Сестра милосердия - Федоров Михаил Иванович - Страница 25

А абхазские войска, не встречая сопротивления деморализованного противника — лишь одиночки защищали свой дом, свой двор, — шли на Гал. Видя горящие сёла, сожжённые чайные плантации, виноградники, мандаринники, уничтоженные грузинами абхазские сёла, разрушенные пансионаты, школы и детские сады, они только ускоряли движение, желая скорее очистить Абхазию от врага.

Люда с Анатолием дошли до Агудзеры, где их оставили охранять посёлок, и поселились в брошенной квартире недалеко от моря. Василий Забетович, вернувшись с Ингура, где на его глазах поднялся флаг Абхазии, долгое время скитался по оставленным беженцами квартирам и осел у вдовы, потерявшей мужа в военную кампанию.

Хасик остался служить в абхазской армии, вскоре женился, обрадовал отца внучкой.

Воронеж решал, как ему поступить: оставаться в Абхазии, где его не достали бы воронежские милиционеры, или вернуться в Гремячье?

За советом приехал к Наташе.

— Не прогонишь? — спросил Сергея, открывшего дверь квартиры.

— Смотря что тебе надо, — дыхнул на гостя перегаром.

— Не подумай, что я хочу увезти Наташу. Мне надо с ней поговорить.

— О чё… — начал Сергей, как из-за его спины появилась Наташа.

— Что тебе, Валера? — спросила она.

— Помнишь моё имя. Ну, ладно… При всех так при всех.

Сергей отошёл и сел на диван, наблюдая за встречей.

— Я не знаю, как поступить. Ты же знаешь, в Воронеже меня ждёт решётка.

И баба с дитём…

— Ты хочешь спросить меня?

— А кого же ещё? Мне не у кого… Ты ж… — Остаться, но в итоге потерять ребёнка. Или отсидеть и сохранить, — рассуждала вслух Наташа.

— Ты правильно говоришь…

— Лучше — сохранить, — сказала твёрдо.

— Понятно, — искоса посмотрел Воронеж. — Может, скажешь что ещё? Для Воронежа?

— Для Воронежа, — задумалась и сказала: — Спасибо Воронежу… — Мне, что ль?

— Считай, что тебе!

— Прощай, дюймовочка!

— Прощай, Воронеж! Видно было, что Валерка хотел ещё что-то сказать или сделать, но сдержался.

В тот же день он уехал в Гремячье. По дороге хотел спрятать, а потом выбросил с моста в Псоу автомат и гранаты.

В Гремячьем такой же вопрос он задал матери своего ребёнка.

И та сказала:

— Лучше — сохранить…

Валерка сходил с ней ЗАГС, оформил брак, потом пошёл и сдался милиции. Ему за былое влепили срок, но небольшой: учли раскаяние, добровольную явку, наличие малолетнего ребёнка. В зону к нему исправно возила передачи жена. Вышел, устроился на стройку и часто с корешками на берегу Дона жарил шашлыки. Разожжёт костёр, нанижет мясо на шампуры и вспоминает: «Вот Натаха… Что за женщина! Всех обнимет… Где такую найдёшь, как не в Абхазии!» И зная об этом, вовсе не ревновала мужа к Наташе жена, у которой после первого ребёнка появился второй, потом — третий.

Лиана вышла замуж за парня из Майкопа, уехала к нему, но что-то не сладилось, и она вернулась в Абхазию. Но только не в Афон, а в Сухуми, где пустовало много свободного жилья. Ей быстро подобрали квартиру, и она открыла у обезьяньего питомника кафе.

Наташа поступила в воинскую часть, где служил Сергей, художником. Жила с Сергеем и думала, что теперь-то жизнь наладится. Ведь сколько он сделал для неё! Она — для него.

Но не получилось. Его хватило на три года.

Они никогда не ругались. Но когда Сергей выпивал — а выпивать стал часто и много, — его клинило. Он хватался за колюще-режуще-стреляющие предметы и куда-то бежал. Надо было кого-то спасать, в кого-то стрелять, кого-то убивать. Давали знать о себе Афган, Гумиста… У них за холодильником стоял автомат. У всех после войны осталось оружие. И Наташа прятала его. А в части у него имелся целый арсенал…

Наташа просила:

— Остановись…

Сергей: — Поживём отдельно, а потом посмотрим.

Наташа:

— Посмотри… Он уехал в Уфу, но вернулся:

— Я лучше тебя не нашёл.

