Враг Шарпа (ЛП) - Корнуэлл Бернард - Страница 43
- Предыдущая
- 43/76
- Следующая
– Пошлите двоих, как стемнеет.
– Ладно, сэр. Слышал, нас пригласили на ужин?
Шарп усмехнулся:
– Вы захворали и не сможете пойти. Я извинюсь за вас.
Они проговорили еще минут десять, чувствуя, как с заходом солнца становится все холоднее. Потом Шарп собрался уходить. На первой ступеньке он остановился:
– Не обижаетесь, что придется пропустить ужин?
– Вы сможете поесть за меня, – в тоне Фредриксона слышалась только радость: чем больше он говорил с Шарпом, тем больше убеждался в неизбежности завтрашней схватки. А сегодня, пока Шарп будет ужинать, Фредриксон приготовит еще несколько сюрпризов.
Фартингдейл одобрил действия Шарпа по подготовке Господних Врат к обороне, но Шарп знал, что это происходит не из-за опасений по поводу внезапной атаки. Сэр Огастес даже нравоучительно процитировал свою книгу:
– Армия, занятая работой, Шарп, не склонна к вредительству.
– Так точно, сэр.
Направляясь обратно в замок, Шарп думал, не слишком ли разыгралось его воображение. Он убедил себя, что завтра предстоит бой, но причин для этого не было. У французов был тот же повод явиться в эту долину, что и у британцев. Уже через считанные минуты задача, ради которой обе стороны сюда пришли, будет решена, и ни у одной из них не будет резона оставаться у Господних Врат. Но был еще инстинкт. Фартингдейл этот инстинкт высмеял, обвинив Шарпа в желании подраться и запретив посылать через границу лейтенанта фузилеров с донесением:
– Поднимать тревогу из-за горстки кавалерии и небольшого батальона! Не будьте смешным, Шарп!
Фартингдейл удалился в свои покои – те же, где раньше размещался Пот-о-Фе. Несколько позже Шарп увидел на выходящем на запад балконе, пристроенном к цитадели кем-то из поздних владельцев замка, Жозефину: должно быть, с балкона открывался чудесный вид.
В замке Шарп вернул лошадь ракетчикам и попросил одного из стрелков принести горячей воды. Он снял мундир, спустил рейтузы до талии и скинул грязную рубаху. Дэниел Хэгмен, улыбнувшись во все свои десять зубов, тут же подхватил мундир:
– Почистить, сэр?
– Я сам, Дэн.
– Боже упаси, вы же, черт возьми, майор, сэр, – Хэгмен был самым старым в роте Шарпа, почти пятидесяти лет от роду, и его возраст в сочетании с преданностью давали ему возможность быть с Шарпом на короткой ноге. – Общаясь с шишками, придется вам привыкнуть, что работу делают за вас, сэр, – проворчал Хэгмен, оттирая пятно крови. – Ужиная с аристократами, сэр, нельзя выглядеть, как сапожник.
Шарп расхохотался. Он достал из кармана рейтузов бритву, раскрыл ее и с досадой посмотрел на истончившееся лезвие: пора заводить новую. Лениво оправив ее о голенище сапога, он плеснул воды на лицо и начал бриться, даже не пытаясь найти мыло.
– Моя винтовка все еще у тебя, Дэн?
– Да, сэр. Хотите забрать ее?
– Нет, раз уж я ужинаю с аристократами.
– Там вам, вероятно, подадут вилку и нож, сэр.
– Вероятно, Дэн.
– Джентльмен должен пользоваться вилкой, – Хэгмен, родом из Чешира, попал в армию только потому, что в конце концов проиграл долгую битву с егерями местного помещика. Он плюнул на мундир Шарпа и стал энергично растирать. – Не могу понять смысла в вилках, сэр, никак не могу: ведь Господь в доброте своей даровал нам пальцы.
Фузилеры разожгли во дворе костер. Пламя жадно пожирало солому, добытую в конюшне, но лишь сгущало сумерки. Шарп утер лицо рубахой, снова натянул ее и медленно застегнул пряжки трофейных французских рейтуз. Хэгмен, выбив мундир о землю, чтобы стряхнуть остатки грязи, расправил его:
– Красота, сэр.
– Лучше не бывает, Дэн.
Пояс, перевязь, подсумок, офицерский шарф и палаш дополнили облик майора Шарпа. Он как раз выправлял вмятину на кивере, когда Хэгмен кивнул в сторону цитадели:
– А вот и его светлость, сэр. Весь вечер гонял нас вверх и вниз по этим проклятым ступеням: то дров ему для его чертова очага, то еды для леди. А она-то, никак, так леди, с которой вы знались в Талавере, сэр?
