. Его зоркий глаз обнаружил еще одного способного человека, и он по его воле превратился в отличного ваятеля. Этот робкий неджес ему почему-то нравился. Хемиун всегда гордился своим умением подбирать нужных для дела людей, открывать новых неизвестных мастеров, которые проходили хорошую школу и прославляли его имя.

Прошедшие долгие годы изменили чати. Он постарел и отяжелел. Нет уж той быстроты и живости, с какой он раньше, пренебрегая сословными предрассудками, сам лазал по скалам и каменоломням. И его жизнь клонилась к западному горизонту, к тому дню, когда придется идти на суд владыки царства мертвых. Но он еще не стар. А жизнь его сложилась на редкость удачно. Богач, принадлежащий к высшей дворцовой знати, красив, умен. Взявшись в молодости за строительство гробницы, он не провел своей жизни подобно бездельникам царедворцам, которые целые годы только и делают, что подносят царскую приставную бородку или царское платье. При дворе великое множество этих должностей: смотритель сандалий, смотритель бороды, смотритель косметического ларца, смотритель пшента. Да на дворе целый полк мастеров: мастер хлеба, мастер пирожков, мастер сладостей, мастер пива... — всех этих начальников и не перечесть. Пройдет еще два-три десятилетия, никто и не вспомнит этих смотрителей. На долю же Хемиуна по воле Птаха досталась слава строителя величайшей постройки, невиданной и неповторимой. Больше чем кто-либо он знает, что повторить такую постройку невозможно, — слишком дорого она обходится стране. За прошедшие десятилетия Черная Земля истощилась и не способна повторить такую же вторую.

Хемиун выполнил задачу своей жизни, прославил свое имя сооружением, которое проживет тысячелетия. Как трудно было его возвести, так трудно будет и разрушить.

— Всякий, — думал он, — кто взглянет на пирамиду, невольно задумается: кто же вложил свою мысль и искусство в это великое творение?

Как имя Имхотепа идет рядом с именем Джосера, так и с именем Хуфу навечно будет связано имя Хемиуна. Но в усыпальнице, созданной Имхотепом, так несовершенна кладка, а каменные блоки так малы. И как ей далеко до совершенной, величавой пиремы или пирамиды (так называют ее приезжие гости с далекого острова Крита). Теперь-то, в конце долгого пути, он знает это.

Скоро кончится строительство. Все выше возносится вершина к густой синеве неба. За прошедшие десятилетия зодчий невольно привязался к своей трудовой армии, выполнявшей его замыслы. Способные, умные, терпеливые, они завоевали его уважение. Как часто они разрешали, казалось бы, невозможные трудности, ведь до них ни разу никто не возводил таких громадин из камня. И как часто он думал про себя, что эти люди больше заслуживают уважения, чем богатые бездельники, с которыми ему приходилось сталкиваться в царском дворце.

Взять хотя бы этого скульптора. Удивительной, благородной сдержанностью он располагает к себе. Завтра он даст ему испытательную работу, а потом очень ответственное задание — изображение живого бога в камне для заупокойной камеры.

И действительно, с этого дня Руабен часто бывал во дворце Хемиуна и выполнял всякие поручения князя.

Тети долго причесывалась перед полированным медным зеркалом. Мать перебирала сухие финики и иногда поглядывала на дочь с тревожным восхищением: уж слишком она была красива для простолюдинки. Инар молча работал резцом над куском алебастра. Временами он отрывался и рассеянно скользил глазами по зелени сада.

Тети, закончив прическу, поцеловала мать и убежала к подругам. Инар задумчиво проследил за ней глазами. Мать села рядом на скамейку. Она внимательно смотрела на него. Ее тревожила непривычная рассеянность сына. Узкие длинные брови такого же рисунка, как и у Тети, почти сошлись от напряженного раздумья. В быстрых, обычно веселых глазах юноши застыло что-то мрачное.

• Предыдущая
• 24/61
• Следующая