Двое с лицами малолетних преступников (сборник) - Приемыхов Валерий Михайлович - Страница 16

• Предыдущая
• 16/43
• Следующая

Выложили мы перед ней марки и начинаем с упоением рассказывать. Лично у меня такого уж восторга не было, но Винта было не узнать. Другой человек. Когда это его марки так пронять сумели?

— Почта существует с древнейших времен, — тарахтел Винт. — Еще древние ассиро-вавилонцы отправляли друг другу письма на глиняных дощечках.

— Вроде как кирпичики — плоские… — вставил я.

— Так вот, — перебил Винт, — марка была изобретена в Англии в прошлом веке. Что такое марка? Знак почтовой оплаты? Не только. Каждая марка — миниатюра, посвященная событию, какому-нибудь лицу или просто чему-нибудь…

Сколько красоты заложено в каждой миниатюре, любовно выполненной художником!

— Марки бывают круглые, — пытаюсь я напомнить о себе.

Винт слова не дает сказать:

— Квадратные, ромбические, треугольные, овальные… Но не меньшее значение имеет форма зубчиков, она бывает трапециевидная, круглая… Называется перфорация… Что такое собирать марки? Это значит все знать про то, что изображено на ней, когда ее выпустили, когда ее погасили.

— Гашением называется, — уже кричу я, — когда ставят штемпель с датой.

— Бывают марки специального гашения, первого дня. То есть в ознаменование какого-то события гасится сразу много марок…

— Мы решили собирать…

— Мы собираем цветы. Флору, говоря по-русски.

— Но не просто цветы…

— Громадное значение имеет тема, — накрывает меня Винт. — У нас она называется «Цветы в легендах и мифах разных стран и народов». Что это? — показывает он хозяйке марку.

— Роза, — говорит она.

— Ха-ха! — заорал Винт. — Мы тоже так думали, а теперь — нет. «Суброза диктум!» — сказано под розой или, по секрету, роза — символ молчания. Но с другой стороны, этот цветок — символ любви. Все богини ходили с розами…

— Замечательно! — сказала Элла. — Не ожидала от вас такого, Виталий.

Меня нету. Винт полыхает от радости. Мне все не нравится.

Потом мы обедали. Хотя лучше сидеть голодным или питаться водой с хлебом. Сидим мы с Винтом за большим столом, на километр друг от друга. Посуды перед нами больше, чем в нашем хозяйственном магазине, перед каждым салфетка стоит торчком. Представьте себе, эта волчица Эллочка успела переодеться. Одежный магазин у нее, что ли? Вместо фартука с петухами на ней появилось розовое платье, на шее бусы в два ряда.

— Прошу, — говорит она и себе на грудь вешает салфетку.

Винт на меня косится, я вроде не замечаю. Он тоже салфетку на грудь пристраивает, правда, локтем смахнул стакан со стола, хорошо, стакан крепкий, не разбился. Я салфетку по боку, начинаю есть просто так, без всяких ужимок.

— Попробуйте этот салат, пожалуйста, — говорит Элла, подкладывает мне и Винту.

Цирк!

— Спасибо, — говорит воспитанный Винт, а я молчком. Стукнула дверь, пришел ее отец. Высокий, худой, в железнодорожной форме. Хороший, умный человек. Даже не верилось, что он большой начальник.

— Опаздываешь, папа, — строго говорит Элла. Думал я, он ее сейчас приструнит, чтоб знала, как со взрослыми разговаривать. Ничего подобного.

— Извини, пожалуйста, — говорит он.

— Это мои друзья, — представляет Элла, — Сева и Виталий. Очень хорошие ребята.

Он по-взрослому пожал каждому из нас руку и повторил два раза:

— Александр Петрович. Очень приятно. Очень рад. Есть расхотелось совсем. Я увидел, как Винт орудует ножом, подумал, сейчас тарелку разрежет пополам вместе с мясом, но вместо этого он опрокинул на себя хитрую штучку с соусом. Все в жмурки играют, никто ничего не замечает. Мол, лейте на себя соус на здоровье, если вы такие болваны, мы вас прощаем.

— Эта соусница вообще такая коварная, — сказала Элла, — да, папа?

Александр Петрович согласился. Винт вытирал штаны салфеткой, а я, пока никто не видит, затолкал сразу весь кусок мяса в рот. Вот ведь несчастье — торчит у меня кусок поперек горла, ни туда, ни сюда.

