Жарче, чем тропики - Лэнгтон Джоанна - Страница 5

• Предыдущая
• 5/36
• Следующая

— Я вовсе не в твоих руках, ты, маньяк! — Мари подхватила свою сумочку и направилась к двери. — И не желаю больше слушать этот вздор!

— Ты готова к физическому насилию?

— Что это значит?

— Без моего разрешения ты не покинешь этот дворец.

— Я не нуждаюсь ни в чьем разрешении. Я поступаю так, как хочу! — выпалила Мари и дернула за резную ручку. — Я возвращаюсь в аэропорт!

— Если ты вынудишь моих людей применить силу, это приведет их в немалое смущение, но не помешает им выполнить свой долг, — предостерег Джамал.

Двери распахнулись. Стоявшие на страже охранники резко повернулись к ней, хотя старались не смотреть прямо на гостью. Мари вспомнила, как в аэропорту после упоминания ею имени принца мужчины быстро отводили от нее глаза. Жителю Нботу не пристало пялиться на женщину, не принадлежащую к его семье. А ведь она не была африканской женщиной. Нельзя назвать это плохим обычаем, однако он напоминал, что она пребывает в чужом мире, и сердце Мари невольно съеживалось от одной мысли, что ей придется противостоять этим свирепым типам, застывшим в дверях. Отчаянным движением она захлопнула двери.

— Если ты не выпустишь меня отсюда, я закричу!

— И от этого только сильнее разыграется твоя мигрень.

Откуда ему известно о ее мигрени? Откуда он знает, что она чувствует приближение приступа головной боли?

— Так ты думаешь, я не закричу? Думаешь, на меня произвели впечатление твои смешные угрозы и твой идиотский тронный зал и я не осмелюсь? — выпалила Мари, содрогаясь от ярости.

— Осмелишься? — Нахмурившись, Джамал гибко поднялся и сделал шаг к ней.

— Не подходи ко мне! — Впервые в жизни оказавшись на грани истерики, Мари неистово завопила. Да так, что у нее самой зазвенело в ушах и голове. Ее потрясло, что никто не прибежал на этот отчаянный вопль.

— Лучше спроси себя, какую радость принесла тебе жизнь в Европе? — мягко предложил Джамал, приближаясь к ней. — Ты работаешь как проклятая и отказываешь себе в жизненных удовольствиях.

— Я безумно счастлива! — парировала Мари, прижимаясь спиной к двери. — И полностью довольна своей работой.

— Вот если будешь полностью довольна мной, это доставит тебе неизмеримо большее удовольствие. Это снимет напряжение, которое ты все время сдерживаешь…

— Снять напряжение мне поможет только нападение на тебя. Так что держись от меня подальше! Если ты находишь забавными эти силовые игры, то ты зашел слишком далеко. Слышишь? Я требую немедленно доставить меня в аэропорт!

— Если я это выполню, ты же сама будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь, — заверил принц. — Я не позволю тебе сделать такую глупость.

— Уймись, Джамал! — При его приближении Мари метнулась в сторону и прижалась спиной к стене, чувствуя, как слабеют ноги. — Эта шутка плохо пахнет. Уж не собираешься ли ты держать меня здесь против моей воли? К тому же я не в твоем вкусе…

— У меня вкус католика…

— В интеллектуальном плане ты представляешь для меня…

— Вызов? Вот отдохнешь немного и привыкнешь к удивительной перемене в своей жизни. Ты уже не одинока…

— Мне нравится одиночество! — выкрикнула Мари.

— Ты просто боишься поделиться собой…

— С тобой мне нечего делить! — В ее крике прозвучало отчаяние. Она вдруг не выдержала, силы покинули ее, горячие слезы полились из глаз, и она уткнулась в ладони.

Его крепкие руки оторвали ее от стены.

— Нет! — в ужасе вскрикнула она. Те же крепкие руки подхватили ее. У нее голова пошла кругом. Она встретилась взглядом со сверкающими золотом черными глазами, прикрытыми более длинными, чем у нее, ресницами, и издала приглушенный стон.

— Не дергайся.

— Отпусти меня, — слезно простонала она.

— Шшш, — успокаивающе прошептал Джамал. — Капитуляция может стать сладчайшим наслаждением для женщины. Ты рождена, чтобы уступать, а не драться.