Вскоре десантный полк свернули и предлагали переехать в Псков, Тулу, Иваново. Сергей видел, что Наташа не хочет уезжать из Абхазии, поэтому втайне от неё уволился, сдал ключи от квартиры — он же её получал — и уехал.

Решил таким образом «выкурить» её из Гудауты.

И Наташу в одночасье выкинули с дочерью из квартиры на улицу.

— Что это? — сначала не могла понять поступок Сергея Наташа. — Попытка сломить? Заставить ехать за ним? Отомстить за то, что он бросил всё и приехал ко мне, а я его не послушала? Отомстить, что запил? Как всегда, во всём виновата женщина? Пришлось начинать с нуля — не могла же она сесть на шею матери и брата.

Она сутками работала в ювелирной мастерской, портя зрение, здоровье, стараясь хоть что-то заработать. Как-то освоилась, приобрела павильон, он и по сей день стоит около рынка в центре Сухуми.

Скопила на «однушку». Купила у ботанического сада.

Её знакомые спрашивали:

— Что, не могла лучше захватить?

Ведь осталось много свободного жилья.

— А я не захватчица, — отвечала Наташа.

И растила Диану.

Диана оканчивала колледж и после занятий с планшетом для рисунков ходила в музей. Поднималась на второй этаж, рассматривала экспозицию времён войны и заносила на бумагу эскизы. Медицинскую сумку с красным крестом и вышивкой «Наташа», висевшую в углу, матерчатые «лифчики» с множеством карманчиков для гранат, трубы — самодельные гранатомёты, фотографии бородачей.

Представляла, как её мама с этой сумкой, в этом «лифчике», заполненном гранатами, бежала за парнями… Тащила их с поля боя…

Не уходила из музея до закрытия, слушая, как экскурсовод Гожба рассказывал посетителям:

— Знаете, почему грузины пошли на Абхазию? Не жили бы абхазы здесь, они бы спокойно жили. Где-нибудь в Адыгее, Дагестане. Никто особенно не рвётся туда. Там нет ни таких гор, ни такого климата, ни такого моря. Если бы абхазы там жили, никто бы на нас не пошёл. А всё из-за её красот! Есть легенда о том, как абхазы поселились здесь. Когда Бог делил землю, абхазы опоздали на делёж. Бог поделил всё и всем раздал. И вдруг абхазы пришли. «А где наша доля?» — спрашивают. — «Я уже всё поделил. А вы кто такие?» — «Мы абхазы».

— «Всем всё раздал. А где же вы были?» — «Мы гостей принимали и задержались». — «Ну, раз вы такие хорошие люди, я для себя оставил кусочек, отдам его вам». Оно так и получается. Здесь и французы, и египтяне, и бразильцы, и кто только ни был — и все считают Абхазию сокровищем. Вот и лезут… Однажды Руслан обратился к Диане:

— А вот эта девушка сюда приходит, чтобы посмотреть экспозицию о войне.

Диана почувствовала, как загорелись её щёки.

— Почему она приходит сюда?

— У меня мама, мама воевала! — вырвалось у Дианы.

— А звать маму как?

— Она медсестрой… Наташа, — показала на сумку.

— По-абхазски — На-та-рья, — сказал Гожба.

Все с интересом смотрели на девушку, а кто — и с завистью.

Диана приходила домой и сильно-сильно прижимала мать к себе. А в минуты уединения рисовала портрет медсестры в матерчатом «лифчике», десантном берете и с медицинской сумкой на ремешке.

Как-то, приехав в Сочи, Наташа зашла в супермаркет и обратила внимание на одетого в блестящий костюм обрюзгшего толстяка, на плечи которого спадали редкие волосы.

Он обходил прилавки и первым подошёл к ней:

— Натаха…

Она удивилась полноте и золотым печаткам на пальцах, цепочке на шее:

— Павел? Быстро же ты оперился… — А что? — бровь у толстяка приняла знак вопроса.

Он поджимал одну ногу под другую:

— Две бензоколонки. Два магазина. Что мне ещё…

— На чём же ты так?

— А что… Всё на Абхазии, на ней, родимой…

— Что ты имеешь в виду?

— Металл вывез. Золотишка наскрёб.

— Это ты?!

Наташа знала, как всё курочили и растаскивали во время войны и после.

— А что, я не как некоторые! На брюхе не ползал…

— Подлец! — Наташа замахнулась, чтобы ударить Павла по лицу.

Тот увернулся: — Меня одна из су-чек в Гудауте… Схватил её за руку.