В направлении Окна - Лях Андрей Георгиевич - Страница 27

• Предыдущая
• 27/43
• Следующая

— Вот уж действительно борьба за всеобщее среднее образование.

Но тут с Кантором произошло что-то непонятное. Он подбежал к Холлу, бросил винтовку и почти завизжал:

— Что я наделал? Что мы наделали? У меня во вторник должен быть урок, я должен был им рассказывать о древней Индии! А что теперь? Куда мы теперь?

Холл, не говоря ни слова, оторвал его от себя и пошел к школе. Кантор побрел за ним.

Гэвин все еще лежал в проходе, касаясь порога костяшками руки. Глаза его были открыты, рот — тоже. Нагнувшись, Холл разорвал на нем рубашку, открыв черный запекшийся кратер над ключицей, достал трехбороздчатый дарханский кинжал и всадил его в мертвую шею.

— Это еще зачем? — обреченно спросил Кантор.

— Надо срочно ехать к Барку, — ответил Холл, ворочая лезвием в остывшей плоти и нащупывая острием сочленения позвонков. — Этот вот был реалист. Будем надеяться, что его противник окажется романтиком. Хотя уже оказанная услуга гроша ломаного не стоит, а все-таки не с пустыми руками явлюсь.

— Я поеду с тобой.

— Не валяй дурака, он, может, и разговаривать не захочет. Где его очки? Да, у меня. Послушай, дай какой-нибудь пакетик.

Сев в свой «форд» системы «с миру по нитке». Холл сказал:

— План все тот же. Забери вещи и жди меня на развилке. Если до вечера не приду, помнишь — до Монтерея или до Пармы, и подальше от реки. Не поминай лихом.

Стивен Барк, мэр Эдмонтона, более всего походил на ковбоя с рекламы «Мальборо» — с той лишь разницей, что в его исполнении ковбой этот постарел лет на тридцать, сохранив при том и красную физиономию, и медно-рыжие усы.

Он только что вернулся откуда-то — из Джефферсона, конечно, куда еще можно было здесь ездить, — и ему, видимо, едва успели сказать, что Гэвинова компания поехала на расправу с учителем и там что-то шумно, как пожаловал Холл. Он оставил сверток на сидении машины и направился к мэру через двор; Барк и его помощники смотрели на него не без интереса.

— Здравствуйте, Стив, вы не могли бы мне уделить несколько минут?

Они вошли в дом, в ту его часть, где помещался кабинет — с флагом, столом, двумя телефонами, тремя венскими стульями и креслом. Холл стащил с головы кепку, присел и заговорил так:

— Мэр, школа испытывает значительные трудности. У нас нет учебников. Пишем мы на старых полевых блокнотах, и тетрадей взять неоткуда. И так далее. Это одно. Второе вот что — в Монтерее ввели один учебный канал, и в Джефферсоне его принимают, а если поставить ретранслятор, то можно было бы и у нас. Неужели ничего нельзя сделать? Стив, наши дети растут дикарями.

— Ретранслятор, — пробурчал Барк и с треском выдвинул один из ящиков стола. — Знаете, что это у меня в руке? Это закладные. Вот, смотрите — Скотопромышленная корпорация, сахарный завод, зерносушилки и все прочее; следующий урожай — не этот, Холл, а следующий — весь закуплен. А долгоносик? А ссуда? Ретранслятор. Не будет пока ретранслятора, учитель, уж обходитесь своими силами. Года, может быть, через два.

— Стивен, я знаю, вы много делаете для города, я поддерживаю вашу борьбу и в знак уважения и в залог нашей дальнейшей дружбы хочу сделать вам небольшой подарок. Разрешите, я схожу...

— Нет, лучше посидите. Простите, Холл, сами понимаете, обстановка.

Барк подошел к окну:

— Гэйб! Что там в машине, неси сюда.

Гэйб вошел довольно бледный, и на свет божий явилось то, что осталось от Гэвина. Холл аккуратно поправил на нем очки. Барк медленно поднялся, его кресло со стуком упало.

— Он умер, — объяснил Холл. — Да, приехал ко мне в школу и умер. Примите мои поздравления, Стив, в Эдмонтоне установилась однопартийная система.

Сейчас он меня пристрелит, подумал тогда Холл, вот сейчас он вынет свой образца двадцать восьмого года. И, наверное, правильно сделает.

Но мысли Стивена Барка повернули в другое русло.

