Но женятся джентльмены на брюнетках (пер. Пророковой) - Лус Анита - Страница 18

• Предыдущая
• 18/19
• Следующая

Тут Клод опять завел беседу о философии.

Но пока он разглагольствовал, пришел один танцор по имени Осмер с бутылкой абсента, который решили тоже вылить в кувшин и выпить. Абсент выпили, и Клод хотел продолжить свою речь. Но тут некоторым гостям стало казаться, что Клод слишком уж щеголяет своей философией, будто больше ни у кого философии нет Поэтому гости разобиделись и принялись рассказывать каждый про свою, отчего получилась полная неразбериха, потому что кто-то был за «Новую мысль», кто-то за оккультизм, кто-то за кришнаитов. И разговора не получалось.

Тут Клод ненадолго исчез и вернулся, облаченный, как греческий танцор, босой и с повязкой на голове, – он собрался начать церемонию погружения праха в прекрасную вазу, достойную ее содержимого. Он пытался призвать гостей к порядку, но все уже давно занялись своими делами, поэтому Клод сказал довольно иронично: «Что ж, если никто не возражает, продолжим похороны».

Оказалось, что гости все еще обижены на Клода, и один из гостей хлебнул для храбрости и заявил: «Меня от тебя, просто тошнит!»

От такой наглости все притихли. Но Клод взял себя в руки и сказал: «Что ты имеешь в виду? Как это – тошнит?»

Тут этот гость хлебнул еще и выложил ему все, что он на самом деле думал о покойном. Все, кроме Осмера, потеряли дар речи. Оказалось, что Осмер весь вечер ждал такого поворота событий. И он сказал. «Ты совершенно прав. Он был низкий тип, и ничего, кроме презрения, не заслуживает!»

Несколько мгновений Клод просто не верил собственным ушам, а когда наконец обрел дар речи, сказал: «Я это отрицаю!» Вместе с ним это начали отрицать еще несколько человек, и дело приняло опасный оборот.

Но тот, кто заварил всю эту кашу, спросил ехидно: «А как насчет того случая, когда он тебя стукнул щеткой для волос?»

На что Клод ответил: «Это была не щетка для волос, а зеркало. И оно, увы, разбилось».

Но тот не унимался: «А-а, значит, семь лет жди одних несчастий!»

Клоду пришлось признать, что с зеркалом так действительно обращаться нельзя, тем более разбивать его о человека суеверного.

Тут вмешался Осмер и сказал: «А помнишь, как тебе пришлось от него запереться во избежание телесных повреждений? А он еще обложил дверь соломой и поджег?»

А потом еще один подлил масла в огонь и говорит: «А когда он в ресторане Чайлда обзывал тебя последними словами так, что все это слышали?»

Клоду ничего не оставалось, как признать, что так оно и было. Одно неприятное воспоминание влекло за собой другое, и в конце концов эта тема всем надоела, и никто не захотел даже взять себе что-нибудь на память, потому что кому захочется вспоминать такого человека. Тут все ринулись искать эти сувениры, и Клод босой ногой наступил на вазу с прахом. Это оказалось последней каплей, ведь у Клода нервы и так были на пределе. Он заорал: «Да будь он проклят!» – и высыпал пепел в раковину, на чем похороны Лестера и завершились.

Кругосветное путешествие оказалось для Чарли Брина очень познавательным, потому что именно в нем он приобрел обширные знания о саке, мескале, водке и гаоляне. Но в конце концов напитки всех стран и народов стали на нем сказываться, и он оказался в больнице в Шанхае. Но даже во время лечения от белой горячки, когда всем другим мерещатся всякие экзотические животные, Чарли мерещилась Дороти. И сопровождающий сообщал матери Чарли очень неутешительные новости.

Но Чарли с сопровождающим добрались наконец до Сан-Франциско, и миссис Брин отправилась в Калифорнию их встречать, все-таки лелея надежду, что Чарли излечился. Собственно говоря, белая горячка ее мало пугала, она опасалась только Дороти. Потому что она как-никак была матерью и испытывала материнскую любовь, а если бы ее единственный сын женился на девушке по своему выбору, он вполне мог бы на веки вечные оказаться за пределами их круга.

