Галя - Новицкая Вера Сергеевна - Страница 13

• Предыдущая
• 13/49
• Следующая

Между тем девушка успела за ночь подробно припомнить все привычки и вкусы Михаила Николаевича, в результате чего на утро к часам и качалке прибавился еще красный шелковый абажур, у кровати ковер с собаками, несколько диванных подушек и пускающий мыльные пузыри бронзовый мальчуган, служащий ночником, а также для зажигания папирос, — все вещи, любимые дядей Мишей, раньше постоянно окружавшие его.

При поездке в город за покупками были раздобыты мятные леденцы и миндальные пряники, которые во времена оные нет-нет да, бывало, и вынырнут на свет Божий из глубоких карманов Таларова. Кроме того, Галя решила испечь еще домашние пряники, обычно особенно ей удававшиеся, и мазурек [23] из цельных орешков в шоколаде, которые, как сейчас она помнит, так аппетитно хрустели на больших белых зубах Михаила Николаевича. Все это было сочинено и выполнено экспромтом, сверх установленной и так уже очень обширной программы, поэтому своим появлением вызвало недоумение Марьи Петровны.

— Что тебе вздумалось напечь всего этого? Я, кажется, не заказывала? — спросила она.

— Неужели нет? — притворно удивилась девушка. — А я так ясно помню, как вы мне говорили. И потом, в прошлом году вы были очень недовольны, когда ореховый мазурек не удался, так уж на этот раз я особенно над ним постаралась, — кривит душой Галя.

Памятуя вчерашний шум из-за кукушки и качалки, она боится его повторения и благоразумно умалчивает об истинной побудительной причине появления на свет этих двух «сверхштатных» снедей. Карамель и прянички, купленные Галей на ее личные деньги, тоже до поры до времени содержатся в стороне от ненужных взоров.

За хлопотами и возней быстро мелькает день, не давая времени томительному чувству ожидания. Настает вечер.

Как и накануне, Марья Петровна, проклиная свою судьбу за то, что ей приходится снова «тащиться» на этот «противный вокзал», да при том — «кто его знает? — пожалуй, и на сей раз напрасно», все же пускается в путь.

Столовый стол заставлен всевозможными холодными блюдами и закусками. Пузатенький никелевый самовар приветливо и радушно поет свою несложную веселую песенку.

Вот снова раздается с таким нетерпением ожидаемый стук экипажа и, как накануне, слышится сердитый возглас Марьи Петровны.

— Конечно, опять нет! Разве может этот господин хоть раз в жизни явиться, когда его ждут? Теперь не хватает только, чтобы он пожаловал завтра. Ведь от этого сумасброда всего можно ожидать, — негодует Таларова.

Но Галю известие, что дяди Миши еще нет, почему-то не огорчает так, как накануне: то, что возмущает и пугает Марью Петровну, девушке кажется необычайно заманчивым и привлекательным.

«Правда! Если бы завтра! В самую Пасхальную ночь! Вот бы хорошо! Вот самая лучшая встреча Светлого праздника, которую только можно придумать».

Мысль эта чрезвычайно улыбается Гале. И ей так страстно хочется верить, что оно непременно случится, что она даже делает по этому поводу соответствующие распоряжения.

— Катеринушка, ради Бога, не вздумай без меня куличи в формы класть. Пусть еще в миске немного подойдут, а минут через двадцать я прибегу их делать.

И действительно, по прошествии указанного промежутка времени проворные руки девушки уже месили и раскатывали ярко-желтое от примеси шафрана рыхлое тесто, испещренное точно выглядывающими из него крупными изюминами.

Ранее всех прочих внимание было уделено небольшому, но затейливому куличику; на сооружение его было затрачено немало стараний и чисто ваятельского искусства. В довершение всего, на верхушку были водворены крупные и, поскольку позволял материал, изящные «X. В.», после них запятая и, наконец: «Д. М.», за которыми следовал уже восклицательный знак. Посадив его, Галя рассмеялась:

— Знаки препинания по всем правилам Смирновского [24]: «Христос Воскресе» — запятая, «дядя Миша» — восклицательный знак.

Мало-помалу из кухни в столовую проследовала целая компания индюков и индюшек, ветчины и поросят, всё однокашников, и если не собутыльников, то сокорытников, при жизни связанных между собой узами дружбы, пожалуй, даже и родства. Были тут и случайные пришельцы — глухари и рябчики, примостившиеся рядом со своими новыми посмертными знакомыми.