— Гэйб, собирай всех, живо, — распорядился он. — Бегом! Мне понятна ваша тактика. Холл, не знаю, с кем вы там сговорились, но вы хотите, чтобы его люди накрыли тут меня с этой штукой на столе — хорошо.

— Его люди уже никого не накроют, Стив. Они, видите ли, тоже все умерли. Такое бывает. Вы пошлите кого-нибудь к школе посмотреть, а пока он будет ездить, предложите мне кофе, вон у вас банка стоит.

Шериф сделал выводы гораздо раньше мэра. Он доехал до школы, оценил ситуацию и люто выругал и Гэвина, и всех дураков, загипнотизированных безобидностью слова «учитель». На сумасшедшей скорости вернувшись в город, он услал жену и детей к соседям, постоял среди дома, потом придвинул к дверям комод в ложноклассическим стиле, вооружился квадратной флягой можжевеловки, сел на стул, поставил винтовку между колен и предоставил все судьбе.

В самом деле, примерно через час перед домом собрался народ — в большом числе сторонники мэра, — а чуть позже подъехал и сам лидер.

— Стивен, не подходите, — крикнул шериф, сам не очень веря своим словам. — Если кто-нибудь из ваших сделает шаг к двери, я буду стрелять.

Тогда из машины Барка вышел так хорошо знакомый шерифу долговязый учитель и приблизился до половины критического расстояния.

— Шериф, — весело спросил он, — от кого это вы собрались обороняться? Тут пришли горожане, которые хотят вас поздравить — наконец-то вам удалось покончить с шайкой Гэвина, терроризировавшей население. Это целиком ваша заслуга! Выходите, шериф, и мы с вами пойдем на почту и дадим телеграмму. У меня в Монтерее есть один хороший знакомый, его фамилия Ромодановский, он генерал-губернатор Территории и будет очень рад.

Шериф выслушал эту речь, и его прошиб пот.

— Стивен, это правда? — севшим голосом спросил он.

— Правда, — ответил мэр.

Опрокидывая фикусы и гортензии, шериф вылез в окно и, все еще не выпуская винтовки, подошел к Холлу.

— Представительство непременно выплатит вам премию, — сказал учитель. — Надеюсь, вы пожертвуете малую толику на нужды школы. А сейчас скажите что-нибудь людям, видите их сколько, даже ваша жена.

Весенний день с солнцем и всем очарованием распахнулся для шерифа, мысли перепутались, предохранители сгорели, и страж закона произнес такую фразу:

— Наша администрация своим руководством всегда была оплотом демократии, и таковым останется вовеки.

Холла избрали в муниципалитет и приходской совет, ему поручили силы самообороны, с шерифом с тех пор он был в наилучших отношениях. Кантор закатил страшнейшую истерику, хотел все бросить и уйти, несколько дней отказывался разговаривать, но потом успокоился.

Однако чудеса памяти Гэвина на этом отнюдь не закончились. Несколько позабытая в суматохе Сабина Ричмонд сделала свои собственные умозаключения и тоже приступила к действиям. Во вторник, после занятий, она — с вымытой шеей, в желтой майке, джинсах и откуда-то взявшихся босоножках на шпильках — остановилась перед Холлом, сидевшим за столом и с вызовом спросила:

— Учитель Холл, вы это сделали ради меня?

Неудачник Ричмонд беспрестанно изобретал то ли инерционную мельницу, то ли стандартный вечный двигатель, а к этой породе Холл относился с недоверием. Он отложил ручку и ответил так:

— В общем — нет, но в частности — да, из-за тебя.

— Вас могли убить, — продолжала Сабина в том же тоне.

— Меня и сейчас могут убить, — он и в самом деле уже стал жалеть, что прорубил в этом учебном сарае столько окон. — Слушай, чего ты хочешь?

— Хм! — сказала она. — Я, может быть, хочу вас отблагодарить.

— Интересно, как же?

— Как пожелаете.

Холл задумчиво посмотрел в сторону. На прославленной кафедре лежали ветки, на которых он сегодня демонстрировал малышам типы листорасположения. Плотники, работавшие на пристани, могли с удивлением наблюдать необычную сцену — из школы с визгом вылетела ныне легендарная героиня, а за ней по пятам гнался учитель, хлеща ее хворостиной. Убежав от Холла в кусты, Сабина со смертельной обидой закричала оттуда:

• Предыдущая
• 27/43
• Следующая