Двое с лицами малолетних преступников (сборник) - Приемыхов Валерий Михайлович - Страница 13

• Предыдущая
• 13/43
• Следующая

— Ты не смотри! — говорю. — Тебя никто не заставляет!

Я бы всех переспорил, но Винт неожиданно скис:

— Айда! Мы ж с тобой давно пересесть хотели.

Никуда мы пересаживаться не хотели. У нас хорошие места — далеко от учительницы и рядом с дверями.

— Совсем с ума сошел! — говорю я. — Куда мы сядем?

— Первая парта свободна, — предлагает Фуртичева.

— Сама там сиди! Как я Винту диктант проверю?

— Диктант не сегодня, — промямлил Симакин.

Винт махнул рукой:

— Ладно, сам напишу.

Ни за что он диктант не напишет. И помочь я ему не смогу, если учительница у нас на голове сидеть будет.

Идем за первую парту, а новенькая нас совсем доконать хочет:

— Давайте я вам мешок постираю.

Наши захихикали, вроде смешно.

— Ничего, — отвечаю, — сами постираем, если надо. Пока руки-ноги у самих есть.

— Я серьезно, — говорит она.

На фиг ты нужна со своим серьезным.

Тут учительница русского языка пришла, начался урок. Как я и ожидал — диктант. Последний в этом году, последняя возможность для Винта получить годовую тройку. Я посмотрел на Симакина, он отвернулся. И с этими людьми я проучился пять лет!

Начали. Сидит учительница перед нами на расстоянии вытянутой руки, и, может, не хочется ей на нас смотреть, а никуда не денешься. Вот они — мы с Винтом перед ней.

— «После обеда никто и ничто не могло отклонить Обломова от лежания…»

Покосился я в сторону тетради Винта — он со страху написал правильно.

— Кухтин! Смотри в свою тетрадь! — тут же говорит учительница. — Следующее предложение: «Безденежье меня приковало к ненавистной мне деревне».

«Бисденежье» — выводит Винт. Качаю головой. Он поправляет курам на смех: «бисденижие». Атас полный.

— Кухтин! — говорит учительница. — Ты почему головой мотаешь?

— Задумался. Повторите, пожалуйста.

Учительница повторяет, а я потихоньку Винту свою тетрадь подвигаю, чтоб он списал правильно. Винт уже и не смотрит. Плюнул на это дело.

— «Под праздник угорел со всей семьею Пров…» — диктует учительница.

Я нарочно пишу: «Пад празднек угарел са всей симьею Пров». Не оставаться же Винту в одиночестве.

Вышли мы после диктанта. Винт меня успокаивает:

— Ты только не волнуйся, Кухня!

Меня действительно от злости колотит. Передушил бы всех. Первым попался нам Симакин.

— Ну что, голубчик, — говорю, — достукались?

Симакин дурака из себя корчит:

— Что?

— Ничего — желтые ботинки! — говорю. — Как ты теперь новому классному руководителю в глаза смотреть будешь, а?! Две двойки за диктант обеспечены. Значит, двое на осень есть! Где ваш коллектив?! Куда делась команда?

— У тебя же хорошо по русскому, — говорит староста Симакин.

Он думал, я Винта в беде брошу. Винт будет все лето этот русский язык изучать, а я загорать спокойно. Не на таких напали. Пусть они что хотят делают, а я двойку получу, как и Винт. Правда глаза колет, как говорит бабушка. Нечего Симакину ответить. Стоит, краснеет.

Следующей была Лидочка-тихоня.

— Привет, предательница! — кричу я.

— Не волнуйся, Сева! — Винт меня успокоить пытается.

— Я тебе еще записки писал с объяснениями в любви, помнишь? — говорю ей. — Эх, ты! Почему вы все нас предали? Говори, а то хуже будет. Почему ты, почему Симакин, почему Зойка?

— Из-за принципа, — говорит она дохлым голосом.

— Это ты бабушке своей расскажи! А нам правду давай!

Язык не поворачивается пересказывать ту правду. Наши одноклассники вчера ходили в гости к Эльвире. Эта приезжая оказалась доброй, умной, красивой, отзывчивой, настоящим другом, веселой и интеллигентной. Но главное!.. Слушайте дальше!

— Она Зойке юбку подарила, например, — ни живая ни мертвая отвечает Лидочка-тихоня, которой я в прошлом году записки писал.

— А тебе что подарила? — говорит Винт.

— Мы вас искали… думали, вы с нами пойдете…

— Короче! — кричу я.

