Наследник царских кровей - Серова Марина Сергеевна - Страница 22

• Предыдущая
• 22/47
• Следующая

– Никита, я ненадолго, только с лечащим врачом переговорю.

– Хорошо, – кивнул мальчишка. – Я тут побуду.

– И никуда, лады?

– Ок.

Чуть дальше по коридору находилось уютное фойе, заставленное цветами в горшках и огромных кадушках. В центре находился допотопный телевизор и небольшой продавленный диванчик напротив. Такая зона отдыха, организованная персоналом для больных и посетителей.

– Петр Семенович, вы не будете возражать, если мы здесь поговорим? – махнула я в сторону диванчика.

– Конечно, здесь довольно удобно. Но мне требуется прояснить кое-что.

– Вся во внимании. – Я устроилась таким образом, чтобы не терять из виду больничный коридор. Это самая удачная позиция – ведь я должна держать Никиту в поле зрения. И мне не хотелось, чтобы он слышал наш разговор с врачом, мало ли что тот поведает о состоянии здоровья Николая.

– В первую очередь я должен прояснить, кем вы, Евгения, не знаю отчества…

– Можно просто Женя.

– Спасибо, так кем вы являетесь Николаю Алмазову, не совсем понял. Степень родства, я имею в виду.

– Никем, – легко бросила я, решив не обременять себя ненужной ложью.

– О, в таком случае ничем не могу помочь. Обсуждать состояние больного я могу только с близкими родственниками старше шестнадцати лет. Или с официальным опекуном несовершеннолетнего ребенка.

– Я, конечно, не опекун, но как раз являюсь официальным представителем Никиты Алмазова.

– На основании чего?

– Вот этой бумаги, – я протянула врачу составленный накануне договор о предоставлении охранных услуг. Умница Никита заранее прописал в нем пункт, позволяющий Евгении Охотниковой получить доступ к любого рода информации о состоянии здоровья Николая Алмазова. Даже к той, которую врач счел бы конфиденциальной.

– Что ж, – пробормотал Петр Семенович, возвращая мне бумагу, – у вас довольно широкие полномочия.

– Да. Так что я хочу поговорить с вами о здоровье Николая. И о травмах, повлекших смерть Марины Алмазовой. Еще мне хочется попросить вашего разрешения опросить персонал.

– Начинается, – доктор рассерженно хлопнул рукой по валику дивана, – всегда и во всем виноваты врачи. Да будет вам известно, родственники или представители каждого третьего умершего в больнице пациента забрасывают жалобами главврача больницы.

– Что вы говорите?

– Да, особо продвинутые одновременно штурмуют прокуратуру.

– Иски предъявляют?

– Да, портят кровь докторам, а мы, между прочим, спасаем жизни людей. Каждая смена – это стресс. Персонал работает в критических условиях, за мизерную зарплату.

– Это народ насмотрелся современных импортных сериалов про больницу, – усмехнулась я. – Cамое любимое национальное развлечение, к примеру, американцев вовсе не бейсбол, как думают многие. Они постоянно судятся друг с другом, по любому поводу.

– Вам легко иронизировать. Знаете, сколько полезного рабочего времени тратится на отписки и разбирательства с жалобщиками?

– Насколько я знаю, на практике очень трудно доказать врачебную ошибку. Думаю, основная часть жалоб не представляет серьезной угрозы и действительно только портит нервы и мешает работать. Но я расследую обстоятельства покушения на семью Алмазовых. Никита Алмазов не собирался обвинять врачей в смерти матери и теперешнем состоянии отца. Уверена, вы сделали все, что могли, чтобы спасти их обоих.

– О, если так, то я в вашем полном распоряжении, помогу по мере сил, предоставлю всю имеющуюся информацию. С чего начнем?

– С состояния Николая Алмазова.

– Да. Как ни странно, состояние средней тяжести. Николай был за рулем автомобиля, чисто теоретически при подобных авариях водитель травмируется намного меньше своих пассажиров, особенно сидящих на переднем сиденье.

– С точки зрения статистики переднее пассажирское сиденье самое опасное место во всем автомобиле, – подтвердила я.

– Совершенно верно. У Николая перелом двух ребер, перелом позвоночника и травма головы. Самые большие опасения, разумеется, вызывает то, что в данный момент пациент находится в коме.

