Затерянный мир (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 65

• Предыдущая
• 65/79
• Следующая

На этом кончаются записи, которые я делал в ту ночь. Начиная с этого мгновения, события пошли таким быстрым ходом и были так потрясающи, что я записывать их не мог; но в памяти моей они так ясно сохранились, что ни одной подробности я не могу упустить.

Удушливое ощущение в горле заставило меня взглянуть на баллоны с кислородом, и то, что я увидел, было ужасно. Еще немного — и нашей жизни настанет конец. За ночь Челленджер перенес резиновый шланг с третьего на четвертый цилиндр, но и этот был уже, повидимому, пуст. Мучительное чувство угнетения охватило меня. Я подошел к сосудам, отвинтил шланг и прикрепил его к наконечнику последнего цилиндра. Я испытывал угрызения совести, делая это, потому что думал о том, как спокойно все скончались бы во сне, если бы я совладал с собою. В следующий миг эта мысль оставила меня, когда я услышал крик миссис Челленджер из гардеробной:

— Джордж, Джордж, я задыхаюсь!

— Все уже в порядке, миссис Челленджер, — ответил я, между тем как остальные вскакивали со своих мест. — Я только что открыл непочатый сосуд.

Даже в это мгновение я не мог удержаться от смеха, взглянув на Челленджера, который протирал себе глаза огромными волосатыми кулаками и похож был на исполинского младенца, только что очнувшегося от сна. Саммерли дрожал как в лихорадке; страх смерти победил на короткое время стоический дух ученого, когда он осознал свое положение. Зато лорд Джон был так спокоен и гибок, точно его разбудили, чтобы ехать на охоту.

— Пятый и последний, — сказал он, посмотрев на шланг у цилиндра. — Скажите, друг мой, неужели вы записали впечатления этой ночи на той бумаге, что лежит у вас на коленях?

— Только несколько беглых заметок, чтобы скоротать время.

— Ну, знаете ли, на это способен лишь ирландец. Боюсь только, вы не дождетесь читателей, пока не подрастет сестренка Амеба, которая покамест недостаточно, кажется, интересуется происходящим. Ну что, Herr Professor, каковы наши виды на будущее?

Челленджер созерцал широкие покровы тумана, одевшего пейзаж. Там и сям из облачного моря поднимались лесистые холмы, подобно коническим островам.

— Точно в саван облачилась природа, — сказала миссис Челленджер, вошедшая в комнату в домашнем платье. — Это напоминает мне твою песенку, Джордж: «Старина отзвонит, новизна зазвонит». Пророческая песня!.. Но, бедные дорогие друзья, вы ведь дрожите. Я всю ночь пролежала в тепле, под одеялом, а вы мерзли в креслах. Сейчас вы согреетесь.

Она вышла, — смелая маленькая женщина, — и вскоре мы услышали гудение котелка. Через несколько минут она внесла на подносе пять чашек с дымящимся какао.

— Пейте, — сказала она, — и сейчас вы себя почувствуете лучше. Мы начали пить. Саммерли попросил разрешения закурить трубку, а мы взялись за сигареты. Я думал, что курение успокоит наши нервы; но мы совершили оплошность, потому что воздух в запертом помещении стал невыносимо душным. Челленджеру пришлось открыть отдушину.

— Как долго еще? — спросил лорд Джон.

— Пожалуй, еще часа три, — ответил тот, пожав плечами.

— Раньше мне было страшно, — сказала его супруга, — но чем ближе это мгновение, тем оно мне представляется менее тяжелым.

— Я отнюдь не могу сейчас похвалиться своим настроением! — проворчал Саммерли, посасывая трубку. — Я мирюсь, потому что мне ничего другого не остается, но должен откровенно признаться, что прожил бы охотно еще один год, чтобы закончить свою классификацию меловых ископаемых.

— Ваша незаконченная работа ничтожна по своему значению, — сказал величественно Челленджер, — если подумать, что мой собственный magnum opus «Лестница жизни» еще только начат. Мой умственный капитал, все то, что я до сих пор прочитал, мои опыты и наблюдения, мой воистину совершенно исключительный талант — все это должна была сконцентрировать в себе эта книга. Она, несомненно, открыла бы собою новую эру в науке. И все же, говорю я, с неосуществлением своих замыслов я примирен.

— Я думаю, — сказал лорд Джон, — что всем нам приходится оставить что-либо незавершенное в этой жизни. Как обстоит, например, дело у вас, мой юный друг?

— Я как раз работал над томом стихов, — ответил я.

— По крайней мере, мир будет от них спасен, — заметил лорд. — В каждом деле есть хорошая сторона, нужно только уметь ее находить.

— А вы? — спросил я.

— Я как раз уже заканчивал сборы в дорогу, потому что обещал Меривалю весною отправиться с ним в Тибет охотится на леопардов. Но вам, миссис Челленджер, наверное, грустно расставаться с этим уютным домом, который вы только что построили.