Когда миссис Брин услышала от своего агента всю правду, она чуть не обезумела от отчаяния, потому что Дороти уже вернулась в Нью-Йорк и была вольна выходить замуж за кого угодно. Вечером она позвонила из отеля «Святой Франциск» в Нью-Йорк мистеру Абельсу и велела ему непременно сделать что-нибудь с Дороти, пока Чарли туда не приехал.

Мистер Абельс позвонил еще одному тайному партнеру, специалисту по критическим ситуациям, и передал дело в его руки. Этот партнер решил, что лучше всего будет подбросить Дороти в сумочку наркотики, тогда полиция за их хранение Дороти арестует. И это докажет Чарли Брину, что на роль матери своих детей он выбрал совершенно неподходящую особу. Одна дама-сыщик подложила наркотики в сумочку Дороти в дамской комнате клуба «Довер», и все прошло по плану.

Полицейские отвели Дороти в участок, где ей пришлось сидеть в камере с девушками с улицы, а рядом с Дороти сидела цветная. Звали ее Лулу, и она была очень дружелюбно настроена. Она сказала Дороти: «Привет, лапуля!», и Дороти ответила: «Привет!» А Лулу спросила: «Тебя за что сцапали?»

Дороти с трудом сдерживала слезы, но боялась показаться невежливой. Кроме того, ей совершенно не хотелось рассказывать Лулу, что она невиновна, потому что сама Лулу с виду была вполне виновная, поэтому Дороти сказала: «Да, видать, за то же, за что тебя». А Лулу говорит: «А, значит, тоже мужиков цепляла…» И тут Лулу задумалась, а потом сказала Дороти: «Ну чего они добиваются? Не прекратят же они это!» Лулу решила, что полиция слишком уж старается.

Я всегда говорила, правда, шутя, что Дороти докатится до тюрьмы, но когда так и случилось, я ушам своим не поверила Представьте себе, какой это шок для матери семейства, когда ей в четыре часа утра в клубе «Лидо» сообщают, что ее лучшая подруга сидит в участке. Мы с Генри, естественно, сразу же туда поехали. Но когда мы добрались до участка, там уже не было ни одного полицейского, занятого своей непосредственной работой. Дороти ведь из тех девушек, которые пользуются огромной популярностью у полиции, поэтому за преступниками никто не следил, и все из-за нее.

Дороти привели в какой-то кабинетик, чтобы мы могли с ней побеседовать. У нее из глаз ручьем текли слезы, но она старалась держаться, и улыбки, которыми она всех одаривала, топили лед в душах властей. Никогда не забуду, как Дороти взглянула на меня сквозь слезы и сказала: «Ну что ж, Лорелея, не могли же мы рассчитывать, что никогда сюда не попадем…»

Первым делом Генри послал за Дадли Филдом Мэлоуном, одним из самых знаменитых адвокатов, специализирующимся на защите угнетенных. Он приехал в участок, выслушал историю Дороти, и кровь закипела в его жилах. Потому что он просто обожает привлекать к ответственности богатеньких, которые считают, что им закон не писан. Он сложил два и два и решил, что семейство Бринов наделало столько делов, что их всех можно засадить в тюрьму на сто девяносто лет без права на помилование.

Так что мистер Мэлоун отправился к Бринам, побеседовал с ними, и Дороти не только немедленно выпустили, но положили ей пятьсот долларов ежемесячно и пожизненно в возмещение морального ущерба.

На следующий день из своих странствий возвратился Чарли. Встреча Дороти и Чарли Брина была одной их самых трогательных сцен, которые имели место в ресторане «Колони». Мы с Генри и Дороти там сидели и ели изумительный суп, а потом вдруг увидели Чарли. Больно было смотреть на то, что кругосветное путешествие и заморские напитки сделали с его внешностью.

Он, весь трясясь, подошел к нашему столику и, взглянув на Дороти, так разволновался, что чуть не лишился чувств. Меня всегда так умиляет, когда джентльмены лишаются чувств, что я даже всплакнула. А Дороти просто сказала:

– Привет, Чарли! Как же ты кошмарно выглядишь!

Нет, Дороти никогда не научится вести светскую беседу.

Ну вот, Чарли сел к нам за столик, и мы продолжили ужин. А когда он услышал, чтб его семейство хотело повесить на Дороти, он чуть было не превратился в неблагодарного сына. И на следующий день он собрал всех своих родственников, сказал им в лицо несколько суровых истин и лишил себя наследства.

• Предыдущая
• 18/19
• Следующая