Плеск звездных морей - Войскунский Евгений Львович - Страница 40

• Предыдущая
• 40/72
• Следующая

Как-то раз я пригрозил набить ему морду, и он отвязался от нас.

Мы мчались дальше. Мы то и дело сворачивали от магистральной евразийской трассы, снова возвращались на неё, петляли, словно за нами шла погоня. Я знал, что меня разыскивают по инфор-глобус-системе. На какой-то станции, только мы вышли из кабины аэропоезда, загремело радио: «Улисс Дружинин, тебя просят срочно пройти к инфору».

Мы сидели втроём на зелёной траве, перед нами высился гигантский памятник в честь какой-то старинной битвы. С вершины памятника, опершись на мечи, слепо смотрели воины, над ними медленно плыли пухлые облака.

Костя озабоченно листал карманный атлас.

— Может, мы не там ищем, Улисс? — сказал он. — Может, оно не в Европе вовсе, твоё озеро, а где-нибудь в Америке?

— Может быть, — сказал я, с тоской глядя на каменных воинов.

— Белая башенка с красной крышей, — вслух размышлял Костя, морща лоб. — Теперь такие не строят. Значит… Постой… Постой… Белая башенка под красной… Ну конечно, это старинный романский стиль! Верно, Улисс?

— Не знаю, — сказал я. Мне было всё равно, какой стиль.

Не найти мне моего озера…

— Давайте, друзья, махнём в Южную Америку! — заявил Костя неестественно бодрым голосом. — А? Полно озёр, всяких там памятников испанской старины… И португальской… А? Как думаешь, Доктор?

— Вот что я думаю, — медленно и тихо отозвался Доктор, вертя в пальцах зелёную былинку. — Поигрались — и хватит. Нет нигде твоего озера…

«Есть, где-то есть», — подумал я, но не стал спорить с Доктором.

— Тебе с нами не по дороге, Улисс. Возвращайся к своим… к своему делу.

— А ты? — сказал я. — Почему ты не возвращаешься?

Он не ответил. Костя тоже молчал, низко опустив голову.

Не помню, как мы очутились в курортном городке в гуще Тюрингенского леса. Никогда я не видел такого сияющего неба, таких прекрасных старых елей. Толпы курортников стекались к трамплинам — шли состязания горнолыжников. Мне почудилось, будто в толпе мелькнуло озабоченное лицо Робина. Да нет, откуда ему здесь быть, он за четыреста тысяч километров отсюда, в Селеногорске…

Может, я выпил утром слишком много вина, только мне взбрело вдруг в голову прыгнуть с трамплина. Костя не пускал меня, он был сильнее, и я сам не понимаю, как мне удалось вырваться. Я поднялся на трамплин и кое-как закрепил на ногах лыжи. Потом выпрямился, чтобы перевести дух. Полоса искусственного снега уходила в голубую бездну, терялась в темно-зелёном разливе леса. Голова кружилась. Мелькнула мысль, что в таком состоянии вряд ли я смогу… вряд ли удержусь, приземляясь… Ну и хорошо… Вот и прекрасно, лучше не придумаешь…

Я набрал полную грудь воздуха и вынес вперёд палки, чтобы как следует оттолкнуться…

В тот же миг кто-то, пыхтя и шумно отдуваясь, обхватил меня и рванул назад.

Я потерял равновесие, упал…

— Пусти! — прохрипел я.

Робин — всё-таки он был здесь, а не на Луне — рывком поднял меня на ноги, и тут же кто-то второй вцепился в мою руку. Это был Леон. Они повели меня к эскалатору. Лица у них были мокрые от пота, и оба никак не могли отдышаться.

Я не сопротивлялся. Просто не было сил.

Был вечер. Я лежал в кресле-качалке и смотрел на звезды, пылающие в чёрном небе.

Звезды, звёздные моря…

Их видели тысячи лет назад астрономы Древнего Египта и Древнего Шумера. Их видели Гиппарх и Аристотель. На них направил первый телескоп Галилей. Под этими самыми звёздами был заживо сожжён непреклонный Джордано Бруно, не пожелавший отказаться от идеи бесконечности Вселенной и бесчисленности обитаемых миров.

Вы, равнодушные, недосягаемые! Намного ли приблизилось к вам человечество с тех пор, как отпылал костёр Бруно?

Мы знаем о вас много. Мы вышли на окраину Системы. Наши радиозонды обшаривают галактики, и вот уже несколько десятилетий идёт диалог с Сапиеной — другим островком разумной жизни.

Но значит ли это, что мы приблизились к вам, звезды?

Правда, был наш отчаянный прыжок. Мы с Робином первыми из людей выбрались «за берег, очерченный Плутоном».

