Заколдованный замок - Несбит Эдит - Страница 41

• Предыдущая
• 41/53
• Следующая

— Ты уже в порядке, в полном порядке! Ой, как я рада! — вопила Кэтлин.

— Я знаю, что я в порядке, — пробурчала Мейбл, вновь ставшая самой собой — не только по внутренней сути, которая оставалась неизменной, но и с виду.

— Ты в порядке! Ура! Ура! Вот здорово! — весело твердила Кэтлин. — А теперь мы можем бежать домой!

— Домой? — повторила Мейбл, усаживаясь и глядя своими темными глазами на Кэтлин. — Домой? В таком виде?

— В каком виде? — почти рассердилась Кэтлин.

— Посмотри на себя! — велела Мейбл.

— А что я? — удивилась Кэтлин. — Почему ты не хочешь идти домой?

— Ты что, правда забыла? — спросила Мейбл. — Посмотри на себя — на руки посмотри — посмотри на свое платье!

Кэтлин поднесла руки к лицу. Они были мраморно-белыми, как и ее платье, и обувь, и носочки, и даже — насколько она могла разглядеть — кончики волос. Она была белой как снег — только что выпавший, нетронутый снег.

— Что это такое? — с дрожью в голосе спросила она. — Почему… почему я вся такого ужасного цвета?

— Ты не помнишь? Кэт, неужели ты не помнишь? Ты ведь еще не стала самой собой. Ты — статуя!

— Как же так? Я ведь живая! Я же говорю с тобой.

— Конечно, ты говоришь со мной, лапочка, — сказала Мейбл, пытаясь утешить ее, словно больного ребенка. — Конечно, говоришь — но тут все дело в лунном свете.

— Но ты же видишь, что я живая.

— Я-то вижу — потому что у меня кольцо.

— Да я в полном порядке! Я чувствую, что я живая!

— Пойми же наконец, — мягко настаивала Мейбл, пожимая мраморную руку, — что ты еще не стала обычной Кэтлин. Ты — статуя. Просто сейчас светит луна, и ты ожила вместе с другими статуями. А потом луна зайдет, и ты снова застынешь. Вот в чем беда, Кэтти, и потому-то мы и не можем пойти домой. Ты пока еще статуя, просто ты ожила вместе с другими. А где динно-завр?

— Он купается, — ответила Кэт. — Там, вместе с остальными.

— Ну вот, — заключила Мейбл, вновь сумевшая отыскать хоть что-то хорошее в безнадежной почти ситуации. — Хоть это хорошо — и слава Богу!

— Если я статуя, — продолжала Кэтлин, съежившись под плотным мраморным покровом, — если я просто-напросто ожившая статуя, почему же ты меня не боишься?

— Потому что у меня кольцо, — ответила Мейбл. — Веселей, Кэтти! Скоро и тебе будет лучше. Постарайся думать о чем-нибудь другом.

Она говорила так, как обычно говорят с малышом, порезавшем себе палец или поскользнувшемся на посыпанной гравием дорожке и вопящем над своей разбитой, облепленной мелкими камушками коленкой.

— Конечно, — с отсутствующим видом подтвердила Кэт.

— Вот о чем я подумала, — бойко заговорила Мейбл. — Мы могли бы много чего узнать об этом заколдованном месте, если другие статуи не загордятся и согласятся поговорить с нами.

— Они совсем не гордые, — заверила ее Кэтлин. — По крайней мере, Феб совсем не гордый. Он был со мной просто ужас до чего любезен!

— А где он? — поинтересовалась Мейбл.

— В озере — во всяком случае, только что был там, — ответила Кэтлин.

— Тогда пошли, — вскочила Мейбл. — Ой, Кэтти! Как здорово, что я уже не такая отвратительно тощая! — Она вскочила, энергично отряхнув с себя листья и ветки, которыми было замаскировано ее чересчур длинное тело, но мраморно-белая Кэт даже не пошевелилась.

Они сидели рядом на серой, лунной траве, накрытые тишиной ночи. Огромный парк был тих и неподвижен, словно старинная картина, только плеск фонтана да дальний свисток паровоза нарушали это молчание. Но этого тишина казалась еще более тихой.

— Как дела, сестренка? — окликнул их серебряный голос. Они оглянусь, завертев головой, как испуганные птички. Перед ними, отряхивая в лунном свете влагу озера, стоял Феб — веселый, дружелюбный, изысканно-вежливый Феб.

— Ах, это вы! — обрадовалась Кэтлин.

— Кто же еще! — бодро откликнулся Феб. — А кто эта твоя подружка, это дитя земли?

— Это Мейбл, — сказал Кэт.

Мейбл поднялась, присела в реверансе, подумала с минутку и решительно протянула ему руку.

— Я ваш слуга, прекрасная леди, — произнес Феб, удерживая ее руки изящными мраморными пальцами. — Но я хотел бы знать, каким образом вам удается нас видеть и почему вы нас не боитесь.

