Вскрытие покажет - Градова Ирина - Страница 9

• Предыдущая
• 9/56
• Следующая

– Что за ветеринар?

– Прохор Никитич – хороший мужик, только сильно пьющий. Кстати, он ведь едва-едва не загремел под фанфары вместе с Гошкой!

– А он-то за что? – изумилась я.

– За то, что вскрытие провел.

– Ветеринар – провел вскрытие? – недоверчиво переспросил Никита.

– А что? Он, между прочим, отличный специалист. Вот если бы не пил, как сапожник, цены б ему не было! Знаете, как он с коровами? Как с царицами! И кроликов лечит, и кур…

– Мы верим, что ваш Никитич – гениальный ветеринар! – поспешила заверить я женщину. – Но как же все произошло?

– Да как, как… Гошка, устав по инстанциям бегать да отписки получать, решил сам до сути докопаться. Выпил он крепко, пришел на кладбище, да и выкопал Ваньку. У соседа из дачного поселка раздобыл автоген, разрезал гроб, погрузил тело на тележку и отвез к Никитичу. Там они еще на грудь приняли и разрезали парня – вот и все.

– Что – все?

– Да не знаю, нашли ли чего, только кто-то видел, как Гошка на кладбище копошился, и участковому стукнул. Задержали их прямо в доме у Никитича. Его тоже судить собирались, но вступилось поселковое начальство: он у нас – единственный ветеринар на всю округу, даже богатеи местные из коттеджных поселков к нему со своей живностью ездят. Гошка всю вину на себя взял, сказал, что заставил Никитича буквально под дулом пистолета! В общем, Никитича пожурили да отпустили, а вот Гошке легко отделаться не удалось… С другой стороны, в психушке все же лучше, чем в тюрьме, да?

Она с надеждой посмотрела на нас, ища подтверждения своему предположению.

– Намного, – кивнул Никита. – Более того, у Георгия много шансов выйти оттуда сравнительно скоро.

– Да, вот только зачем? – вздохнула Хвощева, и ее маленькое личико сморщилось, став похожим на печеное яблоко. – Семьи у него больше нет, работы – тоже… Раньше тут лесопилка была, все наши мужики там работали, а теперь, когда землю усиленно скупает строительный трест, хозяин лесопилку ликвидировал – говорят, перевез за двести километров к северу. Так что Гошке тут делать особо нечего!

Никитич жил на другом конце поселка. Как и предупреждала Прасковья Евграфовна, большинство домов стояли заброшенными, с дворами, заросшими высокой травой. Скорее всего, трест вел переговоры с родственниками умерших стариков о продаже собственности, и недалек тот час, когда здесь вырастут дома состоятельных людей, спешно меняющих город на пригород из желания жить на свежем воздухе. Однако дом ветеринара выгодно отличался от других: сразу становилось ясно, что здесь живет зажиточный человек. Фундамент приподняли, участок выложили плиткой, в окнах стояли стеклопакеты – очевидно, богатые клиенты Никитича, возившие к нему своих собачек и кошечек, неплохо платили.

Прохор Никитич встретил нас без энтузиазма.

– Значит, вас Евграфовна прислала? – крякнул он, усаживаясь на стул и делая нам знак последовать его примеру. Маленькая хрупкая женщина в платке несмело заглянула в комнату с вопросом:

– Может, чаю, Проша?

– Тащи, – милостиво согласился ветеринар. – Жена моя, Ольга, – пояснил он для нас.

Мой чуткий нос уловил запах перегара, и я слегка отодвинулась. Скорее всего, это – остаточное явление со вчерашнего дня, так как, насколько я могла судить, в данный момент Никитич был абсолютно трезв.

– Прасковья Евграфовна сказала, что вы помогали Георгию Смолянинову с телом его сына, – без обиняков заявил Никита.

– Я уже все рассказал! – нахмурился ветеринар.

– Но мы хотели бы помочь…

– Да чем вы поможете-то? – передернул плечами Никитич. – Гошка в психушке, женка его померла, а сын…

– Вот как раз о сыне-то мы и хотели с вами поговорить, – торопливо проговорила я. – Прасковья Евграфовна сказала, что вы проводили вскрытие тела Ивана – это правда?

– Ничего я не проводил! – взъерошился мужчина. Его руки, сложенные на коленях, сжались так сильно, что костяшки пальцев побелели. – Гошка все следователю рассказал: до вскрытия дело так и не дошло, нас схапали еще до того, как я приступил!

Глаза ветеринара бегали, и было ясно, что он откровенно врет.

