О Гриньке, о Саньке и немного о девчонках - Рыжаков Варлаам Степанович - Страница 14

• Предыдущая
• 14/14

Гринька растерялся.

— Это… Знаешь… А ты сам-то зачем с лопатой?

— Як бабушке иду, раннюю картошку сажать.

— А я… А я… Меня вчера вечером Маринка просила гряды…

— Маринка… Гряды… Вчерась…

— Угу, Сань.

— Она же спать ушла.

— Она, Сань, не ушла. Она нарочно. А когда мы ушли, она пришла.

— А ты отколь знаешь?

— А мы, Сань, не совсем ушли. Ты, Сань, ушел, а я вернулся.

— Во-о-о-он что!

— Д-а-а-а, Сань. Мы с ней потом до-олго стояли возле крыльца. Ты на рыбалку-то пойдешь?

— Незнаю, — вяло ответил я, — далеко больно.

— А я обязательно, — радостно сказал Гринька и добавил: — Давай вместе вскопаем в Маринкином огороде грядки, а после к твоей бабушке пойдем.

— Нет. Копай один.

— Я отвернулся и зашагал в густые вишневые заросли.

— Сань! — окликнул меня Гринька и громко захохотал. Ты чего?! — настороженно полуобернулся я. У тебя же бабушка-то в позапрошлом году умерла.

Я не ответил. В конце деревни, тоскуя о чем-то, грустно заиграл рожок пастуха.

Подойдя к крыльцу своего дома, я бросил в угол к плетню лопату, вошел в коридор, снял со стены старую отцовскую телогрейку, расстелил ее на полу, лег на нее и заплакал. Утром меня разбудил отец.

— Сынок, вставай, в поход пора.

— Я не пойду, пап.

— Раздумал?

— Ноги болят, пап, что-то.

— Ну вот. А я тебе и котомку было с провизией припас.

Я съежился и молча повернулся на другой бок.

— Не пойдешь, значит?

Я замер. Горло сдавила сиротливая жалость к себе. В углу коридора белело ошкуренное удилище, припасенное для Маринки.

Второй раз я проснулся почти уже в полдень. Проснулся от того, что кто-то тихо ворошил мои волосы. Я улыбнулся. Приоткрыл один глаз — Маринка.

— Сань, я уезжаю.

— Куда?! — Я извернулся и мигом вскочил на колени.

— За мной папа приехал. Мы на юг уезжаем. Отдыхать.

…Край нашего деревенского поля. Сухая земля. Забытость.

Одиночество.

Маринкин отец догадливый. Попрощался и ушел немного вперед. Оставил нас одних.

Четверо нас — и неловкое молчание.

Мы с Гринькой босыми пальцами ног чертим на пыльной дороге нехитрые фигуры. Нинка стоит в сторонке.

— До свидания!

— До свидания!

— До свидания, Санечка!

Я вздрогнул и неуклюже протянул Маринке руку. Маринка шепнула:

— Спасибо за грядки, это ты их вскопал, я знаю. Ты хороший.

Я насупясь смотрел в землю.

— Я тебе с юга письмо пришлю. Я… Жди.

Серая дорога. Красное платьице. Горькая полынь.

— Врешь ты, Гриньк, что она просила тебя вскопать грядки.

— Это мне, Сань, приснилось. Сдавленный плач.

Мы обернулись и стыдливо нахохлились.

Плакала забытая нами Нинка.

Гринька подошел к ней и тронул за руку. Нинка вытерла слезы и робко, благодарно улыбнулась.

Под моими торопливыми ногами задымилась теплая дорога.

• Предыдущая
• 14/14