Плеск звездных морей - Войскунский Евгений Львович - Страница 20
- Предыдущая
- 20/72
- Следующая
Врывается Антонио.
— Дагни! — Это с порога. — Ты выпила ранбри… ринбрапопин?
Дагни тихо смеётся:
— Ты даже выговорить не можешь.
— Я не виноват, что дают такое дикое название. Ты выпила?
— Не хочу я пить эту бурду.
Антонио требует, чтобы Дагни, готовившаяся стать матерью, пила какое-то новое лекарство, главной составной частью которого является этот рандра… действительно, не выговоришь. Мы с Робином покатываемся со смеху, когда он начинает читать выдержки из «Семейного журнала». Антонио сердится и обзывает нас варварами.
— Видали? — Антонио хватается за голову, падает в кресло и начинает жаловаться на судьбу: — С каким трудом достал, прямо из лаборатории вытянул флакон, а она не хочет пить!
— Выпей сам, — с невинным видом советует Робин.
— Вы, бродяги! — орёт на нас Антонио. — Паршивые холостяки, достойные презрения! Вместо того чтобы поддержать друга, вы над ним же издеваетесь. Дагни, не давай им сегодня чая! Пусть изнемогают от жажды…
Вкрадчивая трель инфора прерывает его пылкий монолог. Антонио подскакивает к аппарату.
— Нет! — кричит он. — Так ему и скажи, не получит он буксира, пока не сдаст документы… Да, по всей форме… Ну и пусть, мне не страшно!
Он выключается, но спустя минуту опять бросается к инфору и вызывает диспетчера.
— Начали разгрузку у Санчеса? Поаккуратнее там! Борг просил, чтоб выгружали на причал "Д". Проследи, пожалуйста. Хотя ладно, сейчас сам приду.
Хорошо бы вскрыть вертикаль "Д", думаю я, и сдвоить ладьи, тогда ты у меня попляшешь. Вертикаль "Д". Причал "Д". Борг просил, чтобы…
Только сейчас доходит до меня смысл услышанного. Шахматы мигом вылетают из головы.
— Антонио, погоди! — Я останавливаю его уже в дверях. — Ты сказал — Борг? Он здесь?
— Прилетел час тому назад с Санчесом. А что такое? Он привёз что-то новое для испытания. Ну, некогда мне…
— Погоди, я иду с тобой!
…Мне пришлось долго слоняться по коридору возле кабинета начальника «Элефантины» в ожидании Борга. Он прочно засел у Трубицына. Хотел бы я знать, о чём они говорят. Мимо проходили занятые люди, монтажники всех специальностей, я слышал обрывки их разговоров. Из диспетчерской доносились голоса и звонки. «Элефантина» жила обычной трудовой жизнью.
«Что-то новое для испытания»…
Меня слегка знобило. Ну что он никак не вылезет из кабинета? Чаи, что ли, там распивают?
Робин вызвал меня по видеофону:
— Что случилось, Улисс? Почему ты всполошился?
— Потом объясню.
Надо, чтобы Борг не увидел моего волнения. Как бы это придать лицу выражение полного безразличия? Как плохо умеем мы управлять собственным лицом! Риг-Россо — вот кто умеет. Невероятные трюки — и каменное лицо. Риг-Россо, великий комик наших дней…
Наконец-то! Я сделал вид, что просто иду мимо. Случайная встреча.
— Здравствуй, старший. Где твоё одеяло?
Борг одобрительно усмехнулся:
— Здравствуй, пилот. Стоишь на профилактике?
— Да. — Я сунул руки в карманы и придал лицу выражение, которое можно было определить как скучающее. — Загораю. Бумажки подписываю.
— Тоже дело, — сказал Борг. — Ты вроде похудел немного, а?
— Нет, вес у меня прежний.
— Ну, очень рад. Ты в какую сторону? Туда? А я сюда. Будь здоров, пилот.
Поговорили, в общем.
Прошли условные сутки. Я лежал без сна в каюте. Робин сладко спал на своём диване. Кто умеет спать — так это Робин. Впрочем, если требуется, он с такой же лёгкостью обходится без сна. Идеальное качество для пилота.