– Вам нечего бояться, Прохор Никитич, – сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал мягко и проникновенно. – Дело о вандализме и незаконном вскрытии закрыто, и никто не сможет вновь его возбудить. Нас интересует, что вы обнаружили при проведении аутопсии.

– Я же сказал – не было никакой аутопсии! – буркнул Никитич, отворачиваясь к окну. Теперь я видела только одну половину его лица. – За кого вы меня принимаете? Я не патологоанатом, а всего лишь ветеринар! Коровы, овцы, кролики, собаки, на худой конец, но людьми я не занимаюсь…

– Да скажи ты им, Проша, – со вздохом произнесла его жена, ставя на стол чайник. – С тех пор он спать перестал, – пожаловалась женщина, обращаясь к нам. Ее бледное лицо оказалось моложе, чем я решила вначале – наверное, из-за тонких губ, сложенных в горестную гримасу. – Пить стал больше, по ночам кричит…

– Да ладно тебе, Оль! – отмахнулся ветеринар. – Нет ничего такого.

– Да как же нет-то? – возмутилась она. – Мы же в одной кровати спим – слава богу, я не глухая, не слепая!

– А жаль, – сквозь зубы пробормотал ее муж.

– Господи, да что же вы там такого обнаружить могли, что не спите по ночам?! – спросила я.

– А то, что Ванюшку выпотрошили, как куренка! – понизив голос почти до шепота, ответила Ольга.

– То есть? – переспросил Никита.

Честно говоря, я тоже ничего не поняла.

– А то и есть, – хмыкнул ветеринар. – Парня уже вскрывали.

– Но это же нормально! – сказал с облегчением Никита. – В таких случаях необходимо проводить вскрытие.

– Что-то я не слышал, чтобы при вскрытии удаляли все органы, – буркнул ветеринар.

– Что-о-о? – одновременно взвизгнули мы с Никитой.

– Все вытащили – почки, печень, сердце, легкие, гипофиз… Кстати, ни о каком взрыве, о котором писалось в похоронке, и речи быть не могло: ни малейших следов я не обнаружил!

– За этим и понадобился цинковый гроб! – едва слышно пробормотала я.

– Точно! – закивал Никитич. – Когда Гошка это увидел, с ним настоящий припадок сделался. Я испугался, что он либо меня грохнет, либо сам убьется, и вызвал «Скорую». А вместе с ней прискакал участковый с помощниками: оказывается, кладбищенский сторож видел, как Георгий выкапывал гроб. Сначала думал, ему с пьяных глаз померещилось, что привидения по погосту бродят. Потом отсиделся, в себя пришел да и позвонил участковому.

– А милиция видела, в каком состоянии находилось тело Ивана? – спросила я.

– А как же? – пожал плечами ветеринар. – Все они видели.

– И ничего не предприняли?

– Не-а – кому охота с трупом возиться, к тому же – уже однажды похороненным? А чего вы удивляетесь? – спросил мужчина, видя наши с Никитой ошарашенные физиономии. – У нас ведь тут не Питер, а даже там такое случается! Если кому-то надо, конечно.

– И кому же было надо, по-вашему, чтобы дело замяли? – спросил Никита.

– Ну, во-первых, самому участковому: ему эти проблемы ни к чему, тем более что Георгия признали невменяемым: дескать, с горя он умом тронулся.

Я кивнула.

– Во-вторых, дело имело резонанс, и к нам в один прекрасный день сюда нагрянули люди в форме. Я ведь под судом ходил и не знал, посадят или не посадят. Грешным делом, Гошку клял на чем свет стоит – за то, что втянул меня… Но теперь-то понимаю, что прав он был, пытаясь правду о сыне выяснить. Он ведь перед тем, как решился могилу вскрыть, все инстанции обошел, и нигде ему не помогли – к кому еще ему было пойти, как не ко мне?!

– Вас запугивали? – спросил Никита, поняв, к чему клонится дело. – Те люди в форме?

– Не то чтобы запугивали, – усмехнулся Никитич, – но советовали попридержать язык. Я ведь и сам понимал, что нельзя было идти на поводу у Георгия, что мы против закона действовали, а те военные просто намекнули, что судья мне может по полной впаять – в отличие от Гошки, на психушку рассчитывать не приходилось! Вот я и сдрейфил, переписал заявление под их диктовку. Из дела мое первое заявление пропало, а на его месте возникло второе, где я писал, что мы с Георгием перепились, выкопали тело его сына и устроили ему поминки. Это-то и стало последним доказательством того, что Гошка безвозвратно сбрендил.

• Предыдущая
• 9/56
• Следующая