Мейбл вытянула левую руку, на которой тускло мерцало кольцо.

— Вполне удовлетворительное объяснение, — согласился Феб. — Но, раз вы обладаете таким талисманом, зачем вы сохраняете тщедушный земной облик? Станьте статуей, и мы пойдем вместе купаться в озере.

— Я не умею плавать, — попыталась отговориться Мейбл.

— Я тоже, — добавила Кэтлин.

— Уж ты-то умеешь, — возразил Феб. — Все статуи становятся замечательными спортсменами, когда оживают. И ты, дитя с темными глазами и волосами, подобными ночи, пожелай превратиться в статую и присоединяйся к нашим забавам.

— Лучше не надо, вы уж меня извините, — замялась Мейбл. — Понимаете ли… Это кольцо… Стоит чего-нибудь пожелать, а потом не знаешь, как долго это продлится. Я бы ничего не имела против того, чтобы некоторое время побыть статуей — это даже здорово! — но утром-то мне уже расхочется быть статуей.

— Да, с землерожденными так часто бывает, — задумчиво произнес Феб. — Но ты, дитя, по-моему не знаешь всех способностей своего кольца. Загадывай свое желание точно, и кольцо в точности исполнит его. Если ты не указываешь срок, начинают действовать колдовские козни изгнанного нами бога Аритмоса, правителя чисел, и они все портят. Ты должна сказать: «Я хочу до рассвета быть статуей из живого мрамора, как и моя подружка, а с рассветом я хочу снова стать Мейбл с темными глазами и волосами цвета ночи».

— Давай, давай, это будет так здорово! — вскричала Кэт. — Давай же, Мейбл! А если мы обе станем статуями, нам не надо будет бояться динно-завра?

— В мире живых статуй нет места страху, — торжественно прозвучал голос Феба. — Мы же братья — мы и ящер, — братья, созданные из наделенного жизнью камня!

— А я смогу плавать, если стану статуей?

— Плавать, нырять, и праздновать ночное празднество вместе с богинями Олимпа, вкушать пищу богов, пить из их чаши, внимать бессмертному пению и ловить улыбку бессмертных уст!

— Празднество! — воскликнула Кэтлин. — Ой, Мейбл, давай же! Ты просто не представляешь, как я проголодалась!

— Это же будет не настоящая еда, — упрямилась Мейбл.

— Для тебя она будет такой же настоящей, как и для нас, — успокоил ее Феб. — Даже в твоем пестром мире реальность всегда реальна.

Мейбл все еще колебалась. Наконец, бросив быстрый взгляд на ножки Кэт, она решила:

— Ладно, я стану статуей. Только сперва я разуюсь и сниму носки. Мраморные башмаки выглядят просто ужасно — особенно шнурки. И мраморные носки тоже никуда не годятся, если они сползают — а мои всегда сползают!

Она стянула с себя башмачки, носки и заодно сняла передник.

— У Мейбл есть вкус к прекрасному, — одобрил ее Феб. — Произноси заклинание, дитя мое, и я представлю тебя олимпийским богиням!

Мейбл робко произнесла заклинание, и в следующее мгновение в лунном свете уже стояли две ожившие белые статуи. Феб подхватил их под руки.

— Побежали! — воскликнул он, и они пустились во всю прыть.

— Ой как здорово! — еле дыша, бормотала Мейбл. — Ты только посмотри на мою ногу — какая она белая! Я думала, что быть статуей очень неловко, а на самом деле это совсем легко!

— Бессмертные не знают, что такое «неловко» — засмеялся солнечный бог. — А сегодня ты одна из нас!

И они помчались под горку — вниз, к озеру.

— Прыгайте! — приказал он. Они прыгнули, и серебристые волны, всколыхнувшись, приняли три белые, светящиеся в ночи фигурки.

— Ой! Я плыву! — изумилась Кэт.

— И у меня получается! — ликовала Мейбл.

— Конечно, получается! — отозвался Феб. — А теперь давайте сделаем три круга вдоль берега, и махнем на главный остров.

Все трое плыли бок о бок. Феб не торопился, стараясь держаться возле детей. Мраморная одежда ничуть не мешала плыть — а вот попробуйте как-нибудь прыгнуть в обычном платьице в фонтан на Трафальгар-Сквер и там поплавать! Они плыли так красиво, так легко, так беззаботно и неутомимо, как, может быть, довелось плавать кому-нибудь из вас лишь во сне. И где еще можно было бы купаться так чудесно, как в этом озере, где даже кувшинки, поднимающиеся на длинных стеблях, ничуть не мешают пловцу, даже если этот пловец — мраморный? Высоко на чистом небосклоне поднялась луна. Плакучие ивы и кипарисы, храмы, террасы, купы деревьев, заросли кустарника и большой, темный старинный дом — все это соединилось в единую прекрасную картину.

• Предыдущая
• 41/53
• Следующая