Прекрасная мечта - Лэндис Джил Мари - Страница 33
- Предыдущая
- 33/77
- Следующая
– Наверное, это ужасно – терять скот? Он пожал плечами.
– Хорошего мало, но таковы правила игры. Я истратил почти все, что имел, когда прошлой весной приобрел нескольких животных новой герфордской породы. Ни одной из них мы пока не потеряли.
– Слава Богу, – вздохнула она.
Чейз выглянул в окошко, проделанное в двери. Небо все так же затянуто тучами. Хоть бы дождь пошел. Полил, как из ведра. Тогда бы у него было оправдание, чтобы остаться с ней на весь день. И тут воображение нарисовало такую картину: они вдвоем, вместе, и больше никого, дождевые капли выбивают неритмичную дробь по крыше. Если бы она принадлежала ему, этот день стал бы для него праздником. Он бы развел огонь и сидел рядом с нею, наслаждаясь ее близостью, а потом бы просто заключил ее в объятия.
Ему уже знакомо было это ощущение – теплота, нежность и аромат сирени – все это была она. Он бы легко, как перышко, отнес ее в свою комнату. Она бы застенчиво улыбалась, а он положил ее на кровать и осторожно, медленно, нежно раздел бы ее. А она была бы такой сладкой, желанной, хотя и не уверенной в себе, как любая девственница.
Все эти образы моментально улетучились, когда он вспомнил, что у него еще в жизни не было девственницы.
Это было бы медленно и нежно.
Это была бы адская мука.
Это было бы райское наслаждение.
– Чейз?
Он очнулся и едва не потерял сознание, обнаружив, что она стоит почти вплотную к нему.
Ему дважды пришлось покашлять, прежде чем он смог произнести:
– Мне пора идти.
Она продолжала стоять, в ее зеленых глазах сверкали и переливались невыплаканные слезинки.
– У вас мыльной пены получилось больше, чем нужно, – мягко произнес он.
Она тряхнула головой и сердито заморгала.
– Знаю. Не понимаю, что на меня нашло. Я только хотела качественно выполнить свою работу.
– Вы это и делали.
– Вовсе не обязательно утешать меня, но мне это очень приятно, Чейз.
Это признание заставило его почувствовать себя чуть ли не властелином мира.
– Вы не могли сделать лучшего подарка для одного из нас.
Она потянулась, чтобы поправить воротничок его рубашки, и он замер, боясь пошевелиться, боясь даже вздохнуть Он перехватил ее руку, сжал запястье, чувствуя, как под его пальцами ровно бьется пульс. Он поднял ее руку к своим губам и поцеловал ладонь.
Он был готов к тому, что она отшатнется.
Но она протянула свободную руку и обхватила его шею, поднялась на цыпочки и нагнула его голову вниз, приближая его губы к своим. Чейз откликнулся на ласку, отпустил ее руку и прижался губами к жаркому, зовущему рту. Он прижал ее к себе сильнее, запустил пальцы в ее кудри и сцепил руки у нее на затылке.
Поцелуй стал глубже, он заставил Эву откинуть голову и приоткрыть губы, позволить его языку вторгнуться туда и пробовать на вкус и исследовать завоеванное пространство.
Для них время остановило свой бег. Не было больше мычания телят, доносившихся из загона, не было бульканья кипящей в котле воды. Окутанный духом свежего хлеба, запахом мыла, теплом печки и, самое главное, соблазнительным ароматом сирени, Чейз испытал такие минуты блаженства, каких еще не было в его жизни.
Она, изогнувшись, придвинулась к нему еще ближе, он, обхватив ее всю, сжал руками ее ягодицы и прижал к себе с удвоенной силой. Она возвратила ему поцелуй с еще большим жаром, и он весь отдался во власть страсти, охватившей его. Он впивался в нее жадно, чувствуя, как она трепещет в его объятиях, и это переполняло его восторгом.
Эва первая прервала поцелуй, но не сделала попытки освободиться из кольца его рук. Вся дрожа, она приникла к нему, уткнувшись лицом в его плечо. Так они и стояли, не имея сил даже дышать, слившись в единое целое. Сердце Чейза колотилось бешено, неистово. Его внезапное, всепоглощающее чувство к этой женщине, замершей в его объятиях, сразило его наповал, как не сразил бы ни один вооруженный бандит, которого он когда-либо встречал.
