Ваш выход, рыцарь Вешковская! (СИ) - Саринова Елена - Страница 19

Пещера «Отшельничья нора» сегодня поутру выглядела куда более радостно. И даже уютно. С книжными кривыми полками в нише и старым ковром, натянутым над не менее древним топчаном. Они смотрелись вполне слаженным дуэтом: один выпирал краями камней, придавая блеклым от времени розам хотя бы объем, другой — пружинами из-под плешивого покрывала. Однако, судя по двум скатанным узким матрасам у стены, никто из мужчин спать на нем не решился. Оба тянули ноги у костра. А еще «Отшельничья нора» была «многокомнатной». Или «многокоридорной». Потому как из узкого прохода за выступом ощутимо тянуло сквозняком. Тогда, скорее всего, и сквозной… Не хило для мальчишки-одиночки. Такие большие владения. И, если хорошо вспомнить, в них еще могила бывшего хозяина должна входить. Которого тут, якобы, самолично обнаружили и геройски потом схоронили. И я не удивлюсь, если на этом самом топчане и нашли. А последнее, что тот видел — уже тогда выгоревшие на ковре цветы. Но, это если верить «новому хозяину» норы. А ему, как показала личная практика… Н-да… И прислушалась к своему «взрывоопасному» кому… Молчит. Значит, с ним мы договорились. А вот меня, по-моему, бросили. И, сощурясь от солнца, замерла на выходе из норы.

— Кра-со-та.

По обеим сторонам — ступенями с горы, серые валуны. За ними — густые колючие кусты «Гномьих роз». Это так шиповник здешние жители именуют. А прямо по курсу красота самая главная — узкая застойная речка. Как уха в котелке, щедро присыпанная мелкой бурой хвоей и зеленой пахучей ряской. Высоченные ели, в честь которых и назван заповедник, с того берега на этот отбрасывают длинные тени. Прямо до подножья пещеры. И покачивают на ветру лапами. А тени им «отзываются».

— Красота… Ух, ты!

Ну, конечно, как же рыцарю и без него? Слева, у валунов на обстроганном еловом стволе, торчало видавшее виды боевое чучело. Многажды нарощенное по высоте, но, все еще, «неприятельски грозное» (и где он этот раритетный шлем раздобыл?). Я подошла поближе, померила — макушка как раз на уровне моей. Значит, в последний раз поднимали лет десять назад. И скользнула взглядом правее. На камне рядом — еще один нужный рыцарю атрибут. Карта местности, гордо поименованная «Мои земли». На ней: сама пещера с обозначенным по всем топографическим правилам, выходом, рекой, бором с кривыми елочками и… ага, все-таки, могилой — крестом чуть восточнее вглубь бора. И спустилась глазами вниз. Ниже следовал текст «Правила рыцаря». Оных было шесть, исполненных углем и торжественным детским почерком, уже изрядно размытым. А еще ниже… в рамочке: «Агата Вешковская — моя Дама сердца. Навеки»…

— Тысь моя… майка, — ком внутри дернулся и начал медленно подплывать к горлу. — У-уф-ф… Рыцарь Вешковская, соберись, — и подорвалась к воде.

Ботинки скинула тут же на теплом песке. Следом полетели носки и, закатав до колен штанины, вошла в тихую воду. То, что надо. И еще рукава до локтей подтащила. А потом водяным взрывом — в лицо. И лишь после краем глаза уловила:

— Задергался… Эй, кто тут уду воткнутой оставил?! Поплавок дергается! Эй! — потому что рыбак из меня, как из рыбы магичка. — Эй! Ник! Ванн!.. Да, чтоб вас, — делать нечего — ухватилась за длинный прут удилища сама.

Соперник, как назло, попался сильно упрямый — нить с поплавком на конце тут же завыписывала кренделя, обозначая его подводные маневры. Я лишь брови сдвинула и перехватила руками сильней. Поплавок, на секунду вынырнув, дернулся и понесся прямо перпендикулярно линии берега:

— Ух, ты!

— Клюет? — тут же сбрякали за моей спиной поленья и Ник, точно такой же босой, подскочил ко мне в воду. — А я — за дровами отлучился. И всего-то… Клюет?

— А сам что, не видишь? — со всей серьезностью напыжилась я.

Мужчина азартно засуетился:

— Агата, давай, я? У тебя же лопатка? Тебе… ты… упустишь ведь?

— Да с чего, вдруг? — напротив, усилила я на удилище хватку. — С чего упущу-то? А дальше что делать?

— Дергать в противоположную сторону! Да она у тебя… Агата, дай я!

— Вот к дровам своим возвращайся, — и боком к нему.

