Давай поженимся - Апдайк Джон - Страница 37
- Предыдущая
- 37/66
- Следующая
Ричард вошел и объявил дежурному за столиком:
– Я явился забрать вашу арестантку.
– Мистер Конант? – без улыбки спросил полицейский.
– Матиас, – сказал Ричард. – Временный заместитель. Как она?
– Она на редкость удачливая молодая дама, – сообщил ему полицейский. А Руфи сказал:
– Аварийка осмотрела вашу машину, они говорят, что вы больше не сможете на ней ездить. Вы ее угробили.
Ричард попытался в тон полицейскому настроиться на серьезный лад и спросил:
– Не отвезти ли ее к доктору?
– Я на вашем месте так бы и сделал.
– Не говорите ерунды, – возмутилась Руфь, видимо, от того, что полицейский переметнулся на другую сторону. Его царственное спокойствие превратилось в назидательную глупость; он протянул ей протокол об аварии. “Приблизительно в 1.45 дня… темно-синий “универсал” с четырьмя дверцами марки “форд”, который вела миссис Джеральд Конант из… со скоростью 35 миль в час… на первый взгляд, получила лишь незначительные царапины… машина разбита”. Почерк был небрежный. Руфь подписала бумагу и вышла с Ричардом. Она уже забыла, что он намного крупнее Джерри. К собственному удивлению, она взяла его под руку.
– Что с тобой? – спросил он, садясь за руль своего любимого старенького “мерседеса”. Забыла Руфь и эту его жалостную голову трусливого льва, и то, как западает у него верхняя губа и как выпирает нижняя.
– А что? – С горлом у Руфи происходило что-то странное: его словно затянуло серебряной паутиной, как и глазные впадины, и виски, и все пустоты ее черепной коробки.
Рот у Ричарда нетерпеливо дернулся.
– Тебе, видно, моча в голову ударила, Руфи-детка.
– Авария могла случиться с кем угодно. Дорога…
– Плевал я на аварию. Ты все лето в сплошной истерике. Ведешь себя, как затравленная во время охоты на ведьм. Джерри, что, снова тебя донимает, потому что ты не можешь прогнать огородное чучело, которого он боится?
– Нет, Джерри теперь почти не говорит о смерти.
– Значит, в доме тишь да гладь.
– Не совсем. А в твоем?
Он не понял намека. Бельмо на его глазу казалось в профиль нашлепкой.
– О'кей, – мрачно сказал он. – Не хочешь говорить – не надо. Пошла ты…
– Я хочу говорить, Ричард. Но…
– Но вдруг до жены того, другого, дойдет, если ты проболтаешься мне, так?
– Чьей жены? Какого другого?
– Невесты, дамы сердца, временной подружки, femme[20], или кем там она еще приходится моему преемнику. Снова решила поиграть в эту игру – кирикет? Ну, а счастливый пес – это Дэвид Коллинз? Он выглядит таким бодрячком на волли-болли. Господи, Руфи, когда же ты, наконец, отчалишь и сменишь этого своего психопата-кровососа, этого полумужика, с которым ты связалась? Ты же сжираешь себя по кусочкам. Идешь по протоптанной старым графом Ма-зохом дорожке – ать-два-три.
– Ну и занесло тебя, Ричард. Я, конечно, польщена, но все это ты напридумывал – никакого романа у меня нет. И я не считаю Джерри полумужиком. Может, я сама полубаба.
– Ты – баба на все сто пятьдесят, если память мне не изменяет. Ну, ладно, о'кей. Я – тронутый. Тупоголовый болван. Черт со мной. Но и черт с тобой. Что я тебе – таксист, которого вызывают раз в год?
– Куда ты едешь?
Он вез ее за город, в лес, к комариной дорожке, к пруду, над которым, застыв, стоял так ничего и не выловивший рыболов. Паутина в голове у Руфи прорвалась, и она заплакала – слезы потекли стремительным потоком, ее трясло, хотелось кричать. Ей все виделись те деревья, проплывавшие мимо. Слезы вперемежку со словами текли и текли.
– Нет, вези меня домой. Привези в мой дом и оставь. Я же об этом тебя просила, ты же обещал, не хочу я объятий, не хочу душещипательных разговоров, я хочу, Ричард, домой и хочу умереть. Прошу тебя. Извини. Я не могу. Ты так прав и так не прав, это меня просто убивает. В самом деле убивает. Ты – единственный, с кем я могла бы говорить, и ты самый неподходящий для этого человек. Прости меня. Мне это нравилось. Право, нравилось. Дело не в тебе. Ты мне нравишься, Ричард. Не надувай так глупо и обиженно губы. Дело не в тебе. Просто – так вышло!
