Волшебные чары - Серова Марина Сергеевна - Страница 13
- Предыдущая
- 13/43
- Следующая
Ане было пять лет, когда Катя познакомилась в Алжире с молодым французским художником, Эженом Мари Антуаном де ла Ро, и влюбилась впервые в жизни, причем насмерть, правда, взаимно. Роман их был бурным и страстным, но само собой тайным, потому что люди в штатском бдили за своими подопечными днем и ночью. Когда оказалось, что Катя беременна, она запаниковала – будь это в Союзе, она бы сделал аборт, но в Алжире-то ей куда было податься? Вылететь на родину, чтобы потом вернуться? А если компетентные органы все узнают и не выпустят ее больше? Расстаться с Эженом для нее было страшнее смерти, и она скрывала свое положение, сколько могла, но правда все равно вылезла наружу, и ей было приказано вернуться. И она, и Эжен понимали, что больше никогда не увидятся – кто же тогда знал, что будет перестройка и советские законы рухнут, а Союз распадется? Как ни давили на Катю, но имя отца своего ребенка она так и не назвала, потому что понимала: это будет крахом не только для нее, но и для карьеры ее отца, который к тому времени был уже – несколько лет – заместителем министра. Вот и грешили, что родители ее, что компетентные органы, на кого-то из своих – то, что дочь замминистра могла связаться с иностранцем, никому и в голову не пришло. Потому-то она и заставила Эжена поклясться, что он не будет ей писать или пытаться как-то иначе с ней связаться. Так они и расстались.
В Москве Кате пришлось несладко: родители смотрели на нее волками, потому что из-за нее у отца были большие неприятности на работе, его понизили до начальника отдела, а муж процедил сквозь зубы: «Спасибо, что негритенка не нагуляла», – и подал на развод, дочь билась в истерике и кричала, что никогда не простит свою мать за то, что та оставила ее без отца, а уж о том, чтобы снова выехать за границу, речь даже не шла.
Развод был тихим – скандал никому не был нужен. Обманутый муж получил в качестве отступного большую квартиру, которую молодым подарили на свадьбу, и Катин отец настоял, чтобы Аня осталась прописана там, а Катя перебралась к родителям. Родился мальчик, которого, не мудрствуя лукаво, назвали Николаем и записали на Катиных родителей – все-таки позору меньше, но и он, и она стали в семье изгоями. Анна сразу возненавидела малыша и отравляла ему жизнь, как могла, они даже боялись, что она его просто убьет и, чтобы этого не допустить, поселили его в комнате домработницы, куда Катя и ходила кормить его. Потом, когда ее пристроили на работу – опять же, переводчицей в издательство, чтобы исключить любые контакты с иностранцами, – Николая отдали в круглосуточные ясли-сад, откуда брали только на выходные, а затем – в школу с продленкой определили. Одним словом, делали все, чтобы он как можно меньше бывал дома, потому что горячо любимая дедушкой и бабушкой Анна постоянно скандалила, убегала к отцу, который, надо признать, ее очень любил, и грозила, что уйдет к нему навсегда. Катя, у которой сердце кровью обливалось, когда она видела сына, в котором все больше и больше проявлялись черты ее любимого Эжена, под жутким давлением родителей вынуждена была пообещать дочери, что и близко к сыну подходить не будет. Она и возилась-то с ним исподтишка, когда никто их вместе не видел, кроме жалевшей ее домработницы. Вот так они с Николаем и жили.
Окончив школу, Анна пожелала учиться в театральном, хотя никаких способностей у нее не было. Красивая была – это да, потому что в мать пошла, но талантом лицедейства боженька ее обделил. Дед напрягся, но все сделал для горячо любимой внучки, которая тут же с головой окунулась в богемную жизнь и куролесила так, что небу было жарко. Еще студенткой она умудрилась два раза побывать замужем и развестись, но ей прощалось все. Потом дед и в театр ее пристроил, но выше ролей «Кушать подано» она не поднялась, что не мешало ей считать себя выдающейся артисткой и напропалую прожигать жизнь в компании таких же, как она, бездарей, считавших, что им просто не дают возможности проявить себя по-настоящему. К тому времени ее отец, и так бо?льшую часть времени проводивший за границей, – его как пострадавшую сторону (а те, кому надо, прекрасно знали истинную причину развода) запрет на выезд за границу не коснулся – женился на уроженка Ленинграда и перебрался туда, оставив квартиру дочери. Обрадованная Анна переехала в его квартиру и гуляла со своими дружками там, очень скоро превратив некогда приличное жилище в притон.