Снаружи залился лаем Кудлатый, и она отшатнулась от Чейза. Ее лицо пылало, в ее прелестных чертах читались смятение и растерянность. Когда его руки отпустили ее, она отступила назад, потом сцепила пальцы и воззрилась на него в немом изумлении. Чейз прочистил горло и взглянул в окно.
– Он как будто лает на ветер, – неловко заметил он.
Она не шелохнулась и ничего не сказала в ответ.
Чейз повернулся кругом, сдернул с крюка свою шляпу и надел ее на голову. Он открыл дверь, но, не имея привычки спасаться бегством из щекотливых ситуаций, снова повернулся лицом к Эве. Она стояла, не отрывая от него взгляда, как будто силясь понять, что же это между ними только что произошло. Ее глаза были широко раскрыты и полны недоумения.
– Извините, Эва, – пролепетал он, принимая ее молчание за возмущение.
Она чуть приоткрыла рот, как будто собиралась что-то сказать, потом опустила глаза.
– Ничего страшного… Я только… Я хотела… – Горестный вздох вырвался из ее груди. – Я виновата так же, как и вы. Сама не знаю, что на меня нашло. Я только хотела поблагодарить вас за вашу… вашу доброту.
Он повернулся кругом и вышел вон.
Набросив на плечи парусиновый плащ и вскочив в седло, Чейз не удержался и мельком взглянул на дверь. Он так и думал, что увидит Эву сквозь оконное стекло, покрытое дождевыми каплями. Она стояла в той же позе, в которой он ее оставил.
Какая домашняя сцена – хлеб, только что вынутый из печи и еще теплый, кофе, они двое, болтающие о том о сем, сидя за столом. Но это было нечто нереальное, вроде сцены из пьесы, одной из тех, что Эва видела в театре, когда еще жила на Востоке. Это была чудная картина, но это была не жизнь, а сказка, рассказанная в дождливый день. И никогда ей не стать жизнью, пока прошлое стоит у них на пути.
Он мог быть бандитом, который немалую часть своей жизни провел в территориальной тюрьме, но он был еще и жалким трусом, смертельно боящимся, как бы она не узнала всю правду о нем.
Эва, бессмысленно уставившись на дверь, смотрела, как Чейз скрылся из виду. На подгибающихся ногах она вернулась обратно к столу и медленно опустилась на его осиротевший стул. Сиденье еще хранило тепло его тела. Ее пальцы дрожали, когда она поднесла их к лицу и коснулась своих губ, все еще ощущавших вкус поцелуя.
Каждый ее нерв был обнажен, каждая клеточка тела горела огнем. Ни один мужчина в ее жизни не был ей так близок. Тепло его дыхания и прохлада кожи, смоченной дождем. Запах гор, сосен и животных. Оказывается, он умеет не только стрелять. Его поцелуй был еще более восхитительным, чем она могла себе вообразить. Будто находясь под действием какого-то дурманящего зелья, она чувствовала, как кружится голова, поцелуй не утолил, а только распалил ее жажду.
Ты играешь с огнем, Эва Эберхарт.
Она была полна решимости изменить свою жизнь к лучшему, и – на тебе – по уши влюбилась в мужчину, которого едва знает. На ее щеках вспыхнули пятна румянца, когда она вспомнила, как вела себя несколько минут назад. То, что она пыталась представить, как невинный поцелуй, простую благодарность за все, что он для нее сделал, переросло в нечто, не поддающееся контролю.
Она бросила взгляд на котел и чуть не подпрыгнула. Вода почти выкипела, и если она не поторопится, ее полосатое платье просто-напросто сгорит. Ухватившись за повод хоть на время выкинуть Чейза Кэссиди из головы, она, нахмурившись, смотрела на медный котел и, наконец, решила, что, когда она поедет в Последний Шанс помогать Рэйчел, то найдет прачку, и будет платить ей из собственных сбережений.
Она запустила щипцы в котел и вытащила платье, облепленное хлопьями мыльной пены. И тут вдруг пришла мысль – а что, интересно, думает сейчас Чейз Кэссиди о добропорядочной мисс Эве Эдуарде?
Лейн нырнул под раскидистые ветви старой ольхи, прикрывая бутерброд, который держал в руках, чтобы тот не намок. Рамон, Джетро и Орвил уже были тут, расположившись вокруг небольшого костерка, который едва теплился – так было влажно. Не в обычаях ковбоев делать привал средь бела дня, чтобы перекусить, но утром Эва завернула бутерброды для всех, и, передавая каждому его порцию, напомнила, что в такой холодный день обязательно нужно будет подкрепиться.
- Предыдущая
- 33/77
- Следующая