— Она мне подарила стихи Ахматовой.

— Понятно.

— Больше ничего не скажу, — готовится зареветь Лида.

— Симакину марки подарила?

— Мы не из-за этого, — плачет Лидочка. — Она действительно очень хорошая…

Следующий урок — математика нашего нового классного Валентина Дмитриевича. Мы ни с кем не разговариваем. Идет Зойка в новой юбке.

— Не жмет? — спрашиваю.

Она плечом дернула, не понимает вроде, о чем речь. Пришел Валентин Дмитриевич, полистал журнал и сразу за меня взялся. Все сговорились, что ли!

— Да, Кухтин, судя по отметкам, ты не великий математик Ландау.

— Ничего, — говорю, — мне и Кухтиным нравится жить.

Шутки по боку. Он ставит меня к доске и задает задачу: в контору привезли стулья, расставили по три в каждую комнату, посмотрели — трех не хватает, поставили по два, тогда два оказались лишние. Сколько было комнат и сколько стульев?

— По три — трех не хватает, по два — два лишних, — повторяю я условие. — Вслух решать?

Ни вслух, ни про себя мне эти стулья-комнаты не отгадать никогда, если Винт не подскажет.

— Про себя, — говорит Валентин Дмитриевич и к Винту: — Ты что пишешь?

Винт, естественно, решал мою задачу, у него это ловко получается. Дар такой, от природы. Но Валентин Дмитриевич начинает его пытать:

— Ты получил двойку за диктант.

— Уже проверили? — удивился Винт. — Только вчера писали.

Я с задачей сражаюсь — ничего не выходит. Симакин на пальцах показывает: пять. А чего пять? Комнат?

— Объясни, — просит классный Винта. — Я понимаю, когда человеку не дается какой-то один предмет. Но вот ты первые две четверти не успевал по географии, а вторые две не успеваешь по русскому. В прошлом году тебе какой предмет не давался?

— Не помню, — отвечает Винт, а сам смотрит, что я там у доски с цифрами вытворяю. Покачал головой и буркнул вроде про себя, а на самом деле мой ответ на задачу: — Двенадцать…

— Ты меня слышишь? — спрашивает Валентин Дмитриевич.

— Я подтянусь, — говорит Винт.

Валентин Дмитриевич посадил его, повернулся ко мне. Я живо все цифирки стер и отбарабанил:

— Стульев было двенадцать, а комнат пять.

— Расскажи, как решил.

Я ничего рассказывать не стал, потому что не мог.

— С вами все ясно, гражданин, — говорит Валентин Дмитриевич, видно, разозлили мы его. — Ты в курсе, что у тебя, как и у Елхова, тоже двойка за диктант?

— В курсе, — пробормотал я.

— Откуда?

— Вы ж сами сказали, — пытаюсь вывернуться.

— Кто из вас обещал помогать другому по русскому?

— Я.

— По математике?

— Я должен помогать ему, — говорит Винт.

— Можешь решить задачу про стулья?

Винт не хотел, чтоб я выглядел тупее его и сказал — не может.

— Староста, — говорит классный, — после уроков будем разбирать этих двух друзей. Надо принимать какое-то решение. Это решение примете вы сами, а я с ним полностью соглашусь. Кухтин — двойка. Садись.

Я уже шел на место, он спросил:

— По какому предмету ты в первых двух четвертях не успевал?

— По географии, кажется, — сказал я.

— Как и твой товарищ Елхов?

— У нас настроение плохое последнее время, — не выдержал я, — испортили нам настроение в эти два дня…

— Переходим к теме урока, — говорит Валентин Дмитриевич, в нашу сторону не смотрит. Обиделся.

Кончились уроки. Ничего в жизни так не хотелось, как поесть и побегать с ребятами по улице. Симакин выходит на учительское место, Валентин Дмитриевич садится на заднюю парту, и поехали:

— Собрание класса по поводу двоек Кухтина и Елхова считаю открытым. Кто выступит?

Выступать никому не интересно. Сидим одну минуту, другую.

— Господи, как перед Валентином Дмитриевичем неудобно! — вздохнула Фуртичева.

Валентин Дмитриевич молчал, писал что-то, головы не поднимал. Посидели еще немного.

— Я отказываюсь от должности старосты! — вдруг брякнул Симакин.

— А кто вместо тебя? — спросил Низамов.

Надо было с этим кончать, и я выступил:

• Предыдущая
• 13/43
• Следующая