Ее безоблачная жизнь закончилась в тот момент, когда деда отправили на пенсию – не стало ни прежних денег, ни возможностей. Вытряся из деда с бабкой все, что смогла, Анна потеряла к ним всякий интерес и появлялась у них все реже и реже. Тут к власти пришел Горбачев, и в стране началось такое, чего дед вынести не смог – рушились те устои, на которые он всю жизнь молился. Первый же инфаркт стал для него последним. Жена, всю жизнь прожившая за его спиной, как за стеной, и никогда не работавшая, оставшись одна, растерялась, превратившись в сущего ребенка, и начала тихо угасать.
Катя одна ухаживала за матерью до последней минуты, потому что домработница давным-давно ушла – платить ей было нечем, а Анна, иногда забегавшая, чтобы проведать бабушку, сразу заявила, что с горшками она таскаться не будет. Катя стала переводчицей-надомницей, и хоть платили немного, но на жизнь им двоим более-менее хватало. Но вот ее мать скончалась. Похоронив ее, Катя осталась одна в этой огромной квартире. Теперь у нее была возможность оглядеться и как-то попытаться вписаться в эту новую жизнь. Она была по-прежнему очень хороша собой, но нужны были деньги, чтобы привести себя в порядок, приодеться, а потом уже искать приличную работу. И путь был только один – продать кое-что из драгоценностей матери, потому что обратиться за помощью к Николаю ей и в голову не пришло после того, как она и ее родные с ним обошлись. Тут-то и выяснилась истинная причина визитов в этот дом Анны – она уже выбрала из шкатулки все по-настоящему ценное! Такой подлости от дочери Катя никак не ожидала, но попытка выяснить отношения ни к чему не привела – дочь ее просто-напросто послала, припомнив все ее грехи. Единственное, что могла сделать Катя, – поменять замки в двери, чтобы Анна не смогла вынести все остальное: картины, антиквариат и все то крупное, что она не смогла украсть раньше, а под охраной квартира и так была. И очень вовремя она это сделала, потому что, вернувшись как-то домой, она увидела на двери нацарапанную надпись: «Сука!» А соседи сказали ей, что приходила Анна и страшно материлась, когда не смогла открыть дверь.
Но на этом злоключения Кати не закончились, потому что через несколько дней у этой самой двери ее встретили два полупьяных мужика самого непотребного вида и, угрожая ножом, потребовали отдать им ключи. Катя начала звать на помощь. Соседи, знавшие ее всю жизнь, не побоялись выйти, а поскольку сосед вышел не с пустыми руками, а с пусть и охотничьим, но ружьем, мужиков тех как ветром сдуло. С Катей же, которая прекрасно поняла, что подослала этих мужиков Анна, случился инсульт. Соседи отнесли ее к себе в квартиру и вызвали «Скорую». Физическое состояние Кати не было таким уж страшным – речь сохранилась, но вот моральное! Единственное, что Катя тогда могла сделать, – это оставить ключи соседям с просьбой: ни в коем случае не отдавать их Анне и вызвать милицию, если кто-то попытается взломать дверь.
У Анны хватило наглости явиться в больницу и потребовать у матери ключи. Получив отказ, она отправилась к лечащему врачу и, изобразив скорбь и заботу, попросила ключи у него, чтобы принести матери все необходимое. Узнав же, что в вещах матери ключей нет, она ушла и больше не появлялась, а только по телефону справлялась о ее состоянии. Когда же подошло время Кате выписываться, Анна забрала ее и повезла прямо на вокзал, погрузила в поезд и злорадно сообщила: «Уж теперь-то, когда тебя в Москве не будет, я до всего добра доберусь! А за тобой пусть ухаживает твой ублюдок и его уродина-жена!» Что Катя могла сделать? Звать на помощь? А от кого ее должны были спасать? От родной дочери? Которая тут же объяснила бы, что не на помойку мать везет, а к родному своему брату, потому что сама за ней ухаживать не может. И Катя смирилась. Жизнь рисовалась ей исключительно в черных красках, будущее казалось беспросветным. Она никак не ожидала, что в доме преданного ею сына о ней будут заботиться как о действительно родной матери, и чувство вины буквально сжигало ее изнутри. Ей до того было стыдно смотреть в глаза заботившимся о ней людям, что хотелось умереть…
- Предыдущая
- 13/43
- Следующая