— Папа, — говорит Элла, — налей Севе водички. Заметила, оказывается. Выпил я водичку, кусок, слава богу, провалился в желудок.

— Очень вкусно, — сказал Александр Петрович, — ты стала готовить лучше, чем твоя мама.

— Папа, — строго сказала Элла, — мама готовила лучше всех.

— Конечно, конечно, — заторопился Александр Петрович.

Видимо, ее даже родной отец побаивался и никогда ей не перечил.

— Моя мама умерла два года тому назад, — просто сказала Элла. — Она была очень хорошей хозяйкой… Кому кофе, кому чай?

— Рекомендую кофе, — сказал папа. — Элла большой мастер.

— Можно, я тоже кофе, — попросила Элла жалобно.

Впервые я услышал от нее жалобные слова.

— Пожалуйста, папа!

У них вышла размолвка. Отец не разрешал ей пить кофе, ей было вредно, но очень хотелось. Мы не придали никакого значения их разговору.

— Папа боится за мое здоровье, — печально сказала Элла.

— Понимаете… — начал папа, но она перебила его обычным своим железным тоном:

— Мальчики, пока я готовлю, расскажут тебе про свое хобби. Они — филателисты.

Винт меня не признает, берет все на себя:

— Раньше мы про марки и знать не знали, а теперь жить без них не можем! Кажется, что такое марка — клочок бумаги! Нет! Это целый мир. Мы, например, собираем флору. Цветы. Раньше мы и цветы не любили. Теперь — другое отношение, мы все про них знаем, и нам цветы стали нравиться. Пожалуйста… Это лотос — символ чистоты. Почему? Потому что, хоть лотосы и растут в болоте, грязь к ним не пристает. Лилия — королевский цветок. Три лилии на знамени Франции нарисовал Людовик, отправляясь во второй крестовый поход. Гиацинт — символ гордости. Мак означает сон. Есть такой бог сна Морфей. Или астра — кажется, что в ней такого уж замечательного? Однако это как бы пылинки звезд. Если ночью хорошо прислушаться, слышно, что астры шелестят — они шепчутся со звездами…

Элла поставила поднос с чаем и кофе и захлопала в ладоши. Отец тоже восхитился, он не ожидал, как интересно иметь дело с марками. За то, что мы такие молодцы, Элла сделала нам подарок — карту области. Такую же нам показывал Валентин Дмитриевич. Карты было две — мне и Винту. Не скрою, мне подарок понравился, но на Винта смотреть не хотелось, покупали человека на глазах. Я решил уйти без чая, придумал, вроде меня дома в магазин послали, думал, Винт встряхнется. Ничего подобного — пьет кофе из маленькой чашечки, мизинчик отставил, продажная душа. Эльвира меня проводила до дверей.

На следующий день лежу я на этой замечательной карте на полу, смотрю на реку, озера, леса и тоскую. Впервые в жизни у нас с Винтом пошли нелады.

Слышу, бабушка шаркает.

— Опять двойку получил? — Погладила меня по плечу. — Не горюй, не всем умными быть.

— Что ж я — дурак?

— Свой дурак дороже чужого умника.

Успокоила, называется. Я спросил у бабушки: бывало у нее, чтоб с самым лучшим другом расходиться?

— Было, — говорит бабушка.

— У вас, наверно, разные интересы появились?

— Наоборот, — вздыхает бабушка. — Помню, влюбилась я в одного там Павлика, а он моей подруге понравился. Увела, чертовка!

— Ну, баб, у тебя примеры!

Слышу — звонят в дверь. Чувствую, Винт, мой закадычный дружище в прошлом. В чистой рубашке, ботинки блестят, смотреть противно.

— Че это ты вырядился? — спрашиваю.

Совесть еще осталась — краснеет.

— Так как же… надо к Эльвире идти.

— Что это ты ее так красиво называешь?

Винт отмолчался, положил на колени этот несчастный кляссер.

— Я, — говорит, — книжку про филателию до конца прочитал. Много интересного. Например, на острове Борнео была выпущена марка самой необычной формы — в виде границ этого острова.

— Плевать я на марку хотел и на этот остров! — говорю я напрямик. — Я рад, Винт, что ты нашел себе интерес в жизни, поздравляю тебя. Только нам не по пути. Я вчера притворялся, что мне марки нравятся. А уж мучиться из-за них, ночей не спать, извини пожалуйста!

• Предыдущая
• 16/43
• Следующая