И все же — нет, мы не приблизились. Высунули на какой-то миг нос из ворот — и скорей обратно. Обратно, в обжитое пространство, к привычным полям тяготения, в нормальный бег времени. Ишь куда захотели, смутьяны! А ну, давай назад!

Костёр Бруно? Бросьте! Иные времена на дворе. Получите дисциплинарное взыскание. И запомните раз и навсегда: существует целесообразность. Её Величество Целесообразность, если угодно. Все, что делается ей вопреки, — нелепо, бессмысленно. Вот — признано целесообразным спроектировать корабль на принципе синхронизации времени-пространства. Он уже спроектирован, и проект утверждён, это хороший проект. Конструкторский гений Борга блестяще дополнил теоретический гений Феликса, и в результате было найдено простое решение. И уже размещены по заводам заказы. Будут построены два экспериментальных корабля.

Чего же ты хочешь, упрямый человек? При чем тут, на самом-то деле, костёр Джордано Бруно?

Вон сверкает Большая Медведица. Продолжим ручку ковша, теперь немного вниз-вот он, Арктур, альфа Волопаса, моя звезда. Как поживаешь, оранжевый гигант? Ты тоже одинок? Послушай, не крутятся ли вокруг тебя этакие сгустки материи, похожие на наш беспокойный шарик? И не сидит ли там, в эту самую минуту, некто с тоскливыми глазами, устремлёнными на далёкую жёлтенькую звезду, которую мы называем Солнцем, а они — как-нибудь иначе? Хотел бы я с ним потолковать. Не с паузами в тридцать или сколько там лет, а прямо, в упор. За стаканом чая. Вот только поймёшь ли ты меня?

— Улисс, иди ужинать! — позвал с веранды голос Ксении.

Слышишь? Меня зовут. Эта женщина могла бы стать моей женой, но я её не любил, и она стала женой моего друга. А женщина, которую я люблю… Ну, тебе этого не понять. У вас там, наверное, все проще. Сплошная ясность и полное удовлетворение, а? Вы там отчаянно умные. Постой, но почему же, в таком случае, у тебя тоскливые глаза?

— Улисс, ты слышишь?

— Слышу. Иду.

Я прошёл по садовой дорожке меж кустов смородины и поднялся на веранду.

Вот уже четыре дня, как Робин привёз меня сюда, в дом Грековых на высоком волжском берегу. Странный дом: первый этаж сложен из старинного кирпича, второй — деревянный, резные ставни и крылечки, башенка на углу. К нему примыкает современная пристройка из гридолита. Каждый стиль, ничего не скажешь, хорош сам по себе, но, приставленные друг к другу, они выглядели ужасно. Для полноты комплекта я бы обвёл это сооружение рвом с подъёмным мостом и поставил две-три колонны с коринфскими капителями.

В гостиной сидели Робин и Костя и сражались в шахматы. Расторопный мажордом сновал между кухней и гостиной, Ксения с его помощью сервировала стол. На экране визора многорукий пришелец из космоса разглядывал домашнюю кошку — шёл фантастический фильм. Я сел спиной к экрану и начал подсказывать Косте ходы.

Когда Робин, срочно вызванный Леоном Травинским с Луны, настиг меня в Тюрингенском лесу, я наотрез отказался ехать куда-либо без Кости и Доктора. Но Доктор сумел незаметно улизнуть, Костя же, по его собственным словам, «проявил слабохарактерность» — согласился лететь с нами. «На несколько дней, ребята, а потом махну в Гренландию». По-моему, он томился в просторном и гостеприимном грековском доме, где все устроено так прочно, основательно. А может, просто скучал по Доктору. Однажды я спросил, имеет ли Доктор отношение к медицине или это просто прозвище. «Он врач, — хмуро ответил Костя, — но была у него неудачная операция, и после этого он все бросил…»

Я подсказывал Косте ходы, и он, следуя подсказкам, начал теснить Робина, но потом взбунтовался:

— Нет, так нельзя! Молчи. Я сам, — и отодвинул меня вместе со стулом.

Вошёл Дед. С тех пор как я видел его несколько лет назад на лунном Узле связи. Дед заметно постарел. Лицо его как бы иссохло, седые усы отросли книзу, при ходьбе он волочил левую ногу. Старомодная чёрная шапочка прочно сидела на седой голове. Я знал, что последние годы Дед безвылазно сидит дома, полностью передав дела на Узле связи своему сыну, Анатолию Грекову. Робин говорил, что странный сдвиг времени, предсказанный Феликсом и подтверждённый радиопередачей с Сапиены, доконал Деда. Он сидел дома, на высоком волжском берегу, и писал мемуары. Что ж, у него было что вспомнить. Накопилось за сто с лишним лет.

• Предыдущая
• 40/72
• Следующая