– Она самая.
– А он знает, что не первым стреляет из этого мушкета?
Шарп ухмыльнулся:
– Нет.
– И хорошо, меньше знаешь – крепче спишь, – сказал Хэгмен и поспешил прочь.
Сэр Огастес направился к Шарпу.
– Шарп! – его возмущенный тон начинал становиться проклятьем всей жизни Шарпа.
– Сэр?
– Я хочу, чтобы наша делегация была готова выехать в течение часа. Вы поняли?
– Да, сэр.
– Ее светлость сопровождает меня. Сообщите всем офицерам, что я ожидаю от них трезвости и достойного поведения. Мы должны поддерживать репутацию.
– Да, сэр, – у Шарпа возникло подозрение, что это наставление адресовано именно ему. Фартингдейл не считал Шарпа джентльменом, а следовательно, тот просто обязан быть склонным к пьянству.
– Сэр! – донесся крик от ворот.
– Что еще? – Фартингдейлу не нравилось, когда его прерывали.
– Сюда направляется французский офицер, сэр. С эскортом.
– Сколько их? – спросил Шарп.
– Дюжина, сэр.
Шарп, чтобы не дать им войти в замок, сам вышел бы за ворота, и французы не смогли бы увидеть и оценить ничтожность замковых укреплений, но Фартингдейл крикнул, чтобы часовые пропустили французов. Шарп кинул взгляд на конюшни и жестом приказал ракетчикам спрятаться. Возможно, подумал он, Дюбретон уже знает о том, что они здесь: солдаты с обеих сторон общались без ограничений, и Шарп мог надеяться только на недоверчивость вражеских солдат и трудности перевода – иначе наличие ракет в тайне не сохранить.
Копыта французских коней высекли искры из старой брусчатки и породили эхо среди древних камней. Группу возглавлял Дюбретон. Багровое солнце низко стояло в рождественском небе, его свет бил коню француза в левый глаз. Полковник улыбнулся Шарпу:
– Я задолжал вам услугу, майор Шарп, – конь вдруг встал, как вкопанный, испугавшись треска поленьев в костре, и Дюбретон успокаивающе погладил его по шее. – Я приехал вернуть часть долга, совсем малую его часть, но, надеюсь, и это вас порадует.
Он обернулся и приказал следовавшим за ним драгунам расступиться, открыв сержанта Бигара, сидевшего на коне слегка скособочившись. Шарп улыбнулся: правая рука Бигара вцепилась в грязную седую шевелюру, принадлежавшую Обадии Хэйксвиллу.
Шарп кивнул французу:
– Благодарю вас, сэр.
Взятый в плен и совершенно беспомощный Обадия Хэйксвилл был все еще в чужом мундире британского полковника. Сержант Бигар, ответив на приветствие Шарпа, отпустил волосы Хэйксвилла и пнул его, заставив шагнуть вперед.
Это был миг бесконечной радости, порожденной девятнадцатью годами ненависти: видеть перед собой беспомощным человека, всю свою жизнь мучившего слабых и творившего зло. Обадия Хэйксвилл, пленник, чье желтое лицо и длинная шея продолжали дергаться, шарил вокруг своими ярко-голубыми глазами, как будто надеясь на побег. Шарп медленно вышел вперед. Глаза продолжали шарить вокруг, потом вдруг остановились на Шарпе, привлеченные необычным звуком: это был звук клинка, покидающего ножны.
Шарп ухмыльнулся.
– Рядовой Хэйксвилл! Ты потерял право называться сержантом, не так ли? – голова снова задергалась, глаза замигали. Шарп подождал, пока Хэйксвилл придет в себя. – Смирно!
Непроизвольно, как велели ему долгие годы солдатской жизни, Хэйксвилл вытянулся в струнку и опустил руки по швам. В тот же миг, блеснув в свете заходящего солнца, его горла коснулось лезвие клинка. Шарп держал палаш в вытянутой руке, острие щекотало кадык Хэйксвилла. Повисла тишина.
Все во дворе чувствовали ненависть, переполнявшую этих двоих. Фузилеры и стрелки застыли, глядя на клинок.
Двинулся только Фартингдейл. Он сделал шаг вперед, в глазах при виде сверкающего недвижного лезвия палаша возник ужас: он до смерти перепугался, поняв, что сейчас, в этот закатный миг, здесь прольется кровь.
– Что вы делаете, Шарп?
Шарп ответил тихо, медленно проговаривая каждое слово и не отрывая взгляда от Хэйксвилла:
- Предыдущая
- 43/76
- Следующая