– Успокойся, успокойся, – говорил он, перепугавшись, стараясь развернуться на узкой аллее, где кто-то разрисовал камни, а на лужайке посадил семейство пластмассовых уток.
– Не могу я начать все сначала, не могу я вернуться к тому, что между нами было, пойми. И прости меня за то, что я тебя вызвала: я не подумала. Надо было мне позвонить Линде. С тобой мне было так славно. Ты почему-то черт-те какой славный. Чудесный.
– Держись фактов, – сказал он, корча гримасу от усилий, которых требовало от него управление машиной. – Я уже все понял.
– Ничего ты не понял, – сказала ему Руфь. – Это-то меня и убивает.
Он высадил ее под вязом.
– Ты уверена, что тебе не нужен врач? Ведь и до сотрясения мозга недолго.
Стоя у машины, она просунула голову внутрь и поцеловала его в губы. Он хорошо целовался – крепко, но не так жадно, как Джерри. Слезы у Руфи высохли, голова стала яснее.
– Ты действительно славный, – сказала она Ричарду и, поддавшись своей излишней любви к правде, добавила:
– Как ни странно.
– Ну и ну, – сказал он. – Спасибо. Так вот: я в твоем распоряжении. Позвони, когда у тебя в следующий раз произойдет авария.
– Ты узнаешь первым, – сказала она ему.
Номер освободился: она поймала Джерри на работе и рассказала ему об аварии, в легких тонах обрисовав случившееся. Он вернулся домой на полчаса раньше обычного: ему хотелось до ужина посмотреть на то, что осталось от автомобиля. Он повез ее по Садовой дороге; камни на обочине, навесы над дверьми, лужайки, дети, деревья мелькали и сливались от скорости, и Руфь взмолилась:
– Не надо так гнать.
– Я делаю всего тридцать миль.
– А кажется, что быстрее.
– Хочешь сама сесть за руль?
– Нет, спасибо.
– Я спросил вообще. Как ты считаешь, ты не потеряла уверенности в себе?
– Не думаю. И все же мне как-то дико снова сидеть в машине.
– Каким образом ты добралась от полицейского участка до дома?
– Полисмен подвез.
– А как насчет доктора? У тебя внутри все в порядке? Тебя сильно болтало?
– Я съехала как-то очень гладко и легко. Только от испуга не нажала на тормоз. Мне это в голову не пришло.
– А куда ты вообще ехала?
Она описала свое смятение, панику, как у него был бесконечно занят телефон, как она искала женщин, которые могли бы посидеть с детьми, как проехала мимо дороги к Салли и как в испуге повернула назад. Ричарда она опустила. Она снова принялась рассказывать – в строгой последовательности, точно просматривая кадры киноленты: автомобиль занесло в одну сторону, потом в другую, стена, застывшие деревья, райская красота и интенсивная зелень мокрого леса, когда она вылезла из остановившейся, окутанной дымом машины. Она снова и снова прокручивала эту киноленту, и с каждым разом все гуще становились краски, а сейчас они призрачно слились с реальностью, словно она прокрутила ленту назад и начало соединилось с концом, когда они с Джерри подъехали к месту происшествия с другой стороны. Он остановил машину на обочине, вышел и направился через дорогу. Она сказала, что не хочет смотреть: посидит в машине. Он поднял брови, и она тотчас изменила решение. Он ждет от нее здравых поступков. Они вместе пересекли асфальт. Это следы ее шин? Трудно сказать – их так много. А вот здесь, где две прерванные колеи врезались в мягкую землю обочины и с полдюжины камней осыпалось со стены, – здесь она скатилась вниз. Со ствола гикори, довольно высоко, была содрана кора, а чуть подальше пригнулся к земле ободранный молоденький кленок. Машина налетела на него, попыталась взобраться и прижала к земле. Воспоминания Руфи о плавном спуске вниз никак не вязались с этими жестокими ранами. В роще и другие деревья были ободраны, а колеи от колес выглядели следами гигантских пальцев, соскребших с мягкой почвы палую листву и молодой папоротник. Джерри был поражен тем, что машина проехала такой большой кусок между деревьями и остановилась сама собой, не выдержав сражения с грязью и лесной порослью.
20
жена (франц.)
- Предыдущая
- 37/66
- Следующая