Во всем доме стоял соблазнительный запах запеченных в тесте окороков, жареных поросят и свежих сдобных булок. Смешиваясь со внесенными в комнаты цветущими гиацинтами, левкоями и резедой, этот запах пропитывал комнаты атмосферой обильного пасхального стола — предвестницей надвигающегося праздника.

Вот вынут из печки последний кулич; вылезла из сковывавших ее тисков и высится стройной белой пирамидкой аппетитная пасха, распространяя вокруг себя нежный запах ванили; рядом встала и шоколадная брюнетка — ее сестра. Но принарядиться они еще не успели: ни зелени, ни цветов на них не видно. Время между тем позднее; Галя торопится с их убранством; работа эта, конечно, нетрудная, но кропотливая; нужно поспеть прибрать эти громадные столы и самой переодеться к возвращению Таларовых от заутрени.

Как ни любит Галя эту торжественную Пасхальную службу, как ни привыкла с детства никогда не пропускать ее, как ни велико для нее это лишение, но сама мысль поехать сегодня со всеми в церковь даже не мелькает в голове девушки: слишком втянулась она в свою лямку, слишком развита была в ней добросовестность к возложенному на нее делу, да и слишком привыкла она за последние почти два года подавлять свои желания и стремления. Ей отправиться к заутрене? А дом? А стол? А кофе, который всегда пьют по возвращении? И помышлять нечего!

Однако Галя вдруг о чем-то призадумывается: не о возможности своей личной поездки, конечно. Нет, другая мысль завладевает ею.

«А кто же сегодня поедет встречать дядю Мишу? Марья Петровна? Или, может быть, сама хозяйка отправится в церковь, а на вокзал пошлет кого-нибудь из дочерей? Как же тогда с лошадьми и экипажем?… Надо узнать».

Галя отправляется к Таларовой навести нужную справку.

— Марья Петровна, я пришла спросить, к какому времени сегодня кофе приготовить: как обычно, то есть после окончания обедни, или раньше?

— Почему же раньше? Конечно, как всегда.

— Значит, вы с вокзала домой не заедете? Сразу вернетесь обратно в церковь? — недоумевает Галя.

— С какого вокзала? Да я вовсе не намереваюсь туда ехать. Что тебе за дикая мысль пришла. Тут Светлая заутреня, люди в храме праздник встречают, а я вдруг на станцию поеду. И не собираюсь. Наконец, я убеждена, что у Михаила Николаевича хватит такта и деликатности не вваливаться в дом в такое неурочное время. Как он ни чудит, но, думаю, и он сообразит. А приедет — что ж? — сядет на извозчика и доберется; три версты не Бог знает что за путешествие.

— Как, значит, совсем никто не поедет его встречать? И лошадей даже не пошлют? — невольно срывается у Гали.

— Да что ты, в самом деле, наивничаешь! — уже раздражаясь, отвечает Таларова. — Точно маленькая. Во-первых, где эти «лошади»? Тебе великолепно известно, что в нашем личном распоряжении всего три: пара пойдет под нашу коляску, что же останется?

— Может быть, вы позволите третью хоть в одиночную бричку запрячь и отправить с Иваном на станцию?… — начала было Галя, но Марья Петровна, окончательно рассердившись, перебила ее:

— А Иван-то что ж, не человек, по-твоему? Думаю, и ему хочется по-божески праздник с семьей в церкви встретить, а не на козлах трястись. Не маленький, слава Богу, Михаил Николаевич, доедет. Да, наконец, с чего ты взяла, что он явится именно сегодня? Я решительно не допускаю подобной мысли, так как, повторяю, даже его не считаю способным на такую дикую выходку.

Галя не ответила больше ни слова, хотя в голове ее толпился целый рой готовых возражений; она была возмущена, огорчена до слез.

«Неделикатно», «неприлично», «дико» приехать на праздник к своим? В семью покойного любимого брата? Одинокому, прибитому горем человеку захотелось встретить праздник в кругу близких родственников, и поэтому тут негодуют! Этим возмущаются! Бедный, бедный, милый дядя Миша!

• Предыдущая
• 13/49
• Следующая