Я лежал без сна и думал, думал. Пока я проявляю выдержку, Борг может выбрать для испытания другой корабль, другого пилота. Мало ли их тут, на «Элефантине»? Вот что беспокоило меня более всего. А может, оно будет и к лучшему? В самом деле, что тебе нужно, Улисс? Самарин обещал перевести тебя с Робином на линию Луна — Юпитер. Там, на Ганимеде, ставят новую станцию, вот и будешь обеспечивать её всем необходимым. Как раз то, чего ты хотел, — дальняя линия. А там, может, удастся слетать ещё дальше — к Нептуну, к Плутону. А потом — уютный домик с окнами, глядящими в лес. И пусть она сидит в домике, в круге света, и вышивает… Ну уж, станет она вышивать, как же! Пусть занимается своей лингвистикой. А ты ворвёшься — и с порога: «Андра, ты выпила рабиндра…» Ну, как там называется это новое снадобье… И вы будете вместе ходить на выставки, на лекции Селестена, на диспуты — куда захотите. А по вечерам в доме — полно друзей…
Живи как все, Улисс. Жизнь неплохо устроена. Ну его к черту, этого Борга, хоть он и член Совета. И Феликса с его заумными идеями, потрясающими основы. Не нужно чрезмерно усложнять. Может, в этом вся основа жизни…
Коротко и мягко пророкотал инфор. Мы с Робином вскочили одновременно, но я первым оказался у аппарата.
— Улисс? — услышал я хрипловатый голос Борга. — Ты, наверное, спал?
— Нет… ничего…
— Извини, что разбудил. У меня не оказалось другого времени, а поговорить нужно срочно. Можешь прийти?
— Да.
— Ну, быстренько. Сектор шесть, каюта восемьдесят семь.
Я бежал, не останавливаясь. Перед каютой Борга постоял немного, чтобы отдышаться и совладать со своим лицом.
Борг сидел за столом и покручивал карманный вычислитель. Увидев меня, он встал, плотный, коренастый, с белокурыми завитками, будто приклеенными к мощному черепу.
Мы стояли друг против друга, и он спросил в упор:
— Ты все обдумал?
Я знал: в эту минуту решается многое. Было ещё не поздно. Мгновенная ассоциация вызвала мысленную картину: освещённое окно у лесной опушки, из окна глядят на меня вопрошающие глаза…
— Я готов.
Ну вот, сказал — и вроде легче стало. Всегда нас томит неопределённость. А потом, когда решение принято…
Борг подошёл совсем близко. Его глаза надвинулись, издали они голубоватые, а вблизи водянистые, и в них моё смутное отражение. Я подумал, что он посылает мне менто, но уловить ничего не мог — ни слова, ни настроенности.
— Не понимаю, — сказал я.
Глаза отодвинулись.
— Улисс, — сказал Борг, — сегодня, кажется, разговор у нас получится.
— Конечно, старший. Только, если можно, не надо о том, что не проверено, опасно… С середины, если можно.
— Хорошо. Завтра мои ребята начнут собирать кольцо вокруг твоего корабля. Никто не знает, что это такое, и не должен знать. Модификация двигателя, вот и всё. Одновременно с обкаткой корабля тебе поручено испытать эту штуку. Вот и все.
— Обкатка по ремонтному графику — через двенадцать дней.
— Знаю. Как раз столько, сколько нам нужно.
— Ну и отлично! Пойду, старший. Покойной ночи.
— Покойной ночи.
Но когда я взялся за ручку двери, он окликнул меня:
— Погоди, нельзя же так, в самом деле… «Вот и все… Пойду…» Мне было бы легче, Улисс, если б ты отказался. И если бы отказались другие пилоты. Старый сумасброд поиграл бы с занятной игрушкой — и успокоился бы.
— Ты вовсе не старый, — сказал я.
Борг усмехнулся:
— Но сумасброд, хочешь ты сказать… Ну ладно. Через двенадцать дней полетим, а теперь иди, досыпай.
— Полетим?!
— Да. Я решил лететь с тобой.
— Тогда я отказываюсь. Летать — моё дело.
— Разумеется. Но согласись, что уж больно особый случай. Только моё участие в опыте может что-то оправдать.
— Не выйдет, старший. Я полечу один. И никак иначе.
Мы помолчали. Потом Борг сказал:
— Ладно, ещё вернёмся к этому разговору. Ступай.
Настали трудные для меня дни. «Улисс, что за колечко монтируют вокруг твоей, посудины?» — спрашивали знакомые и полузнакомые пилоты. «Он хочет изобразить модель Сатурна». «Он будет прыгать сквозь кольцо, как учёная собачка»… «Да отвяжитесь вы, — отвечал я. — Говорю, сам не знаю. Модификация двигателя, магнитостриктор новой конструкции. Чего вы ржёте?»
Антонио требовал, чтобы я показал ему программу испытания прибора, — он, видите ли, как лицо, отвечающее за безопасность полётов, должен знать. Я отсылал его к Боргу.
- Предыдущая
- 20/72
- Следующая