Горбачев и Ельцин. Революция, реформы и контрреволюция - Млечин Леонид Михайлович - Страница 77

Ельцин, конечно же, решил избавиться от Горбачева, но не хотел говорить об этом в глаза. И дело не только в мести. Хотя Борис Николаевич, очевидно, ненавидел Михаила Сергеевича за то, что с ним сделали в 1987 году, главное состояло в том, что Горбачев просто мешал ему получить всю полноту власти. В Кремле есть место только для одного президента. Горбачев стал лишним.

В последних числах декабря 1991 года Борис Николаевич Ельцин унаследовал не только кремлевский кабинет своего поверженного соперника Горбачева, но и весь груз не решенных им проблем.

К ним добавились новые. Распад СССР привел к тому, что двадцать миллионов русских людей оказались за пределами России. Возник спор о границах, который сразу приобрел смертельно опасный характер. Пошли разговоры о возможности войны, об обмене ядерными ударами между Россией и Украиной. Причем эти разговоры воспринимались всерьез.

Первый заместитель главы украинского правительства Константин Иванович Масик заявил:

— Если дошло до того, что запугивают превентивным ядерным ударом Украину, страдающую от Чернобыля, то можно ли это назвать отношениями между цивилизованными странами? Нас хотят запугать, сделать послушными…

Запас терпения у людей, казалось, был исчерпан. Они больше не желали слышать обещаний. Ельцин должен был действовать, и действовать немедленно.

Жизнь становилась все труднее. Магазины окончательно опустели. Правда, появились коммерческие киоски, в которых продавались самые экзотические товары, но по бешеным ценам. Вместо денежного оборота расцвел бартер, местные власти, областные хозяева запрещали вывозить продовольствие соседям и, естественно, не подчинялись Москве. Это вело к распаду государства.

Наступило время, когда казалось, что страну ждет экономическая катастрофа и избежать ее невозможно. Боялись, что колхозы и совхозы перестанут продавать продовольствие городам — ничего не стоящие рубли им не нужны, а механизмы принуждения уже не работали. Опасались, что с исчезновением райкомов не удастся обеспечить тепло в домах и уборку улиц. Ждали, что голодные люди выйдут на улицы и устроят погромы.

В худшем положении оказались крупные города: их нечем было снабжать. Во всех городах были введены карточки на мясо, масло, сахар, молоко, табачные изделия. Разумеется, получить все положенное по карточкам не удавалось. Люди стояли в безнадежных очередях. В те дни первый заместитель министра экономики и финансов России Андрей Алексеевич Нечаев проводил совещание о ситуации с продовольствием в Ленинграде. Один из участников в отчаянии сказал:

— У нас куры дохнут, а скоро и люди начнут.

Ельцин подписал 12 декабря 1991 года указ «О едином экономическом пространстве РСФСР», запрещавший ограничивать поставки продуктов из одного региона в другой. Но такого рода указания не действовали: никто не хотел торговать по государственным ценам, то есть за копейки.

Столичные власти в декабре предупреждали, что в ближайшие дни в столице может разразиться продовольственный кризис. Мэр Москвы Гавриил Попов раздумывал над тем, что предпринять, если в городе начнется бунт. Юрий Лужков обратился в правительство России:

«Снабжение населения продовольственными товарами продолжает оставаться критическим… В январе 1992 года Москва может остаться без продовольствия».

Правительство ничем не могло помочь. Валютные резервы были фактически полностью исчерпаны, и от золотого запаса мало что осталось. Единственный выход из положения — стремительно проводить рыночные преобразования. Но эти настроения и ощущения уже забыты. А ведь именно поэтому начались гайдаровские реформы. Они были проведены, потому что страна уже падала в пропасть и надо было ее спасать.

Но для того, чтобы начать реформы, требовались политическая воля, программа и команда, готовая ее реализовать. Политической воли у Ельцина хватило бы на десятерых.