— Мой дом там, где находится Джордж. Но я бы многое дала за то, чтобы совершить с ним последнюю прогулку, в ясном утреннем воздухе, по этим дивным холмам.

Ее слова нашли отклик в наших сердцах. Солнце тем временем пронизало туман, который до этого окутывал его, как покрывало, и вся широкая долина простиралась теперь перед нами, купаясь в золотых его лучах. Нам, томившимся в затхлой и отравленной атмосфере, показался волшебно прекрасным этот чистый, солнечный, умытый ветром ландшафт. Миссис Челленджер в тоске простерла к нему руки. Мы придвинули кресла к окну и уселись перед ним полукругом. Воздух становился чрезвычайно спертым. Тени смерти уже словно подкрадывались к нам, к последним людям на земле. Казалось, незримый занавес опускается вокруг нас со всех сторон.

— Этого цилиндра ненадолго хватило, — сказал лорд Джон, тяжело дыша.

— Количество кислорода не во всех цилиндрах одно и то же, — сказал Челленджер. — Оно зависит от давления при наполнении и от способа затвора. Мне тоже кажется, что этот баллон был с каким-то изъяном.

— Стало быть, у нас украдены последние часы нашей жизни, — заметил с горечью Саммерли. — Характерный финал для подлого века, в котором мы живем. Теперь, Челленджер, вам представляется удобный случай наблюдать субъективные явления физического распада.

— Садись на этот табурет у моих ног и дай мне руку, — сказал Челленджер своей жене. — Мне кажется, друзья мои, что дальнейшее пребывание в этом невыносимом воздухе едва ли желательно. Какого ты мнения, моя дорогая? Жена его простонала и поникла лицом на его колени.

— Я видел людей, купавшихся зимою в проруби, — заговорил лорд Джон. — Те, кто мерз на берегу, завидовали пловцам, решившимся окунуться в ледяную воду. Я был бы за то, чтобы в один прыжок покончить с этой историей.

— Вы, значит, открыли бы окно и пошли бы навстречу эфиру?

— Лучше погибнуть от яда, чем задохнуться!

Саммерли, кивнув головою в молчаливом одобрении, протянул Челленджеру свою худую руку.

— Хотя мы часто с вами спорили, но теперь все уже миновало, — сказал он. — Мы всегда были при этом добрыми друзьями и в душе чувствовали друг к другу величайшее уважение. Прощайте!

— Прощайте, мой мальчик! — сказал мне лорд Джон. — Окна заклеены, и вам их не удастся открыть.

Челленджер нагнулся, приподнял свою жену и крепко прижал ее к груди, а она обхватила его шею руками.

— Дайте мне подзорную трубу, Мелоун, — сказал он.

Я исполнил его желание.

— Мы отдаемся той силе, которая нас создала! — воскликнул он сильным, громким голосом.

С этими словами он пробил стекла, швырнув трубу в окно. Прежде еще чем замер последний звон посыпавшихся осколков, чистый свежий воздух сильным и бесконечно-сладостным дуновением обдал наши разгоряченные лица…

Я не знаю, как долго мы сидели, обомлев от изумления. Потом, как сквозь сон, я услышал голос Челленджера.

— Мы опять вернулись в нормальную среду, — воскликнул он. — Мир ускользнул от ядовитого потока, но мы одни пережили весь человеческий род.

Я помню, как мы, жадно глотая воздух, сидели в своих креслах и наслаждались живительным юго-западным ветром, который свежими порывами долетал к нам со стороны моря, вздувая на окнах кисейные занавески и обвевая наши пылавшие щеки. Не знаю, как долго сидели мы в таком мертвом молчании. Впоследствии мы все различно определяли этот промежуток времени. Мы были совершенно подавлены, оглушены; сознание у нас помутилось. Все свое мужество призвали мы на помощь, чтобы встретить смерть; но этот страшный новый факт, что мы принуждены жить и впредь, пережив всех своих современников, воспринят был нами как мощный удар, сразивший нас и парализовавший. Потом остановленный механизм опять пришел медленно в движение, опять начала работать голова, и мысли снова приобрели внутреннюю связность. С резкой, неумолимой ясностью осознали мы соотношение между прошлым, настоящим и будущим, между жизнью, какую мы прежде вели, и той, которая нам предстояла. В немом отчаянии смотрели мы друг на друга, и каждый читал в глазах другого тот же мучительный вопрос. Вместо радости, которую должны чувствовать люди, бывшие на волосок от гибели и спасшиеся от нее, нами овладело самое печальное уныние. Все, что мы любили на земле, поглощено было великим, неведомым, неизмеримым океаном, и мы остались на этом пустынном острове без спутников и без всяких надежд. Еще немного лет, на протяжении которых нам предстояло, подобно шакалам, бродить вокруг могил отошедших наших современников, — а затем и нас ждала одинокая, запоздалая кончина.

• Предыдущая
• 65/79
• Следующая