— Ты ж упустишь? — подскочил Ник со спины и обхватил руками мои собственные. — Дай тебе помогу. Дай! Агата!

Вражья рыбина, почуяв нашу сплоченность, в ответ, как взбесилась, заметавшись шальными зигзагами и с удвоенной силой. Я от старания закусила губу:

— Ты мне только мешаешь. Ник, не лезь!

— Вот так, Агата. Вот так, — пропыхтел он мне сбоку в ухо. — Во-от. А теперь… дергаем!

Удилище, выгнувшись до предела, взмыло вверх, явив нам обоим в полете и брызгах диво дивное полуярдового размера.

— Вот это да.

— Ух, ты! — и замерли оба, глядя на переливающуюся золотом чешую. — Это… кто?

— Лещ. Я такого здесь в последний раз лет восемь назад… Красавец.

«Красавец», скоро погасив трепыхания, будто смирился с судьбой. Лишь подергивался на натянутой нити.

— А что теперь делать? — прищурясь, обернулась я с Нику. Тот сиял не хуже леща:

— Очень просто! — и, оторвав правую руку, знаком подхватил рыбину. Лещ, птицей пролетев над нашими головами, весомо шлепнулся у входа в траву. В аккурат к ногам Ванна:

— Вот это дар свыше, — открыв рот, прокомментировал тот.

Ник мне в затылок парировал:

— Как же, «дар»! Это мы молодцы с Агатой!

Я, пригнувшись, уточнила:

— Молодцы, значит?

— Ну, да, молодцы.

— Мы с Агатой?

— Угу. С тобой.

— А раньше его магией нельзя было? Из воды и в траву?

Ник, невинно почесал рукой нос:

— Так не интересно же? На то она и рыбалка. Агата, ты чего? — и будто младенец лучезарный. Агнец. Или кто там еще девственно непорочный.

У меня же наоборот все «темные силы» взбурлили. Ух, рыцарь Вешковская. Да что уж там. А ведь честно старалась:

— Руку свою от моей оторви! — и, не дожидаясь, сама ее дернула. Ник лишь удилище словить успел:

— Агата, это ты зря, — мне уже в спину. — Вот зря ты.

— Ах, я «зря»? А ты у нас «все по-толковому и со смыслом»? И больше вообще ко мне не подходи! И даже прикасаться не вздумай! «Мы- молодцы»! Да из нас двоих ты один «молодец со смыслом»! И мне до тебя далеко… Далеко. И, чем дальше, тем лучше… Ванн, собирайтесь и уходим отсюда. Прямо сейчас.

— Агата, ты куда собралась? Ты зачем валишь все в одну кучу?

— В одну кучу?.. Ванн, вы меня плохо слышали?

— Так мне и собираться-то… я ж…

— Пускай, «в одну кучу»! Пускай! Лишь бы отсюда подальше! Разве ты не понимаешь, что мне с тобой плохо? Я не хочу тебя видеть. И слышать твой голос. Я ничего от тебя не хочу. Ничего. Лишь бы подальше… Ванн! Я вас жду! Я вас там подожду.

— Где, Агата?

— Где-нибудь, — и в тумане из унизительных слез, пошагала вдоль кромки воды. Лишь ботинки свои прихватила.

Я сейчас и не вспомню, когда так ревела до этого. Вот именно, что ревела. Не рыдала, заломив руки, ни плакала, как нормальные женщины, а полноценно, в голос и прихлопнув ладошки к лицу. Хотя, откуда я знаю, как они? Откуда мне это знать? Я всегда была сильной. А теперь ком взорвался. И первой снес саму же меня. Тихая река разносила мой рев, множа его и, наверное, пугая всю местную живность. А мне было плевать. Я изливала душу. Наверное, в первый раз за семь лет. И в этом захватывающем процессе как-то так упустила появление Ванна. А опомнилась лишь, когда ревела уже в широкое мужское плечо:

— Агата, вы поплачьте, вам станет легче.

— У-у-а-а-а!

— Легче-легче. Со слезами из души выходит вся боль, и душа наша чистится.

— У-у. У-а-а-а-а!

— Боль уходит и остается лишь самое светлое. Самое главное.

— У-у-у… Да чтоб его все унесло! У-у-а-а-а.

— Ну, тогда это — не главное, Агата.

— Просто пусть унесе-е-е-ет.

— Не просите о том, чего не желаете сами.

— О-оу… Чего?

Ванн вздохнул и повторил:

— Агата, не просите о том, чего не желаете сами.

Я, напротив, затаила дыхание:

— А еще раз?

— Повторить? — склонил голову набок мужчина. — Не просите того, чего не желаете. Ибо…