Мари закрыла увлажненные глаза, чувствуя себя слишком слабой, чтобы сопротивляться неодолимой силе. Джамал просто сумасшедший. Пять лет назад ей пришлось укрываться от него у тетки в Провансе. И она испытала тогда страдания, похожие на ломку наркомана, — бессонные ночи, утрату аппетита, внезапные смены настроения. И — хуже всего — пугающие признаки мазохизма, не менее жуткого, чем тот, которым мучилась ее мать в общении со своим вечно кочующим мужем.

Джамал нес ее на руках без видимых усилий. Ее окатывали волны его запаха — теплого, очень мужского. Никогда еще они не были так близки. Хотя у нее и раньше возникало желание узнать, каково это оказаться в его объятиях. И вот это случилось. Она чувствовала себя совершенно беззащитной, и, к ее ужасу, это ей нравилось. Нравилось, что он сжимает ее в своих объятиях, нравилось прикосновение мягкой роскошной ткани его одежды, его грубая мужская сила, мощное биение его сердца. С уст Мари сорвался стон, никак не связанный с ее мигренью.

Мари уложили на постель под лепет взволнованных женских голосов. На ее лоб легла холодная рука. Джамал! Ей хотелось сохранить его прикосновение. Он приподнял ее.

— Выпей это…

В ее сумочке были лекарства, но он предложил ей травяной настой. Выпив, она откинулась на подушки, слабая, как котенок. С трудом приподняв отяжелевшие веки, она увидела стоящих на коленях в нескольких шагах от кровати молодых женщин с выражением озабоченности на лицах. Мелодрама явно родилась в этом африканском племени, словно сквозь сон подумала Мари.

— Сейчас придет врач, — сказал Джамал. Его рука дрожала. — Закрой глаза и расслабься.

— Расслабиться? — Она содрогнулась от приступа головной боли. Наверное, он принес ее в гарем. И это его женщины наблюдают за ней. Его жены, наложницы. О небо, да какое мне до них дело, с горечью спросила она себя. В распоряжении Джамала двести молодых и красивых женщин, подаренных любящими подданными его отца. Об этом писала пресса еще в пору их парижского знакомства.

Нботу тогда направило французскому правительству ноту, когда одна парижская газета выболтала изумленной европейской публике секреты королевского двора. Дипломатические отношения были прерваны на шесть месяцев. Французские фирмы остались без выгодных контрактов. С тех пор средства массовой информации хранили тактичное молчание об экзотических сексуальных увлечениях наследного принца Королевства Нботу.

Джамал просто рассвирепел, когда она в пору того громкого скандала высказала ему в лицо все, что думает о его моральном облике. Он не мог поверить, что Мари осмелилась затронуть не подлежащую обсуждению тему, разгневался настолько, что забыл французский и обрушился на нее на своем африканском наречии, доведя до слез.

…Разбуженная птичьим щебетаньем, Мари сладостно потянулась. Ее темные густые ресницы поднялись, и она увидела над собой купол из красивого цветного стекла. Сев в постели, Мари подавила восклицание — ее ожидал еще один сюрприз: она была не одна. На ковре в полном молчании стояли на коленях три радостно улыбающиеся девушки.

— Вы проснулись, госпожа? — Одна из них грациозно поднялась с колен, глядя на Мари миндалевидными глазами. Ее стройное тело облегал цветастый лиф, а короткая юбка едва прикрывала низ живота. Девушка была обута в расшитые бисером шлепанцы. Золотые украшения на запястьях и щиколотках позвякивали при каждом ее движении.

— Я Макана, — сообщила она. — Нас выбрали прислуживать вам. Многие добивались этой чести, но только я знаю французский. Принц Джамал считает, что я хорошо говорю по-французски. Правда, хорошо?

Мари кивнула с глубоким вздохом, пытаясь взять себя в руки и одновременно осматривая сказочную комнату, непривычную обстановку. Неизвестно каким образом на ней оказался наряд из прозрачной белой шелковой ткани.

— Ты чудесно говоришь по-французски, Макана, — пробормотала Мари.

— Я приготовлю вам ванну, госпожа. Вам давно пора освежиться. У вас было такое долгое путешествие. Так восхитительно, мне кажется, лететь на самолете. Однажды я летала в Париж с принцессой Баньяни…

• Предыдущая
• 5/36
• Следующая