Над экономической программой России на госдачах в Архангельском трудились две группы экономистов. На даче № 6 команда, которую возглавлял министр силаевского правительства Евгений Федорович Сабуров, разрабатывала план преобразований для всего постсоветского пространства. На даче № 15 молодые ученые, которые признали Гайдара старшим, исходили из того, что политическая реальность требует сосредоточиться на спасении России — другие республики Москве не подчинятся.

Когда Ельцин в начале октября 1991 года познакомился с молодым экономистом Егором Тимуровичем Гайдаром, он понял, кому может поручить реформу. Удивительным образом эти два очень разных человека сразу нашли друг друга. Конечно, на Ельцина, как на всякого советского человека, действовала магия знаменитой фамилии. Ему приятно было видеть внука Аркадия Гайдара. Но Борис Николаевич не настолько сентиментальный человек, чтобы подчинять кадровые решения велению души. Он почувствовал в Егоре Тимуровиче то, что другим открылось значительно позже, — твердость и упорство. Ельцин 6 ноября назначил Гайдара вице-премьером по вопросам экономической политики и министром экономики и финансов.

Действия команды Гайдара были в значительной степени вынужденными — в надежде предотвратить катастрофу.

Советская система заготовок продовольствия, вспоминал Егор Тимурович, была основана не на заинтересованности производителей, а на принуждении — на жестких репрессивных мерах к тем, кто не выполнил задание по заготовкам. Для этого нужен был механизм принуждения. После августовского путча механизма не стало.

«Российские власти приняли решение не посылать продотряды в деревню, — писал Гайдар, — а формировать свободный рынок продовольствия».

Ситуация была настолько отчаянной, что действовать надо было не по правилам, немедленно, чтобы избежать катастрофы.

«Речь шла о развитии событий в ядерной державе, — вспоминал Гайдар, — стабильность которой во многом зависела от того, что будет происходить с продовольственным снабжением городов. Решение было одним из самых рискованных в мировой истории».

Указом президента России от 3 декабря 1991 года «О мерах по либерализации цен» с 2 января 1992 года 90 процентов розничных и 80 процентов оптовых цен освободили от государственного регулирования — словом, цены подскочили на все, кроме хлеба, молока, спиртного, коммунальных услуг, транспорта, нефти, газа и электричества. Ограничения на импорт были отменены, и это позволило наполнить магазины.

29 января президент подписал указ «О свободе торговли», который покончил с государственной монополией на торговлю, и это окончательно решило проблему дефицита товаров. Повсюду все что-то продавали, появились вещевые рынки, торговать стали круглосуточно. Большой вклад в заполнение прилавков товарами внесли челноки. Разрешили беспошлинно ввозить товары на сумму до пяти тысяч долларов — огромные по тем временам деньги. И челноки повезли в страну все то, чего так не хватало людям.

Но страна, увидев новые ценники, вздрогнула.

Охнули и депутаты Верховного Совета. Увидев, что реформы не приносят немедленных результатов, депутаты инстинктивно стали переходить в оппозицию, чтобы не нести ответственности. Побочным следствием реформ стала огромная инфляция, обесценение денег и безумный рост цен. К тому же Центральный банк — под давлением Верховного Совета — продолжал выдавать дешевые кредиты предприятиям, то есть накачивал экономику пустыми деньгами. Все это не могло не настроить людей против реформаторов. И чем дальше, тем сильнее становились нападки на правительство, а потом и на президента.

Борис Ельцин вспоминал:

«Правительство Гайдара работало с первых дней в ужасающей моральной обстановке, когда удары сыпались один за другим, когда стоял непрерывный свист и гвалт в прессе и парламенте. Им не дали практически никакого разгона и хотя бы относительной свободы…»

Отношение к самому Ельцину тоже переменилось. Вал критики, которая раньше распределялась между ним и Горбачевым (второму доставалось неизмеримо больше), теперь обрушился на него одного. Над ним стали ерничать, подмечая все неуклюжие слова и действия. Демократическое движение распадалось на глазах, а противники реформ, напротив, объединялись. Причем тон задавала опасная, агрессивная оппозиция.