– Разве кома – это не защитная реакция организма?

– Да. Своего рода. Медики сами, в случае надобности, погружают пациента в состояние, называющееся «медицинская кома». Разница в том, что из медицинской комы мы можем вывести пациента, когда минует опасность, а в данном случае прогнозировать что-либо невозможно.

– То есть он может находиться в этом состоянии…

– Сколь угодно долго. Месяцы, даже годы.

– О, я очень прошу не упоминать пока об этом при Никите.

Петр Семенович удивленно приподнял бровь:

– Боюсь, не понимаю вас.

– Мальчик недавно мать потерял, это сильный удар. И если он спросит у вас, как скоро очнется его отец, ограничьтесь, пожалуйста, общими фразами.

– Хорошо. Продолжим?

– Да, конечно. Марина Алмазова…

– Она получила травмы, не совместимые с жизнью. Переломы, травма головы, разрывы внутренних органов. Скончалась, не приходя в сознание, на подъезде к больнице. Если нужна более точная информация, обращайтесь к врачам «Скорой помощи». Какая бригада дежурила в тот день и была направлена по вызову, вы можете уточнить в регистратуре «Скорой помощи». Их корпус находится рядом с нашим, ближе к гаражам.

В этот момент у меня мелькнула мысль, которая раньше ускользала.

– Петр Семенович, пациенты были в сознании, когда приехала «Скорая помощь»?

– Не думаю, характер травм позволяет предположить, что нет. А почему вы спросили?

– Авария произошла на трассе, в это время почти безлюдной. Кто же позвонил в «Скорую» и ГИБДД?

– Насколько я знаю, в «Скорой помощи» звонки фиксируются на пленку, у гибэдэдэшников, наверно, тоже.

– Да, вы правы, без сомнения, фиксируется.

– Тогда нужно навести справки в этих двух службах.

– Что ж, спасибо за помощь. Вы нам с Никитой выпишете пропуск для посещений?

– Я отмечу в журнале, будете обращаться в бюро пропусков при каждом визите.

– Хорошо. А позвольте, еще задержу вас на минуту, – торопливо заговорила я, так как доктор уже поднялся со своего места, собираясь уходить. – У вас строгая пропускная система? Больного никто не пытался навестить?

– Не могу ответить точно, уточните в бюро пропусков. Я не давал распоряжения выписать кому-либо пропуск. Но подобные полномочия есть у любого врача.

– Как это обычно происходит?

– Если визиты разрешены лечащим врачом, он или медсестра отмечает фамилию пациента и номер палаты в специальном журнале. На основании этой отметки бюро пропусков выдает пропуск, и посетители предъявляют его охраннику на входе. Система простая и действенная. А сейчас, прошу прощения, вынужден вас покинуть, работа.

– Конечно. До свидания.

– Да. До встречи.

Все время, что я говорила с врачом, Никита мерил неуклюжими шагами коридор возле реанимационной палаты, ожидая, когда медсестры разрешат ему зайти. Он был необычно бледен и все время теребил пальцами рыжие вихры. Я подошла поближе, ободряя, обняла мальчишку за плечи.

– Ну что, они там еще долго провозятся? Не спрашивал?

– Спрашивал, конечно, скоро заканчивают. И сразу мы можем зайти, медсестра так сказала.

– Ждать – самое противное, да?

– Точно. Женя, я тут подслушал кусок разговора медсестры с санитаркой.

– Да. Что-то интересное?

– Странное скорее. Они между собой отца называют «счастливчик».

– И это плохо?

– Тон такой странный: язвительный, ироничный, что ли. Не уверен, что могу точнее объяснить, но что-то здесь не так.

– Никита, не расстраивайся заранее. Он там может быть не один, и говорить медсестры могли о другом пациенте.

– Я спрашивал – отец там один. Ошибки быть не может.

– Значит, на то есть свои причины, и мы все разузнаем. Петр Семенович официально разрешил мне опросить персонал.

– Здорово! Обычно доктора такого не любят.

– Да, учись, пока я рядом, – легкомысленно хихикнула я.

– Будет сделано! – бодро отрапортовал мальчишка.

• Предыдущая
• 22/47
• Следующая